Круг чтения тагильских гимназисток в начале XX в.

(по книгам из библиотеки Нижнетагильской Павло-Анатольевской женской гимназии)

    О круге чтения тагильчан в XIX в. писали многие исследователи [1]. Эти материалы позволили расширить наши представления о культурно-историческом пространстве Нижнего Тагила, образе жизни, художественных и литературных вкусах тагильчан. К сожалению, за рамками этих исследований осталось начало XX в., а женская читательская аудитория Тагила была отражена лишь схематично. Данная статья – попытка ликвидировать этот пробел.

    Обращение историков к теме изучения читательских интересов в повседневной жизни людей в последнее время свидетельствует о возвращении интереса к любым жизненным проявлениям рядового человека, что характерно для исторической антропологии (иногда ее называют "антропологически ориентированной историей" [2]) . Отличие исторической антропологии, по мнению А. Бюргьера, от традиционной истории повседневности, "рассматривающей формы жизни как декор “Большой истории”, и от “Большой истории”, т. е. анализа экономических и социальных отношений" в том, что "историка-антрополога интересует прежде всего “человеческий резонанс” исторической эволюции, модели поведения, которые она порождает или изменят" [3]. Следовательно, антропологически ориентированная история не просто фиксирует детали повседневности, но и исследует, как эти детали трансформируют социальную и биологическую жизнь общества.

    Еще М. Е. Салтыков-Щедрин подчеркивал важность изучения всех книг, популярных у читателей определенного исторического периода: "есть литературные произведения, которые в свое время пользуются большим успехом и даже имеют немалую долю влияния на общество, но вот проходит это “свое время”, и сочинения, представляющие в данную минуту живой интерес, сочинения, которых появление в свет было приветствовано общим шумом, постепенно забываются и сдаются в архив. Тем не менее игнорировать их не имеют права не только современники, но даже отдаленное потомство, потому что в этом случае литература составляет, так сказать, достоверный документ, на основании которого всего легче восстановить характеристические черты времени и узнать его требования. Следовательно, изучение такого рода произведений есть необходимость, есть одно из непременных условий хорошего литературного воспитания" [4]. "Специализация историков на исследовании частных проблем и коротких исторических периодов в наше время стала требованием профессии и фактом историографии", – отмечает Б. Н. Миронов [5]. Хотя при таком подходе есть свои достоинства и недостатки, на начальном этапе разработки темы, по нашему мнению, он вполне оправдан. Актуальность изучения такой узкой темы, как круг чтения гимназисток в провинции, за такой короткий временной отрезок, как начало "революционного" XX в., определяется, во-вторых, переосмыслением данных, накопленных за предшествующий период, но систематизированных под углом зрения марксистской исторической науки (известное высказывание В. И. Ленина о том, что после 1895 г. в истории освободительного движения демократизм русской интеллигенции уступил место пролетарскому демократизму, привело к однобокому, тенденциозному изучению читателя 1900–1917 гг. [6]).
В-третьих, актуальным становится обращение историков, краеведов к повседневной жизни тагильчан для реконструкции культурно-исторического пространства Нижнего Тагила в начале 20 в.

    Как отмечает Н. Козлова, "ученые, занимающиеся исторической антропологией, обращаются к источникам нового типа: любым следам, оставленным в истории маленькими людьми: запискам, дневникам" [7]. По нашему мнению, к этому списку источников нового типа также можно отнести читательские пометки и записи на полях книг. [8]. Книга как "своего рода “надстройка” над языком", которая расширяет "социальную память человеческого общества путем точного регистрирования фактов" [9], является незаменимым историческим источником, помогающим изучать повседневность и культурно-историческое пространство прошлого. По мнению Ю. А. Полякова, для истории повседневности художественная литература является источником особого рода, так как "нигде так подробно не пишется о человеке, его чувствах, о человеческих отношениях, любви и ненависти, о быте и т. д." [10].

    Книги из библиотеки Нижнетагильской женской гимназии, обнаруженные в научной библиотеке Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии в ходе фронтального просмотра в редком фонде раздела “История русской словесности”, позволили определить читательские интересы гимназисток.

    История Нижнетагильской Павло-Анатольевской женской гимназии началась, по одним данным, в 1847 г. [11], а по другим – на год позже [12], открытием на улице Тагильской Входо-Иерусалимской женской общеобразовательной школы для "распространения грамотности между людьми из самых низших сословий" [13]. В феврале 1853 г. "по предписанию главноуполномоченного владельцев Демидовых – г. Кожуховского" школа была преобразована в Анатольевское училище "с целью, чтобы соответственному образованию, предназначенным быть деятелями обширной администрации, приготовить для них жен с воспитанием и понятиями, свойственными их положению" [14].

    Служащие демидовских заводов, несмотря на свою принадлежность к крепостным, низшим слоям в обществе, "существенно отличались от массы крепостных рабочих и по своему месту в производстве, и по материальному положению, и по уровню культуры" [15], поэтому и понадобилось для них воспитать жен "с понятиями, свойственными их положению".

    В пореформенное время Анатольевское женское училище было преобразовано в "трехклассное с 6-летним курсом обучения, по положению, утвержденному 4 февраля 1864 г. Попечителем учебного округа" [16] со следующими учебными предметами: история, география, Закон Божий, русский язык, математика, естествоведение, рукоделие, чистописание, рисование, пение [17]. Изменение статуса женского училища (оно стало второразрядным) коснулось и его профиля. "Воспитание жен" для служащих Нижнетагильских заводов уходит в прошлое, Анатольевское училище в середине 70-х начинает готовить учительниц и помощниц учителей для начальных школ [18], чтобы удовлетворить возросшую потребность в учительских кадрах.

    Земство Пермской губернии в это время всерьез пыталось решать вопрос о всеобщем обучении, для чего составлялись перспективные планы и сметы, определялись расходы и оптимальные расстояния между будущими сельскими школами для удобства жителей [19]. Для осуществления этих намерений требовались учительские кадры. И хотя эти планы так и остались, к сожалению, только на бумаге, выпускницы Анатольевского училища много сделали для распространения грамотности. По воспоминаниям современников, они "получали достаточное образование, чтобы посылаемые земством в отдаленные уголки Пермской губернии, с честью нести имя народной учительницы" [20].

    Об успехах Верхотурского земства на ниве образования в начале 90-х гг. XIX в. писал Д. Н. Мамин-Сибиряк в своем очерке "От Урала до Москвы". Он отмечал, что в Нижнетагильском заводе было основано четыре земских школы, по одной школе на восьми заводах округа, и двухклассное училище в Нижней Салде, где кроме учителя или учительницы трудились помощники и помощницы. "Нужно заметить, – писал Дмитрий Наркисович, – что верхотурское земство открыло широкий доступ в свои школы женщинам, и теперь в них почти половину учащего контингента составляют учительницы" [21].

