Страсти вокруг часовни: от раскола к единоверию

Предать отлучению

    В энциклопедии сказано, что с принятием христианства в его православной форме религией была пронизана вся русская культура: с молитвой пробуждались ото сна, работали, садились за стол и даже умирали с именем Бога на устах. И не может быть историй государства нашего без истории Русской Православной церкви. Вот и в 275-летней истории Нижнего Тагила и округа в целом живой интерес вызывает развитие в нашем крае православия, старообрядчества и единоверия.

    Старообрядчество началось с реформ патриарха Никона (1605-1681). Они заключились в исправлении старопечатных книг и приведении некоторых церковных обрядов в соответствие с традициями греческой церкви. Историк В.О. Ключевский писал, что с давних пор на Руси сложилась беспредельная вера в книгу, "церковные обряды, завещанные местной стариной, получили значение неприкосновеннейшей и неизменной святыни".

    Многие русские люди, состоявшие в православии, поняли, что в своих предначертаниях Никон стремится к разрушению канонических обрядов, и энергично восстали против этих нововведений. Вместо трудной, терпеливой работы по разъяснению церковных реформ царь Алексей Михайлович и Никон пошли на принудительные меры. Так, Собор русских иерархов в апреле 1656 года постановил предать отлучению от церкви всех крестящихся двухперстно, т.е. По-старому. А Собор 1666-1667 годов всех, кто не признавал новых уложений, назвал раскольниками, еретиками и принял решение: "Если кто не послушает нашего повеления и начнет противиться нам, мы такого противника предадим проклятию..."

    Государственный указ 1685 года предписывал жечь староверов, бить кнутом и казнить смертью. От такой безысходности старообрядцы стали покидать насиженные места и уходить в отдаленные, безлюдные районы и глубинки России, в нижегородские леса, на Керженец, в Стародубье, на остров Ветку, который находился на реке Сож, стали проникать на Урал и в Сибирь.

    В конце XVII века старообрядцы появились в местах по речкам Висим, Шайтанка, Сулатка , Утка и в других труднодоступных уголках будущего Нижнетагильского горного округа. Сюда приносили свой уклад жизни, особую строгую мораль, не допускавшую лености, пьянства и праздных развлечений, способствовавшую активной торгово-предпринимательской деятельности. В те гонительные времена староверы не были забитыми, невежественными и консервативными людьми. В невероятно трудных условиях выживания они сумели сохранить многие памятники русской культуры в виде старопечатных книг, икон, церковной утвари. И в этом их большая заслуга. Только вот в главном они проиграли - не сохранили между собою единства, не смогли создать своей единой церкви.

    У невьянских раскольников хранилась "история", в которой сказано "о страдании и о скончании священномученика Павла" епископа Коломенского, открыто восставшего против распоряжений Никона и за это сосланного в Палеостровский монастырь. П.И. Мельников (Андрей Печерский) пишет, что к Павлу приходили многие старообрядцы с просьбой посвятить им иерея: "Как же мы сохранимся в вере отцов и дедов наших, понеже ни един архиерей подобен тебе остался? Посвяти нам епископа правоверного", - говорили они Павлу, слезно рыдая. А тот отвечал, что не может этого сделать, так как сам безвинно осужден, "есмь самому же ся отметить не повелено". И советовал обратиться к тем епископам, от которых "благодать божия по нужде за преступление до времени не отступила". А по поводу начавшихся среди старообрядцев разногласий Тобольский митрополит Игнатий сказал, что "каждый расколоучитель проповедовал свою ересь". В тон ему преосвященный Феофилакт заметил: "Что мужик, то вера, что баба, то устав".

Из рода князей Хованских

    Иметь собственного епископа было страстным желанием и у тагильских старообрядцев. На первых порах с отправлением духовных треб у них проблем не было, обходились при помощи беглопришедшего в Нижний Тагил попа Иоанна, в монашестве отца Иова. А когда он умер, то место его предложили всеми уважаемому Андрею Ивановичу Рябинину. В церковной литературе о нем сказано, что происходил он из знатного рода московских князей Хованских, из которых Иван Андреевич одно время ведал Ямским приказом, был стольником в Вязьме, Могилеве и Пскове, а с 1666 года - воеводой в Новгороде. Его обвинили в том, что будто бы он хотел уничтожить царскую семью и состоял в сговоре с бунтовавшими стрельцами. В 1682 году Ивана Андреевича с сыном Андреем казнили.

