Быт тагильчан в 1917-30-е гг.

    Период с 1917 до начала Великой Отечественной войны – один из самых драматичных в истории Нижнего Тагила. За неполные четверть века тагильчане прошли через потрясения революции 1917 г. и гражданской войны, зигзаги нэпа, испытания первых пятилеток. Это был этап, когда историческое время спрессовалось, вместив в короткий промежуток столько трагических и драматических событий, на которые в более спокойные эпохи потребовались бы целые века.

    В это время изменился статус Нижнего Тагила: заводской поселок стал городом. Согласно утвердившейся в уральской литературе точке зрения, Нижний Тагил был преобразован в город только в 1919 году. При этом ссылаются на постановление Екатеринбургского губернского военно-революционного комитета от 20 августа 1919 г. [1]. Однако существуют и другие свидетельства о том, что статус города был получен Нижнетагильским заводом до 1919 г. Во вводной статье энциклопедии "Города России" упоминается распоряжение Временного правительства, согласно которому Нижний Тагил вместе с Черемхово, Орехово-Зуево, Кимрами и рядом других населенных пунктов получил статус города еще в 1917 году [2]. Еще одна точка зрения на этот вопрос содержится в новой монографии челябинского историка И. В. Нарского. Упомянув, что в январе 1918 года была образована новая Екатеринбургская губерния, историк далее замечает: "В конце 1917 – начале 1918 г. только что пришедшие к власти уральские большевики энергично принялись за переименование и повышение статуса населенных пунктов, сделав таким образом символическую заявку на будущее переустройство мира. Так в Вятской губернии Воткинский и Ижевский заводы были переименованы в города Воткинск и Ижевск, что позднее было признано и Комучем, а слобода Кукарка была переименована в город с семью волостями и программным названием Советск. В уездные центры новой Екатеринбургской губернии превратились бывшие горнозаводские поселки – Алапаевский, Каменский, Надеждинский, Нижне-Тагильский" [3]. К сожалению, И. В. Нарский не указывает источника этой информации. Судя по контексту, придание Нижнему Тагилу статуса города произошло в конце 1917 – начале 1918 года.

    Белая администрация Нижнего Тагила официально именовала его Нижнетагильским заводом (т. е. заводским поселком). Однако в текстах приказов и распоряжений белых комендантов наряду с упоминаниями Нижнетагильского завода встречается определение Нижнего Тагила как города. Так, объявление о мобилизации, датированное 26 октября 1918 г., сделано от имени коменданта города и района Нижнего Тагила. В приказе "коменданта Нижне-Тагильского завода и его окрестностей" от 2 декабря 1918 года содержатся примечательные оговорки: "Все граждане, имеющие седла должны сдать таковые в Управление коменданта города", "обыски и аресты в городе..." [4]. В официальных областных справочниках советского периода годом признания Нижнего Тагила городом также указан 1917 [5]. Вопрос этот требует дополнительного исследования.

    Период 1917 – конца 30-х гг. – это время резких колебаний численности населения Нижнего Тагила. Первая общероссийская перепись 1897 г. зафиксировала наличие в Нижнем Тагиле 31 449 чел. Согласно данным земской статистики, население заводского поселка в 1907 г. составляло 33 939 чел., а в 1909 выросло до 34 709 чел. К началу первой мировой войны численность населения города практически не изменилась [6].

    В годы первой мировой войны темпы роста городского населения Урала выросли. Если в 1897–1913 гг. городское население Пермской губернии росло в среднем на 5,1 % в год, то в 1913–1916 – уже на 6,1 % [7]. Увеличивалось и население Нижнего Тагила. В 1916 г. в нем проживало 44,0 тыс., а в 1917 г. – 47,0 тыс. жителей [8]. Причиной быстрого роста населения стал приток беженцев из центральных районов России. Среди них были выходцы из Польши и Галиции [9].

    После начала гражданской войны вынужденная миграция продолжалась. В Тагиле оседало немало беженцев из Центральной России, спасающихся от преследований большевиков [10]. В марте 1919 года число жителей Нижнего Тагила приближалось к 50 тыс. человек. Этот процесс, который И. В. Нарский метко окрестил "вынужденной урбанизацией", хорошо просматривается на данных о численности населения различных частей поселка (см. табл. 1). Основная масса прибывающего населения концентрировалась в центральных частях города, где имелись крупные дома. Окраинные Гальянка и Ключи, в которых проживала преимущественно бедная часть населения и отсутствовали многоквартирные строения, росли гораздо медленнее.