    В первую очередь это, конечно, были выпускницы Анатольевского училища. "Учительница на должностях" – 75 чел., что составляет 60,6 % от общего числа окончивших курс, "учительница на домах" – 7 чел. (5,6 %), продолжили свое обучение на высших курсах 19 чел. (15,3 %), вышли замуж 17 чел. (13,7 %), умерших – 3 (2,4 %), число лиц, о которых нет сведений – 3 (2,4 %)" [22]. Как видно из приведенных цифр, более 66 % процентов выпускниц этого учебного заведения занимались педагогической деятельностью.

    В 1882 г. владелец Нижнетагильских заводов князь Сан-Донато Павел Павлович Демидов выделил 19 тыс. рублей и "выразил пожелание, чтобы сумма им пожертвуемая на народное образование... расходовалась наиболее производительным образом и приносила бы наибольшую пользу" [23]. Для выполнения наставлений владельца в этом же году были образованы Попечительный и Педагогические Советы "для заведывания учебными заведениями", во-первых, "в хозяйственном отношении", а во-вторых – в педагогическом [24]. На первом же заседании, которое состоялось 24 августа 1882 г., был принят план по реорганизации училищ: Нижне-Салдинского народного, Нижне-Тагильского народного, Нижне-Тагильского реального и Анатольевского женского. По этому плану Анатольевское училище должно было "соответствовать прогимназии Министерства Народного Просвещения, но с пятилетним курсом" [25]. Смерть Павла Павловича, огромные долги, оставленные им, и жесткая программа, составленная Опекунским Управлением, не только помешали выполнению намеченных планов, но и поставили под угрозу существование реального и Анатольевского училищ.

    По заявлению управляющего заводов В. А. Грамматчикова, сделанному в связи с угрозой закрытия училищ из-за финансового кризиса, разразившегося в 1887 г. после смерти П. П. Демидова, Нижне-Тагильские училища "не имели соответствующих не только в Тагиле, но и на всем Урале и приносили несомненную пользу и выгоду для заводов и населения" [26]. В итоге заводоуправлению удалось отстоять училища. Опекунский Совет пошел на компромисс, сократив денежное субсидирование училищ, "оставив вместе с тем помещения училищ в безвозмездном пользовании и приняв на счет заводов текущий их ремонт и отопление" [27].

    По версии В. Ю. Крупянской и Н. С. Полищук, заводоуправление решило финансировать училища, переложив половину расходов по их содержанию на счет заводов, а другую половину начали платить служащие и рабочие заводов в размере 1,5 % своего жалования [28]. Версия, изложенная делопроизводителем Попечительного Совета учебными заведениями Нижне-Тагильского горного округа Павлом Прокопьевичем Ларионовым, имеет существенные дополнения. Он отмечал: "...так как решение Опекунского Управления не могло покрывать всех сметных расходов на содержание училищ, а также и неизбежных расходов на нужды в предстоящем деле преобразования училищ по намеченному ранее плану, то на пополнение таковых решено было собранием служащих округа, при участии управляющего заводами В. А. Грамматчикова, вносить, кроме отчислений из заработной платы служащих (только служащих, а не служащих и рабочих, как в первой версии – прим. О. Ш.) ... а) назначены были для той же цели вычеты со старателей на приисках округа, в размере 2 коп. с 1 зол. золота и 0,5 коп. с 1 зол. платины, б) временно отдана была половина доходов с Нижне-Салдинской базарной площади, в) ассигновано 600 руб. годовых в виде % с капитала 10000 руб., пожертвованного в 1854 г. бывшим крепостным Демидовых крестьянином Тарасом Васильевичем Дубасниковым на воспитание детей бедных родителей в высшем заводском училище" [29].

    "Помню заседание в Нижнесалдинской заводской конторе, – писал в своих воспоминаниях В. Е. Грум-Гржимайло, – Управитель Константин Павлович Поленов сказал речь о том, что служащим будет легче платить 1,5 %, чем учить своих детей в Екатеринбурге. Все молчали. Только мой друг Митрич (А. Д. Шорин – сын тагильского краеведа Дмитрия Петровича Шорина – прим. О. Ш.) вдруг заявил:

    – Что же, Константин Павлович и господа служащие! Вам легче – и нам легче. Платите 1,5 рубля!

    Все рассмеялись, и постановление вышло единогласным. Так же единогласно прошло оно и во всех заводах" [30].

    Дальнейшая судьба Анатольевского училища складывалась так: в 1899 году училище было объединено с Павловским (Павлушинским) училищем и преобразовано в четырехклассную прогимназию, а через 7 лет (по другой версии – через четыре года – прим. О. Ш.) оно превратилось в женскую гимназию. Закончилась история Нижнетагильской Павло-Анатольевской женской гимназии в 1919 г., когда после реформирования царских учебных заведений она была преобразована в среднюю школу № 1 им. Н. К. Крупской.

    В "Уставе гимназий и училищ уездных и приходских", принятом Высочайшим утверждением 8 декабря 1828 г., в § 28 сказано, что каждое учебное заведение "имеет одобренные Министерством Народного Просвещения книги, таблицы и прочие учебные пособия. Сверх того, при каждом, по мере возможности, составляется небольшое собрание нравоучительных и других полезных книг" [31]. Согласно этому уставу и многим другим распоряжениям Министерства народного просвещения шло комплектование библиотеки сначала женской школы, потом училища, и, наконец, прогимназии и гимназии. На протяжении долгой истории этого учебного заведения пополнение его библиотеки происходило согласно "Определениям особого отдела Ученого комитета Министерства народного просвещения", которые периодически обновлялись и публиковались в журналах "Русская школа: Общепедагогический журнал для школы и семьи" и "Журнал Министерства Народного Просвещения". В этих списках о каждой книге кроме общих библиографических выходных данных указывались сведения о цене или пожелания о понижении цены при последующих переизданиях, указывалось также, на какие средства книги должны приобретаться, и особо выделялись те книги, которые предназначались "для выдачи учащимся в награду".