    Думается, страх за опальное прошлое близких родственников подтолкнул его семью уйти из Москвы в леса Висимской слободы на Урале. Прожив некоторое время в скитах, Андрей Иванович под фамилией Рябинина появился в Нижнем Тагиле, стал заниматься торговлей красным товаром, за которым ездил в столицу.

    Пути-дороги его пролегали через Нижегородскую губернию. А там на сухом острове "Каменный вражек" стоял скит старообрядческий Комаровский, названный так по имени старовера Комара, сюда пришедшего. В 1771 году в этих местах появились старообрядческие проповедники Игнатий Потемкин, Иона Курносый и Манефа Старая. Каждый имел на "Каменном вражке" свою обитель и прославился по-своему, Игнатий Потемкин был родственником русского государственного и военного деятеля Г.А. Потемкина (1739-1791). Иона Курносый - активный общественный деятель и писатель, мощам которого поклонялись потом старообрядцы. Кстати, на "Каменный вражек" он пришел с уральских заводов Демидовых, где жил предположительно в скитах висимских лесов. Манефа Старая, из купеческого рода Осокиных города Балахны, поддерживала постоянные контакты со старообрядческой верхушкой висимских скитов, снабжавших ее обитель маслом и рыбой.

    Как ревностный поборник старины, Рябинин в 1745 году близ келий Иова построил деревянную часовню, которая спустя четыре года сгорела. Взамен ее он строит в 1781 году каменную, с келиями для женщин-послушниц. Из многих святынь он особенно чтил Успенский собор в Москве и в своей часовне повесил икону Успенья Божьей матери, украшенную цветными камнями. По смерти своей Рябинин завещает часовню передать раскольникам, они считали большой честью стать в числе ее прихожан.

    В 1823 году в Нижнем Тагиле насчитывалось 4904 раскольника, да в Выйском заводе было 1945 человек, не считая проживавших в Черноисточинском, Лайском и других заводах округа. Часовня впоследствии становится оплотом Нижнетагильского Свято-Троицкого общества.

    Известный тагильский краевед Александр Федулович Кожевников в своих записках утверждает, что Свято-Троицкая часовня построена в 1781 году старообрядцем Рябовым. Краевед повторяет ошибку И.Я. Кривощекова, сделанную им в 1910 году в "Словаре Верхотурского уезда". Называя Рябова строителем часовни, Кривощеков ссылается на "Православный собеседник", выпускавшийся Казанской духовной академией. Но издание это строителем тагильской часовни называет не Рябова, а Рябинина!

    В первые годы XIX века наблюдалось укрепление тагильского общества старообрядцев. Рябининская часовня приобретала все большее влияние на людей, на решение не только духовных, но и мирских дел. Но это было временное благополучие.

По царской милости

    Начало ХIХ века ознаменовалось в русской православной церкви введением единоверия на правилах, установленных осенью 1800 года московским митрополитом Платоном. В этих правилах делается ссылка на государя императора, позволившего старообрядцам принимать единоверческую церковь, где они могли бы отправлять все религиозные обряды не тайно, а "как христианам подобает".

    В пояснении сказано, что староверы должны таковую царскую милость принимать с благоговением, так как единоверческая церковь не нарушает их старой веры, а укрепляет: священников они получат по их желанию, служить те будут по старым обрядам, перстосложение при молитвах разрешалось двумя пальцами, как водилось ранее. В призывах к принятию единоверия говорилось, что если старообрядцы не примут и этих правил, то "не изъявят ли тем непокорность высочайшей воле и не явно ли обнаружат жестокое и окаменелое упрямство свое?"