Таблица 1

    Уход белой армии из Нижнего Тагила в июле 1919 года привел к значительному сокращению численности населения. В марте 1920 года в городе оставалось 40,9 тыс. жителей (83,5 %), а в августе 1920 года первая советская перепись населения зафиксировала наличие в Нижнем Тагиле всего 37 799 чел. Если в 1909 г. в Нижнем Тагиле на каждые 100 женщин приходилось 90 мужчин, то в 1920 году на 100 женщин оставался всего 81 мужчина. Особенно удручающим было соотношение полов в возрасте 20–29 лет, на которые пришлась основная тяжесть военных потерь. В Нижнем Тагиле на каждые 100 женщин соответствующего возраста насчитывалось всего 63 мужчины [12].

    Окончательный удар по населению города нанес ужасный голод 1921–1922 годов. По данным всесоюзной городской переписи 1923 г., в Нижнем Тагиле оставалось всего 26 682 жителя. Со второй половины 1922 года, после хорошего урожая и по мере развертывания преимуществ новой экономиической политики и улучшения условий жизни людей, численность населения вновь стала увеличиваться. По переписи 1926 года, численность населения города, которую он имел в 1920 году, была восстановлена и составила 38 820 человек. Среди городов Уральской области Нижний Тагил в 1926 г. занимал пятое место, уступая лишь Свердловску, Перми, Челябинску и Златоусту [13].

    Тридцатые годы стали периодом стремительного роста населения города. В январе 1929 г. население Нижнего Тагила равнялось 42 705, в июне 1930 г. – 54 100 чел. С первых месяцев 1931 г., когда началось строительство Новотагильского и Уральского вагоностроительного заводов, численность населения начинает быстро увеличиваться. На 1 января 1931 г. в городе проживало 59 483 чел., на 16 апреля – 61 300, на 1 июня – 85 900 и на 1 января 1932 г. – 117 700 человек [14].

    По статистическим сводкам ЦУНХУ, на 1 января 1933 году в городе проживало 126 тыс. человек, на 1 января 1935 г. – 150 тыс. Всесоюзная перепись 1937 г. показала наличие в городе 147 136 чел. (некоторое сокращение численности населения можно объяснить уменьшением объемов строительных работ и снижением размеров коллективов строителей). Последняя в 30-е гг. перепись населения страны, проведенная в 1939 г., зафиксировала проживание в нашем городе 159 867 чел. [15].

    Годы предвоенных пятилеток были периодом самого быстрого увеличения численности населения Нижнего Тагила за всю его историю. Эта стремительность становится особенно наглядной при сопоставлении темпов прироста населения Нижнего Тагила. В 1850–1914 гг. среднегодовой темп прироста населения города составлял всего 0,79 %, в 1914–1920 вырос до 1,10 % (хотя за этими цифрами скрывается резкий рост в 1914–1919 гг. и последующее резкое сокращение численности населения). В 1920–1926 гг. среднегодовой прирост составил 0,38 %. Зато с конца 20-х гг. темпы прироста совершили стремительный скачок: 1926–1929 – 4,88 %; 1929–1932 – 40,21 %; 1932–1937 – 4,57 % и 1937–1939 – 4,25 %. В целом за 1926–1939 гг. среднегодовой прирост составил 12,5 %. Это был наивысший показатель за всю историю Нижнего Тагила.

    Вековая тенденция крайне замедленного увеличения численности тагильчан, действовавшая с 20-х гг. XIX века, была сломана. Если отвлечься от утомительных цифр, то произошедшее можно охарактеризовать так: за век со второй четверти XIX до начала второй четверти XX века к существовавшему Тагилу прибавился еще один, а за три предвоенных пятилетия к уже имеющемуся городу добавилось еще три!