    Ученый комитет Министерства народного просвещения очень серьезно подходил к составлению списков учебных книг. К примеру, "из 750 000 названий русских книг, вышедших в 1894 г., было допущено в библиотеки школ министерства народного просвещения только 3288 учебных книг и 2347 книг для чтения, то есть меньше 8 %" [32]. Показательна и история книги Г. В. Штоля "Рассказы из истории для школы и дому. Перевод с немецкого. Издание третье, исправленное. С-Пб., 1903. Цена 1 р. Склад издания в книжных магазинах Н. П. Карабасникова". Обсуждению этой книги был посвящен доклад специалиста на заседании Ученого комитета 8 декабря 1903 г. Оказалось, что заявление об исправлениях в новом издании не соответствуют действительности. Экземпляры отличались "только обложкою и титульным листом". "Из этого с полною несомненностью можно заключить, что книгопродавец Карабасников, представляя в ученый комитет отпечатанную 30 лет тому назад книгу в новой обложке, на которой представлен 1903 г. и отмечено “издание третье, исправленное”, имел в виду ввести в заблуждение ученый комитет и вызвать содействие последнего к распространению в публике залежавшегося издания путем опубликования о выходе в свет этого, яко бы нового издания..." – к такому выводу приходит Ученый комитет. Книгу исключают как "устарелую" из "Опыта каталога ученических библиотек средних учебных заведений ведомства народного просвещения" [33].

    Описи библиотеки Павло-Анатольевской Нижнетагильской женской гимназии пока не найдено, но у нас есть количественные данные ее фонда. К 1915 г. в ней было "названий книг – 4194, томов – 5017, на сумму 4024 рублей 73 копеек". Гимназическая библиотека была первой по книгообеспеченности среди учебных заведений Нижнего Тагила, превосходя даже библиотеку старейшего Горнозаводского училища (см. Приложение 1). После революций и гражданской войны это богатое книжное собрание, к сожалению, распалось, и как единое уже больше не существовало. По воспоминаниям Велериана Чудовского, во время собирания книг для библиотеки Тагильского окружного музея краеведения в 30-х гг. ХХ в., в нее поступили также и книги "из школы имени тов. Крупской (3000 томов)" [34].

    Комплектование фондов ученической библиотеки на рубеже XIX–XX веков отражало те изменения, которые происходили в образовании Российской империи. Дело в том, что реформы, проводившиеся в это время, были направлены на ликвидацию отчужденности школы от реальной жизни и слабости преподавания русских предметов. От проекта к проекту уменьшалось количество часов преподавания классических языков и пропорционально увеличивались учебные часы на изучение русского языка и русской литературы. Реформирование закончилось, когда Третья Государственная Дума поддержала проекты министра народного просвещения гр. Игнатьева, направленные на уменьшение многопредметности школы и "предание среднему образованию национального характера – посредством усиления преподавания русского языка, литературы, географии и истории" [35]. Многие исследователи отмечают, что молодежь второй половины XIX – начала XX вв. стала больше читать современную художественную литературу. Этому, по их мнению, во-первых, в определенной степени способствовали радикальные перемены в преподавании словесности, в результате которых "...расширился выбор произведений, подлежащих школьному изучению, в школу могла войти общественная современность с живой проблематикой... расширилась ученическая активность и сознательность в учебном процессе... упрочились и вошли в жизнь требования осмысленности учебного материала" [36]. Во-вторых, учебники по истории русской литературы, издававшиеся в конце XIX – начале XX века, "стали соответствовать задачам развития читательской самостоятельности школьников и индивидуализации обучения" [37]. Больше стали читать и тагильские гимназистки [38]. Видимо, поэтому результаты письменных экзаменационных работ по математике, "исполненных ученицами VII и VIII класса" Нижнетагильской гимназии, были низкими [39], а следов прочтения книг из гимназической библиотеки осталось большое количество.

    Книги, обнаруженные в НБ НТГСПА, на титульном листе и на других страницах имеют следующие библиотечные штампы: "Библиотека Павло-Анатольевской прогимназии в Н.-Тагиле", "Библиотека Павло-Анатольевской женской гимназии" и "Библиотека Нижнетагильской женской гимназии". Эти книги, лишь в некоторой степени, позволяют составить представление о круге чтения гимназисток в начале XX в., так как все они из одного раздела "История русской словесности". Но, как отмечал Венгеров, русская литература никогда не ограничивалась сферой чистохудожественных интересов, она "всегда была кафедрой, с которой раздавалось учительское слово" художников-проповедников [40], поэтому книги данного раздела показывают нам не только художественные вкусы, но и общественные интересы их читателей. Этот раздел был укомплектован самыми современными и "продвинутыми" изданиями своего времени, например:

    Гербель Н. В. Русские поэты в биографиях и образцах. 3-е изд., исправ. и допол. / Под ред. П. Полевого. СПб, 1888. 600 с.;

    Добролюбов Н. А. Сочинения: В 4 т. Т. 1–3 / Сост. М. М. Филиппов. 7-е изд. СПб: Издание П. П. Сойкина, Б. г.;

    Овсянико-Куликовский Д. Н. Этюды о творчестве И. С. Тургенева. 2-е допол. и исправ. изд. СПб: Орион, 1904. 266 с.;

    Писарев Д. И. Полное собрание сочинений: В 6 т. Т. 1-6. 4-е изд. СПб.: Издание Ф. Павленкова, 1904.

    Скабичевский А. Сочинения: Критические этюды, публицистические очерки, литературные характеристики: В 2 т. Т. 2. 3-е изд. СПб: Издание Ф. Павленкова, 1903. 939 с.;

    Соловьев Е. Очерки из истории русской литературы XIX в. / Вступ. ст. П. Пильского. 3-е исправ. изд. СПб.: Издание Н. П. Карабасникова, 1907. 554 с.

    Судя по библиотечным штампам и годам изданий, книги поступили в гимназическую библиотеку в 1899–1907 гг. Прошедшие через столетие, они впитали в себя дыхание своего времени, накопили на страницах отпечатки и пометки своей долгой истории. На полях и страницах книг выявлено около 300 различных записей, пометок и рисунков, сделанных читательницами библиотеки.

    Исследователь литературных вкусов сталкивается с целым рядом проблем, так как нет общепринятых терминов для обозначения положительного отношения читателей к книге, все используемые понятия – "успех", "слава", "популярность" – очень неопределенны по смыслу. Но в нашем случае, когда книги просматриваются de visu, можно судить о популярности того или иного издания по наличию или отсутствию читательских пометок, записей и по другим следам, оставленным читателями книги. А. И. Рейтблат в своей монографии "для изучения круга значимых для рецензентов авторов" осуществил контент-анализ толстых литературных журналов, чтобы установить число упоминаний фамилий авторов в текстах, непосредственно не связанных с их жизнью и творчеством. Если в рецензии, посвященной "Обрыву" И. А. Гончарова, упоминается И. С. Тургенев, его герой (Базаров), то фиксировался И. С. Тургенев, а не И. А. Гончаров. Таким образом, исследователем был установлен круг авторов, которые служили литературными авторитетами для рецензентов, рассматривались ими как наиболее значимые. В результате был проведен своего рода экспертный опрос лиц, которых в социологии принято называть "лидерами мнения" [41]. По нашему мнению, таким же образом можно провести "опрос" читательниц гимназической библиотеки для определения их круга чтения [42]. Подсчитав читательские пометки и записи на полях книг, мы получили список наиболее популярных в начале ХХ в. у тагильских гимназисток художественных произведений (см. Приложение 2).