    Несмотря на внешне заманчивые посулы, подавляющее большинство старообрядцев оставалось на прежних своих позициях. Дело в том, что единоверческая церковь подчинялась Святейшему Синоду, который занимался борьбой с еретиками и раскольниками, а значит был в руках "антихриста и сатаны"!

    Так думали многие ровнители старой веры. Упорное сопротивление новым веяниям оказывали раскольнические старшины, начетчики, монахи. В Нижнем Тагиле активно действовали в этом направлении старшины Свято-Троицкого общества Иван Карамышев, Мокей Бердников, Федот Ермаков, Ефим Турутин, Софрон Веденин, Савва Красильников, Ефим Шляпников, Давид Волгин и Евстафий Шубин.

    После смерти А.И. Рябинина в попечительский совет построенной им Свято -Троицкой часовни вошли старшины Иван Чернов, Яков Семиков, Иван Перезолов, Агап Рылов, Зиновий Лебедев, Клементий Ушков и кушвинский купец Петр Чеусов, живший в Нижнем Тагиле. Это были вожаки Свято-Троицкого общества. В их ведении находилась общественно-экономическая деятельность в Нижнетагильском горном округе и за его пределами, когда речь касалась старообрядцев.

Миссионер Оглоблин

    С введением единоверия в Пермской губернии появились его пропагандисты - православные миссионеры. Мысль о миссионерской работе на Урале впервые подал Лев Иванович Ослоповский, управляющий пермскими имениями графини С.В. Строгановой. В феврале 1828 года он подал генерал-адъютанту А.X. Бенкендорфу записки под литерами "А" и "Б" о положении пермских раскольников. Бенкендорф заинтересовался идеями Ослоповского, доложил императору, который согласился с необходимостью миссионерской деятельности на уральских заводах. В мае 1828 года в губернию послали миссионеров, а год спустя в Перми была учреждена противораскольническая миссия.

    Одним из первых миссионеров в этом крае становится протоиерей Свято-Троицкого собора в Кушвинском заводе Авраамий Оглоблин. За ним закреплялись Екатеринбургский, Верхотурский и Ирбитский уезды. За первые месяцы Оглоблин сумел склонить к единоверию несколько десятков старообрядцев. Пермский архимандрит Аркадий увидел в Оглоблине человека выдающихся организаторских способностей, с большой силой воздействия на людей, доказательно ведущего споры и диспуты по вопросам религии.

    В мае 1837 года со свитой наследника царского престола Александра Николаевича Урал посетил поэт В.А. Жуковский, который, будучи в Перми, записал в дневнике: "После осмотра выставки у архиерея. Разговор о раскольниках. Миссии. Камышловский миссионер Оглоблин. После обеда у меня Швецов..." По этому поводу в очерке "Уральский вояж поэта" писатель-краевед Ю.М. Курочкин отметил: "Упомянул о камышловском миссионере Оглоблине, вероятно, особенно рьяном искоренителе иноверия..." Известно, что к приезду Жуковского Оглоблин был переведен по службе в Камышлов, но продолжал общаться с тагильскими активистами единоверия.

"Записка" староверов

    Когда царский наследник приехал в Нижний Тагил, то жителям было приказано "стоять у окон или домов, не выбегать на дорогу, кланяться, но не становиться на колени. Ничего не просить у наследника..." И все же высокому гостю передали "Записку о стесненном положении старообрядческого общества и принадлежащих к оному гг Демидовых заводов". В ней раскольники просили не опечатывать часовни, не обращать Свято-Троицкую в единоверческую церковь, дозволить иметь самоприходящих попов и ослабить действие миссии на раскол.

    Вероятно, с участием В.А. Жуковского и академика, профессора Петербургского университета К.И. Арсеньева, состоявшего в свите наследника престола, "Записку" рассматривал камергер Валерий Валерьевич Скрипицын, по делам раскольников специально посланный на Урал с царевичем. В сентябре того же 1837 года он вновь приехал в Нижний Тагил и старшинам Свято-Троицкой часовни объявил: "Сообщаю вам волю Его Величества в том самом платье, в котором я удостоился принять возложенное на меня поручение: удобнее престать солнцу от течения своего и земле дрогнуть, нежели измениться слову царскому". И пояснил, что слово царское заключалось в отказе их просьб как незаконных. Скрипицын сказал, что старшины могут просить у епархиального начальства отправления духовных треб по старопечатным книгам и древним обычаям, опять же в рамках единоверия.