    Всего в этом списке 45 произведений 37 авторов, из них 22 прозаических произведения (49 %), 14 поэтических (31 %), 5 литетатуроведческих (11 %) и 4 пьесы (9 %). В тройке лидеров романы "Обломов" И. А. Гончарова (32 пометки), "Дворянское гнездо" И. С. Тургенева (24 пометки) и литературная критика Д. И. Писарева (23 пометки). Популярность этих произведений, по видимому, объясняется школьной программой. За ними с небольшим отрывом следуют романы Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" (22 пометки) и "Евгений Онегин" А. С. Пушкина (21 пометка). На шестом месте "Что делать?" Н. Г. Чернышевского (12 пометок), на одну пометку меньше у современных гимназисткам М. А. Горького и Л. Н. Толстого (у последнего читательниц больше заинтерисовали не "Анна Каренина" или "Война и мир" (по 1 отметке), а трактат "Что такое искусство?"). Культовый роман 60-х гг. XIX в. "Отцы и дети" И. С. Тургенева лишь на 9-м месте (7 пометок), а замыкает десятку лидеров А. П. Чехов ("Рассказ неизвестного человека" – 9 пометок и "Палата № 6" – 7 пометок). Далее литературные предпочтения тагильчанок распределились следующим образом: сочинения Н. А. Добролюбова (6 пометок) и сочинения Г. Успенского, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и роман И. С. Тургенева "Новь" – по 4 отметки. На 13-м месте авторы разных эпох и литературных направлений – Г. Р. Державин, Н. В. Гоголь и Н. Н. Страхов (по 3 отметки). По 2 читательских отметки имеют драматические произведения Л. Н. Толстого, А. С. Грибоедова, А. Н. Островского, И. С. Аксакова, а также роман "Накануне" И. С. Тургенева и стихотворения Л. А. Мея. На последнем месте в рейтинге читательских интересов гимназисток большая группа из 11 поэтов и 8 писателей, среди которых авторы "вечных" произведений и сочинения некоего Барона Брамбеуса (псевдоним О. И. Сенковского). Судя по этому списку, литературные предпочтения молодых тагильчанок отличались широтой и хорошим художественным вкусом.

    Содержание книг не оставило равнодушными читательниц гимназической библиотеки, порой вызывало бурные отклики, о чем говорят многочисленные записи на полях книг. Не все они, к сожалению, разборчивы, многие зачеркнуты или стерты, но кое-что можно разобрать.

    "Прекрасная вещь. Читая критику, научишься понимать глубоко и сознательно другие произведения" – это замечание, оставленное на 10-й странице 4-го тома Собрания сочинений Д. И. Писарева восторженной читательницей, характерно для основной массы пометок, которые позволяют судить о вдумчивом и внимательном чтении библиотечных книг.

    В первом томе записей выявлено немного, самое большое количество пометок – на первых двух страницах, где напечатано содержание. В основном статьи тома отмечены "крестиками", в тексте встречаются пометки в следующих статьях: "Обломов. Роман И. А. Гончарова", "Дворянское гнездо. Роман И. С. Тургенева", "Идеализм Платона". В тексте статьи, посвященной философской системе древнего философа, оказались подчеркнутыми следующие слова: "человек – не пустая бутылка, в которую можно влить какую угодно жидкость" и "добродетель доступна только полноправным гражданам и не существует ни для раба, ни для ремесленника, ни для женщины" [43]. Видимо, эти короткие, но емкие фразы привлекли читательницу, как афоризмы.

    Во втором томе, судя по пометкам, гимназисток заинтерисовали размышления Д. И. Писарева о культовом романе 60-х годов И. Тургенева "Отцы и дети".

    На полях статьи "Базаров (Отцы и дети, роман И. С. Тургенева)" более 15 читательских пометок и записей разными почерками. Чаще всего для выделения понравившихся мест гимназистки использовали волнистую черту и квадратные скобки. Семь надписей, по нашему мнению, оставлены разными читательницами гимназической библиотеки.

    Широкими размашистыми буквами написано "Тургенев" напротив следующих слов литературного критика: "Дело в том, что Тургенев, очевидно, не благоволит к своему герою... он, как нервная женщина, как растение “нетронь-меня”, сжимается болезненно от самого легкого прикосновения с букетом базаровщины" [44]. Видимо, эта характеристика русского писателя привлекла внимание читательницы, и она выделила ее.

    "– А только ругаться?

    – И ругаться.

    – И это называется нигилизмом?

    – И это называется нигилизмом, повторил опять Базаров, на этот раз с особенной дерзостью" [45]. Этот диалог отмечен квадратными скобками и словом, написанным мелкими "острыми" буквами: "дерзость".

    Абзац, где Писарев говорит об "узком умственном деспотизме" Базарова, при котором тот "основательно знает естественные и медицинские науки", но при этом остается "человеком крайне необразованным" [46], отмечен словом "Музыка". Электронная версия historyntagil.ru. Очевидно, объяснение Писарева, что "общий характер эпохи" 60-х годов заставил Базарова выбить "из своей головы все предрассудки", не нашло понимания у читательницы. Она, видимо, считала, что без музыки нельзя обойтись в любые времена. Тагильчане вообще были большими любителями музыки и музыкально образованными людьми, благодаря тому что "большая часть служащих заводов были выпускниками Выйского (с 1862 г. реального) училища, где обучали пению и даже готовили музыкантов для заводского оркестра. Игре на музыкальных инструментах обучали и в женском Анатольевском училище (впоследствии – Павло-Анатольевской гимназии)" [47]. Э. Н. Овечкина, исследуя "Журнал на выдачу книг" заводской библиотеки, отмечает, что "почти ежедневно читатели уносили из библиотеки ноты для фортепиано, скрипки и “полного оркестра”" [48]. Неслучайно именно музыку вспоминает читательница, когда она знакомится с отношением литературного критика к искусству.

    Очень неразборчивым почерком на полях страницы 406 оставлены следующие записи "отношение к женщ. родителя", которые становятся понятнее, когда в тексте мы читаем рассуждения Писарева об отношении Базарова к женщинам и родителям; "отношение к женщине" – эти слова уже другим почерком оставлены напротив абзаца, посвященного Одинцовой и Базарову. Интересен вывод читательницы, написанный на полях и вступающий в противоречие с мнением критика. "Базаров может полюбить только женщину очень умную; полюбивши женщину, он не подчинит свою любовь никаким условиям; он не станет охлаждать и сдерживать себя, и точно также не станет искусственно подогревать своего чувства, когда оно остынет после полного удовлетворения. Он не способен поддерживать с женщиной обязательные отношения...", – пишет Дмитрий Иванович, а читательница резюмирует: "Женщ. любит."

    И последняя надпись, встречающаяся в этом томе – "отношение к народу". Ее удалось расшифровать только благодаря отмеченному гимназисткой абзацу, в котором речь, действительно, идет о любви народа к Базарову и его отношениях с "простым народом... без всякой вычурности и всякой сладости" [49].

    Третий том сочинений Писарева сохранился лучше других. На корешке четко видны название книги и указание на том. В содержании книги подчеркнутыми оказались названия следующих статей: "Цветы невинного юмора. 1. Сатиры в прозе Н. Щедрина. 2. Невинные рассказы Н. Щедрина" и "Мотивы русской драмы". В тексте выявлена лишь небольшая волнистая черта на полях 277-й страницы, где Писарев, критикуя Добролюбова за его статью "Луч солнца в темном царстве", ставит ему в укор, что "он увлекся симпатией к характеру Катерины и принял ее личность за светлое явление" [50]. К сожалению, нам неизвестно, соглашалась ли читательница с Писаревым, выделяя этот абзац, или ее, наоборот, возмутили эти слова.

    Самым популярным среди гимназисток был четвертый том: он буквально весь испещрен читательскими пометками, а из статьи "Роман кисейной девушки (Повести, рассказы и очерки Н. Г. Помяловского. Два тома. Спб. 1865 года)" оказались вырванными 3 страницы. Эта статья, видимо, была связана с особым интересом среди читательниц. Возможно, им импонировало определение 18-летней девушки как "кисейной барышни" (вверху страницы, под названием статьи, написана цифра 18), но, скорее всего, учитывая идеи эмансипации и женской свободы, которые были так популярны среди молодежи в то время, их оно возмущало и вызывало негативную реакцию. Тем не менее, статья была популярна, так как подчеркнуто и название статьи в содержании тома, и на полях сохранились записи и пометки четырех разных почерков.

    Большая часть пометок и вырванные страницы посвящены повести Н. Г. Помяловского "Мещанское Счастье". "Он разбудил в ее голове совершенно непривычную для нее работу мысли, он расшатал всю ее нервную систему красивой наружностью своего дрянного горя, он дал ей полное право думать, что пришел к ней поделиться заботами и сомнениями, он раздразнил ее чуть не до истерики, – все это для того, чтобы сказать ей вежливо-бухгалтерским тоном: сударыня, честь имею с вами откланяться!" – эти слова русского критика о главном герое повести "Мещанское Счастье" привлекли особое внимание читательниц, так как были выделены и подчеркнуты одновременно.

    Но самое большое количество пометок оставлено на полях статьи Писарева "Реалисты". "...настоящая статья, написанная в конце 1864 г., носила название “нерешенный вопрос”, под которым она испытывала на себе... нечто вроде геологического переворота", – отмечает в примечаниях составитель [51]. В этой статье выдающийся критик высказывается относительно того нового, "что в русском обществе начинает вырабатываться..." и что он называет "реализмом" [52]. В духе свержения идеалов прошлого и утверждения новых написана эта одна из главных его работ. И как все, написанное им после 1862 г., эта статья появилась в Петропавловской крепости. Дело в том, что в 1862 г. за статью, "написанную для нелегальной типографии", в которой звучал призыв "к свержению самодержавия", Дмитрий Иванович был "арестован и 4 года провел в Петропавловской крепости" [53]. В заключении он получил разрешение писать и печататься в журналах и активно пользовался этим правом.

    "Кто не реалист, тот не поэт, а просто даровитый неуч, или ловкий шарлатан, или мелкая, но самолюбивая козявка. От всей этой назойливой твари реалистическая критика должна тщательно оберегать умы и карманы читающей публики", – это дерзкое заявление критика нашло отклик в сердцах читательниц (оно выделено с двух сторон прямыми линиями) [54]. С чем-то читательницы соглашаются, отмечая "крестиками" и "галочками", что-то особенно близкое по духу подчеркивают или выделяют целые абзацы, но на нескольких страницах встречаются знаки вопроса.

    Спорным, например, показалось гимназисткам следующее высказывание Д. И. Писарева: "У нас (в России – прим. О. Ш.) были или зародыши поэтов, или пародии на поэта. Зародышами можно назвать Лермонтова, Гоголя, Полежаева, Крылова, Грибоедова; а к числу пародий я отношу Пушкина и Жуковского" [55].

    Самыми зачитанными страницами в собрании сочинений стали страницы пятого тома со статьей "Пушкин и Белинский. Евгений Онегин. Лирика Пушкина". Эти страницы от частого к ним обращения изменили цвет и стали тонкими, но донесли до нас более 20 различных читательских пометок и записей в тексте и на полях. Здесь не только подчеркивания разными карандашами, чернилами, но и надписи: "от" и "до"; "Ленский" вместо авторского "он"; дописанные внимательным читателем пропущенные буквы; "см. след. !" и стрелка, указывающая на следующую мысль автора; "отношение Пушкина к Татьяне" и т. п., а надпись на 67-й странице тщательно зачеркнута, видимо, кому-то она показалась неуместной на полях книги. Читательские пометки и записи содержатся только на 96 страницах, остальные 453 страницы не вызвали такого бурного интереса у гимназисток и остались почти нетронутыми.

    В шестом томе собраний сочинений Д. И. Писарева самой интересной для тагильских гимназисток оказалась его статья "Борьба за жизнь (“Преступление и наказание” Ф. М. Достоевского. Две части. 1867 г.)": как минимум пять читательниц оставили на страницах с этой статьей свои знаки и пометки. Вторая половина этой статьи была опубликована уже после смерти автора в 1868 г. в журнале "Дело". Именно эта часть, посвященная Раскольникову, не оставила равнодушными поклонниц творчества Ф. М. Достоевского. Выводы Дмитрия Ивановича о психологическом портрете главного героя романа совпали с мнением читательниц гимназической библиотеки, поэтому и были ими выделены. Соглашались гимназистки и с последними словами публициста в статье: "Существует ли такое психическое состояние, и верно ли оно изображено в романе Достоевского, – об этом пусть рассуждают медики, если эти вопросы покажутся им достойными внимательного изучения" [56].