За дело берется Уткин

    По смерти старообрядческого иерея Архиппа все чаще стали ссоры между старшинами тагильских раскольников, деятельность православных миссионеров усилилась, и среди староверов появилось немало желающих примкнуть к единоверию. Особенную активность в этом проявил тагильский крестьянин Федор Агафонович Уткин, о котором Д.Н. Мамин-Сибиряк в очерке "Платина" упоминает как о владельце иконописной мастерской.

    Уткин был ревностный поборник единоверия и сумел сплотить вокруг себя более 50 семейств тагильских старообрядцев. 4 апреля 1837 года они вынесли приговор на принятие единоверческого священства. Одновременно просили миссионера Оглоблина подыскать им достойного кандидата в священники и помочь в овладении Свято-Троицкой часовней.

    22 мая Оглоблин дает ответ Уткину: "Радуюсь сердечно, что и среди часовенного общества являет Господь милость свою, и там начинают познавать святую истину. Приговор 52 семейств подает надежду, что Христос, единая глава церкви, даст вскоре силу и крепость сему новому Израилю на поражение новых амаликов... Старшины часовенные не успеют остановить оного дела... Но вы возьмите терпение, доброе дело скоро не делается..." - советует миссионер Уткину и рекомендует взять в священники дьякона Градо-Шадринской Николаевской церкви Иоанна Стефановича Пырьева: он "характера удобного и по внешнему виду довольно благообразен".

    Притягателен Пырьев еще и потому, что был начитан, любил книги "учительные" и проявлял большой интерес к истории церкви. Высказывая надежду на опытность и благоразумие Уткина, Оглоблин давал ему совет быть не только усердным, но и осторожным, ведь на стороне старшин находилось более 11 тысяч раскольников.

    Сторонники Уткина торопились, и 25 мая подали прошение в Нижнетагильское заводоуправление о том, что хотят занять часовню с учетом предписания главного начальника Уральских горных заводов (от 20 февраля 1835 года), позволявшего строить церкви и обращать в таковые часовни. Их довод был прост: с детства посещая Троицкую часовню, так к ней привыкли, что хотели бы в ней оставаться, но теперь только в роли единоверцев.

Послали священника в Тагил

    В дальнейшем события развивались следующим образом. В сопровождении Ф.А. Уткина и некоторых его единомышленников в Пермь прибыл Пырьев, чтобы от архимандрита Аркадия получить сан единоверческого священника.

    Об этом событии много лет спустя Аркадий напишет петербургскому митрополиту Никанору: "Тагильские раскольники прислали ко мне кандидата во священники и с ним несколько поверенных - главных в своем обществе: сии поверенные смотрели, как я рукополагал их священника, читал ли ту книгу, которую они привезли, чтобы по ней только было совершено мною рукоположение... Был там и В.В. Скрипицын, нынешний директор департамента духовных дел иностранных исповеданий; он видел осторожность, дикость тех посланных. Скажу, кстати, этот чиновник, приезжавший к нам по особому распоряжению правительства, очень, очень много заботился для нашей миссии; его внушения раскольникам доселе памятны... Теперь общество единоверцев в Нижнетагильских заводах уже за 8 тысяч. Поминаемый ставленник уже протоиерей со скуфьею. С ним в Нижнетагильских заводах служат четыре священника, к ним приискивают еще двоих. Нижнетагильские единоверцы имеют две церкви, строят третью каменную на свой счет, слили в Москве чрез мастера Богданова колокол в 744 пуда. Испросили у Филарета, митрополита московского, дать надпись для колокола, где есть слова: "По благословению преосвященного Аркадия!" И одиннадцать имен..." Обо всем этом Аркадий писал в 1851 году.