    Именно такие читательские "следы" и позволили нам сделать вывод о популярности тех или иных художественных произведений в кругу чтения нижнетагильских гимназисток. Но две книги донесли до нас нечто особенное.

    Во-первых, это стихотворение, написанное на IV странице (после Оглавления) в третьем томе Собрания сочинений Н. А. Добролюбова. Может быть, литературная критика вдохновила читательницу написать его карандашом прямо в книге на свободном месте, или не нашлось под рукой листка бумаги, когда пришло вдохновение. К сожалению, написано оно не очень понятным почерком. Вот что удалось прочитать:

На качелях.

Опрокинулись лучи

И хохочут глазки

Хороша на шагах

На гигантских.

Высоко, высоко,

Прямо в поднебесье

... (неразборчиво)

…заиграет песня.

    Во-вторых, не обычны рисунки, оставленные читательницей на полях книги "Очерки из истории русской литературы XIX в." Евг. Соловьева. Как будто ей было скучно читать о "драме жизни Гоголя", и потому на полях она рисует профиль классика русской литературы (не очень похоже, но зато очень узнаваемо), а на страницах, посвященных творчеству Г. И. Успенского, В. М. Гаршина и С. Я. Надсона, остались "птички" (в первом случае очень похоже на ворону, если перевернуть книгу вверх ногами, в двух остальных нарисованы "курочки") [57]. Но самые замечательные записи – "переписка" двух читательниц, оставленная на полях страницы с фотографией автора "Очерков". "Какая есть? Я?", "Я – эхг! Вздох тяжелый, да!" – это похоже на обрывки фраз разговора, долетевшие до нас через столетие.

    Знакомясь с книгами из гимназической библиотеки, мы попытались определить круг чтения тагильских гимназисток. Исследование полностью подтверждает наблюдение выдающегося книговеда и библиографа Н. А. Рубакина о "волнах" читательских интересов, которые до провинции доходят с опозданием [58]: так, книги культовых писателей 60-х годов пользовались большой популярностью в среде тагильских гимназисток в начале ХХ в.

    "Кумиром и богом гимназической молодежи в первой половине
60-х гг. прошлого столетия был Д. И. Писарев, – вспоминал гимназист херсонской гимназии. – Статьями его захлебывались, мысли его воспринимались с благоговением, как евангелие, как нечто непререкаемое, как священный завет" [59]. "В гимназии я зачитывался чуть ли не с третьего класса “Русским словом”, – читаем в воспоминаниях керченского гимназиста, – ... Моим любимым автором стал скоро Писарев. Сначала я только восхищался хлесткостью полемики, не понимая хорошенько смысла. Но потом мало-помалу стал запоминать слова и идеи. С таким руководителем, конечно, все мои детские верования стирались в какую-то кашу, растворялись, улетучивались" [60]. Напомним, что и читательница нижнетагильской гимназической библиотеки именно критику Д. И. Писарева назвала "прекрасной вещью".

    По воспоминаниям А. М. Скабичевского, "наиболее сильное впечатление было произведено на нас (поколение 1860-х – прим. О. Ш.), конечно … литературным памятником, взволновавшими все русское общество и положившими грань между 50-ми и 60-ми годами. Это были “Отцы и дети” Тургенева" [61]. Это в столице, а на Урале волна увлечения творчеством Тургенева докатилась к началу ХХ в. "Второй период школьной учебы (1906–1910 гг.) наполнен для меня размышлениями об отношении религии к обществу, о значении науки и искусства. Именно в этот период появляется тема вечно женственного... Огромную роль сыграл в этом отношении и Тургенев, произведениями которого я увлекался", – пишет в своих воспоминаниях бывший екатеринбургский гимназист Б. Д. Удинцев [62].

    Книги, которые донесли до нас мысли и мнения читательниц начала ХХ в. в виде пометок и записей на полях, показали нам, что их волновало, что занимало умы молодого поколения, которому пришлось пережить ужасы революций и гражданских войн, а возможно, и эмиграцию и жизнь на чужбине. С помощью книги читатели не только знакомились "с политическими знаниями и идеями революционного преобразования буржуазного общества" [63], но и читали классическую русскую литературу, изучали литературную критику, чтобы лучше понимать художественные произведения. По воспоминаниям современника, большинство россиян начала ХХ в. "почти не интересовались общественными вопросами, склоняясь к мирной обывательской жизни, занимаясь школьными предметами, много читая, посещая театры, а в будущем стремясь к высшему образованию" [64]. По нашему мнению, то же самое можно сказать и о большинстве читательниц библиотеки Нижнетагильской Павло-Анатольевской женской гимназии.

    Д. Равинский, определяя чтение как особую форму "социального поведения, способ участия в развитии общества", отмечал "интригу" проблем массового женского чтения в России. По его мнению, "противоречие между невозможностью продолжать мириться с уготовленной женщинам участью и опасностями чтения, дававшего “умственное образование”, открывавшего новые варианты судьбы", драматично обнажилось во второй половине XIX в., "когда борьба за женскую эмансипацию, за новую женскую судьбу в очень большой мере велась под знаком чтения" [65].

    Для гимназисток знание произведений классиков и современников русской литературы было важным не только по обязанности, но и по велению времени и души. "Мы считали себя умными, судили и спорили обо всем на свете, брались за все проклятые вопросы, читали книги о чем угодно", – писала А. В. Тыркова-Вильямс о своих гимназических годах, которые пришлись на конец XIX в [66]. Тагильские гимназистки тоже много читали (следы, оставленные ими в библиотечных книгах, – тому подтверждение), и, как все читатели начала века, они искали в художественной литературе не только "художественности", но и "публицистичности и дидактичности (а точнее, ответа на вопросы "что делать?" и "кто виноват?") [67].

Приложение 1

Состав библиотек Нижнетагильской Павло-Анатольевской женской гимназии и Горнозаводского училища (по состоянию на 1915 г.)

Показатели

Нижнетагильская Павло-Анатольевская женская гимназия

Горнозаводское училище

названий книг

3869

2619

томов

5017

2883

на сумму

3020 р. 35 к.

6320 р. 70 к.

    Таблица составлена по данным из брошюры: Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа: Сведения об учебных заведениях Нижне-Тагильского горного округа на 1 января 1915 г. Н. Тагил: Типография Е. М. Левитской, 1915. С. 19–21.