    Рукоположение Ивана Стефановича Пырьева проходило в Пермском кафедральном соборе с определением его на службу в Пермскую единоверческую Успенскую церковь. В октябре 1837 года его посылают в Нижний Тагил на место единоверческого священника в Вогульскую часовню, которую отдавал единоверцам приказчик Емельян Устинов.

    С управляющим заводов Д.В. Беловым Пырьев пошел было к месту службы, но встретил со стороны раскольников решительный протест. Часовню опечатали, а Иван Стефанович оказался как бы не у дел, вынужден был заниматься отправлением треб где придется.

    20 февраля 1840 года Николай I разрешает Свято-Троицкую часовню передать единоверцам. Оглоблин пишет Уткину: "Вы и преданная вам паства наконец получили то знаменитое святилище, куда давно так стремились. Я говорю, знаменитое: Нижнетагильская Свято-Троицкая часовня знаменита по своей огромности, по своей древности и по тем многоценным сокровищам, которые ей принадлежат. Она знаменита по тому многочисленному и богатому обществу, которое так давно в нее стекалось..."

    Для нас знаменитость и даже таинственность часовни состояла в наличии у нее тайных помещений, где иногда укрывались опальные и беглые попы. На это обратил внимание редактор журнала "Уральская старина" В.М. Слукин при подготовке книги "Тайны уральских подземелий" (Свердловск, 1988). В главе "Тагильские тайники" он пишет, что осада часовни велась длительное время и что осажденные старообрядцы ушли из часовни будто бы под землей тайными путями.

    Уточнения ради скажем, что разрешение на передачу часовни было дано 20 февраля, а 30 марта началась сама передача ее комиссией в составе управляющих заводов Д.В. Белова, П.Д. Данилова, Ф.И. Швецова, жандармского подполковника Жадовского, судьи Соболева, начальника полицейского отделения Нижнего Тагила П.Ф. Львова и священника И.С. Пырьева с понятыми. Полицейские оцепили ограду часовни, куда затем вошла комиссия. Обращаясь к Пырьеву, Соболев заявил: "Государь император высочайше повелеть соизволил эту часовню, в которой мы теперь находимся, передать вам с вашею паствою. Исполнить сию волю государя императора господин начальник губернии поручил мне. А посему вам передаю, извольте принять это все."

День смут и беспорядков

    Однако прав был Оглоблин, сказав, что доброе дело скоро не делается. Узнав о передаче часовни единоверцам, раскольники разогнали стражу и стали стеречь свою святыню. 31 марта был день смут и беспорядков у часовни. 2 апреля в сопровождении П.Ф. Львова сюда вошел авторитетнейший из людей Нижнего Тагила Фотий Ильич Швецов, управляющий заводов по технической части. Он хотел убедить раскольников в правомерности принятого решения.

    Подстрекаемые старшиной Саввой Красильниковым староверы не унимались и твердили, что не желают повиноваться и ни за что попа в часовню не пустят. Действия Красильникова заметил Львов и сказал ему: "Савва Евстифеевич! Ты известный человек, старшина этих людей. Смотри, худо делают они, тебе доведется отвечать за все, побереги хоть себя-то!" Красильников понял смысл сделанного ему предостережения и стал уговаривать присутствующих выходить из часовни. К миссии Швецова по увещеванию раскольников подключился судья Соболев. Однако раскольники стояли на своем и тщательно охраняли часовню.

    Тогда губернатор Огарев срочно посылает с нарочным министру внутренних дел сообщение о том, что творится в Тагиле, и просит санкционировать радикальные меры по пресечению неповиновения раскольников. Докладывают императору, а тот краток и категоричен: "Очистить часовню от мятежников, оставя ее в распоряжении священника".

На штурм "крепости"

    12 мая губернатор сам приезжает в Тагил и приступает к повторной передаче часовни. Для этой цели он собирает из числа зачинщиков смуты 30 человек и в присутствии чиновника уголовной палаты Песчанского, екатеринбургского уездного судьи Анисимова, Соболева, Жадовского, заводского исправника Теплова и управляющих заводов объявляет раскольникам монаршую волю, требуя согласия. Трое из смутьянов отказались подписывать приговор. Их немедленно отправили в арестный дом, и там они со смирением приняли требование Огарева. Заручившись подписями зачинщиков, их посылают с приговором к часовне.