 

Приложение 2

Список наиболее популярных художественных произведений у гимназисток Павло-Анатольевской Нижнетагильской женской гимназии

№ п/п

Место по популярности

Количество читательских пометок

Название произведения, автор

1

1

32

"Обломов" И. А. Гончарова

2

2

24

"Дворянское гнездо" И. С. Тургенева

3

3

23

Сочинения Д. И. Писарева

4

4

22

"Преступление и наказание" Ф. М. Достоевского

5

5

21

"Евгений Онегин" А. С. Пушкина

6

6

12

"Что делать?" Н. Г. Чернышевского

7

7

11

"Что такое искусство?" Л. Н. Толстого

8

7

11

Сочинения М. Горького

9

8

10

"Отцы и дети" И. С. Тургенева

10

9

9

"Рассказ неизвестного человека" А. П. Чехова

11

10

7

"Палата № 6" А. П. Чехова

12

11

6

Сочинения Н. А. Добролюбова

13

12

4

Сочинения Г. Успенского

14

12

4

"Новь" И. С. Тургенева

15

12

4

Сочинения В. Г. Белинского

16

12

4

Сочинения А. И. Герцена

17

13

3

Стихотворения Г. Р. Державина

18

13

3

Сочинения Н. В. Гоголя

19

13

3

Сочинения Н. Н. Страхова

20

14

2

"Власть тьмы" Л. Н. Толстого

21

14

2

"Накануне" И. С. Тургенева

22

14

2

"Горе от ума" А. С. Грибоедова

23

14

2

Стихотворения Л. А. Мея

24

14

2

"Воевода" А. Н. Островского

25

14

2

"Бродяга" И. С. Аксакова

26

15

1

"Дядя Ваня" А. П. Чехова

27

15

1

Сочинения Д. Н. Мамина-Сибиряка

28

15

1

Стихотворения А. Н. Плещева

29

15

1

"Дмитрий самозванец" А. П. Сумарукова

30

15

1

Стихотворения К. Ф. Рылеева

31

15

1

Стихотворения А. В. Кольцова

32

15

1

Стихотворения Ф. И. Тютчева

33

15

1

Стихотворения М. Ю. Лермонтова

34

15

1

Стихотворения А. А. Фета

35

15

1

Стихотворения М. А. Стаховича

36

15

1

Стихотворения Ф. Б. Миллера

37

15

1

Стихотворения в прозе И. С. Тургенева

38

15

1

Стихотворения С. Я. Надсона

39

15

1

"Путешествие из Петербурга в Москву" А. Н. Радищева

40

15

1

Сочинения О. И. Сенковского (псевдоним Барон Брамбеус)

41

15

1

Сочинения М. Е. Салтыкова-Щедрина

42

15

1

Сочинения Н. К. Михайловского

43

15

1

Сочинения В. М. Гаршина

44

15

1

"Война и мир" Л. Н. Толстого

45

15

1

"Анна Каренина" Л. Н. Толстого

    (Прим. В том случае, если пометки относятся не к конкретному произведению, а в целом к творчеству писателя или поэта, название произведения не указывается.)

 

ПРИМЕЧАНИЯ

    1. См: Дашкевич Л. А. О репертуаре чтения служащих уральских заводов в дореформенный период (По описям и каталогам библиотек) // Культура и быт дореволюционного Урала: Сборник научных статей. Свердловск, 1989. С. 122–139.; Дашкевич Л. А., Пирогова Е. П. Книги горного гнезда // Книги старого Урала. Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1989. С. 185–214; Мосин А. Г. Книжное собрание механика Нижнетагильских заводов П. П. Мосина // Книжные собрания Российской провинции: Проблемы реконструкции: Сборник научных трудов. Екатеринбург: Банк культурной информации, 1994. С. 200–210; Пирогова Е. П. Библиотеки Демидовых: Книги и судьбы. Екатеринбург: Сократ, 2000.; Овечкина Э. Н. Репертуар чтения населения Нижнетагильских заводов во второй половине XIX в. // Тагильский край в панораме веков: Материалы краеведческой конференции. Нижний Тагил, 2001. С. 210–217.

    2. Козлова Н. Социально-историческая антропология: Университетский учебник. М.: Ключ-С, 1999. С. 19.

    3. Цит. по: Астафьева О. Н., Веряскина В. П., Чабан П. И. Философская и социальная антропология в России: Тенденции развития и перспективы // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1998. № 2. С. 59.

    4. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1966. С. 455.

    5. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – нач. XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: В 2 т. Т. 1. СПб: Дмитрий Булавин, 2000. С. 13.

    6. См.: Голубева О. Д. М. Горький о русском читателе начала 20 века // История русского читателя: Сборник научных трудов. Вып. 3. Л., 1979. С. 76–88; Айзенберг А. Я. Большевистская печать эпохи первой революции и политическое самообразование // Айзенберг А. Я. Самообразование: История, теория и современные проблемы. М.: Высшая школа, 1986. С. 80–91.

    7. Козлова Н. Указ. соч. С. 19.

    8. Арфеографы при изучении рукописных и старопечатных книг всегда отмечали важность сведений, содержащихся в записях читателей, но использовали эти данные как источники по истории книги. (См.: Пихоя Р. Г., Шашков А. Т. Записи на рукописях и старопечатных книгах XVI–XVII вв. собрания Уральского университета // Вопросы истории Урала: Из истории духовной культуры дореволюционного Урала. Свердловск, 1979. С. 21.). Исследователи частных библиотек использовали "следы", оставленные читателями, как своеобразные владельческие записи: сличая их, им удавалось реконструировать составы библиотек. (См. Мартынов И. Ф., Осипова Л. А. Библиотека уральского горнозаводчика XVIII в. Н. А. Демидова // Вопросы истории Урала… С. 56–57.).

    9. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т. 2. Ч. 2. М.: Прогресс-Культура, 1994. С. 454.

    10. Поляков Ю. А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Отечественная история. 2000. № 3. С. 131.

    11. Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа: Сведения об учебных заведениях Нижне-Тагильского горного округа на 1 января 1915 г. Н. Тагил: Типография Е. М. Левитской, 1915. С. 3.

    12. Ганьжа С. В. Тагильская летопись XVI–XVII вв. Нижний Тагил, 2000. С. 76.

    13. Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа… С. 3.

    14. Там же. С. 4.

    15. Дашкевич Л. А. О репертуаре чтения служащих уральских заводов в дореформенный период (По описям и каталогам библиотек) // Культура и быт дореволюционного Урала: Сборник научных статей. Свердловск, 1989. С. 122.

    16. Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа… С. 4.

    17. Адрес-календарь и памятная книжка Пермской губернии на 1989 г. Пермь: Типо-литография Губернского Правления, 1898. С. 71 (г. Верхотурье).

    18. Крупянская В. Ю., Полищук Н. С. Культура и быт рабочих горнозаводского Урала (конец XIX – начало XX в.) М.: Наука, 1971. С. 176.

    19. Подробнее см.: Сироткин С. Г. Вопрос о всеобщем обучении в Пермской губернии (очерк истории этого вопроса в период 1894 – 1904 гг.) СПб: Сенатская типография, 1904.

    20. Симонов А. Слово о школах 1900–1917 // Рукописный отдел краеведческой библиотеки Нижнетагильского музея-заповедника Среднего Урала.

    21. Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 12. Свердловск: Свердловское областное гос. изд-во, 1951. С. 159.

    22. Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа… С. 16.

    23. Там же С. 5.

    24. Там же.

    25. Ганьжа С. В. Указ. соч. С. 113.

    26. Крупянская В. Ю., Полищук Н. С. Указ. соч. С. 113.

    27. Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа… С. 5–6.

    28. Крупянская В. Ю., Полищук Н. С. Указ. соч. С. 113.

    29. Попечительный Совет учебных заведений Нижне-Тагильского горного округа… С. 6.

    30. Грум-Гржимайло В. Заводское дело – это целый сказочный мир // Грум-Гржимайло В. Хочу быть полезным Родине. Екатеринбург, 1996. С. 21.

    31. Устав гимназий и училищ уездных и приходских (Выс. утв. 8 дек. 1828 г.) // Свод главнейших законоположений и распоряжений о начальных народных училищах и учительских семинариях. Ч. 1. / Сост. П. Аннин. Спб., 1890. С. 10.

    32. Милюков П. Н. Указ. соч. С. 355.

    33. От Ученого комитета Министерства народного просвещения // Русская школа. 1904. № 4. С. XXII – XXIII.

    34. Чудовский В. Библиотека ТОМК. Тагил: Окртипография, 1930. С. 5.

    35. Милюков П. Н. Указ. соч. С. 338-339.

    36. Скафтымов А. Преподавание литературы в дореволюционной школе (Сороковые и шестидесятые годы) // Ученые записки Саратовского гос. пед. ин-та, 1938. Вып. 3. С. 229.

    37. Бренчугина-Романова А. Н. Учебные пособия по теории и истории словесности на рубеже XIX–XX веков // Образование в современной школе. 2003. №6. С. 52.

    38. Вспоминая читательский дневник своей младшей сестры, Б. Д. Удинцев (племянник Д. Н. Мамина-Сибиряка – прим. О. Ш.) отмечает огромное количество "прочитанных ею книг, главным образом классиков русской и иностранной литературы" (Удинцев Б. Д. "Образы прошлого теснятся предо мною…": Воспоминания о Д. Н. Мамине-Сибиряке, родственных семьях, о времени и о себе. Нижний Тагил, 2002. С. 65.)

    39. См.: Отзывы о письменных работах по математике, исполненных ученицами VII и VIII класса женских гимназий Оренбургского учебного округа в 1907 г. Уральск: Уральская обл. типография, 1907. С. 37–39.

    40. Цит. по: Столяров М. Русские писатели и вопросы воспитания и народного образования // Русская школа. 1904. № 4. С. 49–50.

    41. См.: Рейблат А. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во вт. пол. XIX в. М.: МПИ, 1991. С. 75–76.

    42. Историки всегда в своих исследованиях использовали математико-статистические методы. (См.: Шмидт С. О. Источниковедение в системе наук // Историческая наука на рубеже веков: Статьи и материалы научной конференции. Екатеринбург, 2000. С. 6; Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период Первой мировой войны (1914 – март 1918 г.) Екатеринбург, 2000. С. 76).

    43. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1. Спб., 1909. С. 269, 285.

    44. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2. Спб., 1904. С. 387.

    45. Там же. С. 394.

    46. Там же. С. 399.

    47. Овечкина Э. Н. Репертуар чтения населения нижнетагильских заводов во второй половине 19 в. // Тагильский край в панораме веков. Вып. 2. Нижний Тагил, 2001. С. 213-214.

    48. Там же.

    49. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2. Спб., 1904. С. 418.

    50. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 3. Спб., 1904. С. 277.

    51. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 4. Спб., 1903. С. 10.

    52. Там же.

    53. История Отечества. М.: Современник, 1997. С. 159.

    54. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 4. Спб., 1903. С. 120.

    55. Там же. С. 121.

    56. Писарев Д. И. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 6. Спб., 1905. С. 403.

    57. Соловьев Евг. (Андреевич) Очерки из истории русской литературы XIX в. / Вступ. ст. П. Пильского. 3-е исправ. изд. СПб.: Издание Н. П. Карабасникова, 1907. С. 74, 408, 437, 439.

    58. Рубакин Н. А. Избранное: В 2 т. Т. 1. М.: Книга, 1975. С. 44.

    59. Цит. по: Рейблат А. Указ. соч. С. 42.

    60. Там же.

    61. Скабичевский А. М. Сочинения А. Скабичевского: Критические этюды, публицистические очерки, литературные характеристики: В 2 т. Т. 1. Спб, 1903. С. 2.

    62. Удинцев Б. Д. Указ. соч. С. 30.

    63. Айзенберг А. Я. Указ. соч. С. 90; Из воспоминаний дочери городского главы Екатеринбурга в к. XIX в.: "Читала я обыкновенно две книги, одна была "запретная", такими меня снабжал Леня Стешин (двоюродный брат автора воспоминаний – Прим. О. Ш.). И вот прислушиваешься – не идет ли мама. В соседней комнате скрипел пол, и я всегда успевала сменить книгу" (Пешкова И., Симонова З. Отец – Дочь: К 280-летию Екатеринбурга // Урал. 2003. № 8. С. 222).

    64. Удинцев Б. Д. Указ. соч. С. 50.

    65. Равинский Д. Барышня с книжкой: Портрет в историческом интерьере // Родина. 2000. № 9. С. 102, 106.

    66. Тыркова-Вильямс А. В. То, чего больше не будет: Воспоминания известной писательницы и общественной деятельницыы А. В. Тырковой-Вильямс (1869–1962). М.: Слово/Slovo, 1998. С. 128.

    67. Шапошников А. Е. История чтения и читателя в России (IX–XX вв.): Учебно-справочное пособие для библиотек всех систем и ведомств. М.: Либерея, 2001. С. 50.

О.В. Шабаршина

 

 

Главная страница