    Но все напрасно, бунтари отказались выходить наружу, молились и твердили, что попа в часовню не примут. Тогда начался штурм часовни с применением физической силы. Подогнали пожарные машины и на неповинующихся стали лить воду, чтобы их образумить.

    Значительную часть людей удалось вывести из часовни, однако некоторые фанатики закрылись в крестильне и продолжали упорствовать. Обратим внимание на то, что усмирение старообрядцев в тагильской часовне не могло быть растянуто по времени, ведь за этим процессом следил сам император, не любивший этакого рода делах проволочек.

    Штурм начался 15 мая и был в тот же день завершен взятием часовни, а 18 мая на ней установили православный крест -"знамение торжества истины и мира над заблуждением и буйством раскола".

    При передаче часовни обнаружили, что ее денежные капиталы, оставшиеся после смерти Архипла, растрачены. Подали пермскому губернатору прошение, в котором указали, что старшины Свято-Троицкой часовни Иван Рукавишников, Лев и Леонтий Железковы, Иродион Сыроедин, Козьма Коротков, Савва Красильников, Клементий Ушков и Петр Чеусов незаконно присвоили 8500 рублей ассигнациями. Уткин потребовал взыскать эту сумму. Решением Комитета министров И. Рукавишникова, Льва Железкова, И. Сыроедина, С. Красильникова и П. Чеусова от административного преследования освободили из-за отсутствия улик. С Леонтия Железкова и Козьмы Короткова взыскали 371 рубль 42 копейки серебром. Остальные лица не упоминаются.

    По указу Святейшего Синода, Свято-Троицкая часовня 27 декабря 1841 года обращена в церковь в "древнем стиле", как и просили единоверцы, а 4 июня 1842 года она была освящена в единоверческую церковь. В том же году Пырьев получил грамоту на освящение места под алтарь.

Тайны старого святилища

    Видимо, при переустройстве церкви были под ее сводами обнаружены потайные помещения. Вот как об их устройстве сообщает "Православный собеседник" Казанской духовной академии:

    "Пребывание беглых попов, преследуемых местным гражданским начальством, было небезопасно, то построили при часовне каменный дом с замысловатыми под ним потайниками. В этих-то потайниках преспокойно укрывались беглые попы, тщательно охраняемые от преследователей. Тайна их убежища была известна только главным раскольникам общины. Потайники эти устроены под сводами дома внизу. На боковой западной стороне дома снаружи находилась железная дверь, ведущая в подвал, назначенный как бы для хранения общественного имущества. Подвал этот состоит из трех камор, соединенных дверями и имеющих небольшие окна. В третьей каморе к капитальной стене искусно прикреплен фальшивый шкаф на полу, состоящий из трех полочек и не имеющий даже створок. В этой каморе, кроме шкафа открытого и стен капитальных, более ничего нет. На этом-то и основан расчет- отклонить подозрение насчет потайника, существующего за шкафом, который очень искусно скрывает дверь... Дверь эта состоит из кирпичей и представляет просто капитальную стену. В случаях преследования эта каменная стена, вставленная в чугунную раму, закрытую шкафом, преспокойно отворялась, и за нею был уже вне опасности преследуемый, который, опускаясь из потайника по каменной лестнице, подземным ходом выходил, говорят на берег речки Рудянки".

    Потайные комнаты со скрытым в них входом в доме рядом с часовней, бесспорно, существовали, их даже осматривал приезжавший в Нижний Тагил герцог Лейхтенбергский. А вот наличие подземного хода, да еще к речке Рудянке, вызывает большое сомнение. Возможно ли было скрытно от людей создать подземный тоннель в несколько сот метров, да еще оставить выход из него вне всяких подозрений? После падения Свято-Троицкой часовни раскольническое движение в Нижнетагильском округе пошло на убыль, а единоверие получило развитие, особенно после 4 июня 1842 года, когда часовня была освящена в единоверческую церковь.

Сергей ГАНЬЖА.

Главная страница