    Причины этой метаморфозы – начало строительства гигантов тагильской индустрии – металлургического, коксохимического, огнеупорного и вагоностроительного заводов. Население Урала было достаточно редким, и найти рабочие руки на месте или привлечь их на новое место какими-то ощутимыми материальными благами из более населенных районов власть не могла. И она пошла по давно опробованному русской историей пути применения принудительного труда (вспомним времена Петра I). С начала 30-х гг. это были раскулаченные-спецпоселенцы, а затем и все растущее число заключенных колоний ГУЛАГа. Многие крестьяне самостоятельно приезжали в Нижний Тагил, стремясь спастись в городе от ужасов “социалистического преобразования деревни”, затеряться от безжалостных властей на его многочисленных строительных площадках. В спецпоселках Уралвагонстроя (строительной организации, возводившей УВЗ) число раскулаченных возросло с января 1933 по март 1935 г. с 3,5 до 10 тыс. чел., составив весной 1935 г. треть населения Вагонки. Общее же число спецпоселенцев и заключенных колоний и тюрем в городе, по данным В. М. Кириллова, колебалось в 1932–1940 гг. от 10 до 21 тыс. чел. И в отдельные годы (например, в 1934 г.) доходило до 14 % населения [16]. Иными словами, примерно каждый десятый тагильчанин в годы первых пятилеток попал в наш город не по своей воле. Такие перепады в численности населения существенно влияли на быт тагильчан.

Таблица 2

Численность населения Нижнего Тагила (чел.) [17]

    Важнейшим элементом быта являются жилищные условия. По данным переписи 1920 года, в Нижнем Тагиле насчитывалось 7,5 тыс. жилых домов и 6,2 тыс. нежилых построек. Из них 12,7 тыс. составляли одноэтажные строения, 992 – двухэтажные и 14 – в три и более этажей. Военные действия, прокатившиеся через Нижний Тагил, не нанесли особого ущерба городу. Было уничтожено всего 17 строений.

    В городе преобладали деревянные строения. Из 7791 городской квартиры 92,6 % располагались в деревянных домах, и только 5,1 % – в каменных (прочие – в домах из смешанных материалов). 29 квартир было расположено в подвальном этаже, 33 – в полуподвале, 6960 квартир – на первом этаже, 665 – на втором, 100 – на первом и втором этажах одновременно, и 4 – на третьем этаже. На каждую квартиру в среднем приходилось 1,4 комнаты. Населенность жилого фонда была следующей: на одну квартиру приходилось 4,7 жителя (по городам Екатеринбургской губернии – 4,9), на одну комнату – 3,4 (по губернии – 3,1). 66 % всех квартир Тагила имели кухню. Благоустройство жилого фонда было минимальным. 39,5 % квартир имели электрическое освещение, остальные обходились керосиновыми лампами, свечами и лучинами. 4,9 % квартир имели ватерклозет, 59,4 % – отхожее место простого устройства. Ни водопровода, ни канализации в городе не было. 99 владений в городе имели колодцы с питьевой водой, прочие 6090 владений пользовались общественными колодцами и брали воду из прудов и речек. Из коммунальных предприятий специальное обследование зафиксировало три пожарных части, ассенизационный обоз, лесопилку и похоронное бюро. В этом отношении Нижний Тагил значительно уступал другим городам Екатеринбургской губернии [18].

    Жилищные условия тагильчан в годы нэпа можно назвать относительно благоприятными, особенно если их сравнивать с периодом форсированной индустриализации конца 20 – 30-х гг. Обеспеченность жилой площадью в Нижнем Тагиле была весьма высокой, ни один крупный город или завод Урала не мог сравниться в этом плане с ним. На жилищную ситуацию в городе в 20-е гг. влиял целый ряд факторов. Во-первых, в Нижнем Тагиле, подобно другим городам и поселкам страны, происходило перераспределение жилого фонда. Добротные дома, принадлежавшие местным предпринимателям, крупным служащим, духовенству, в течение 20-х гг. были муниципализированы и использованы частично под учреждения, а частично – под жилье для рабочих. Во-вторых, военные действия в период гражданской войны, голод 1921–1922 гг. и другие социальные катаклизмы привели к сокращению жилого фонда. В 1923 г. по сравнению с 1920 г. число квартир в городе уменьшилось на 7 %, с 7791 до 7277. В 1923 г. 1303 квартиры (18 %) пустовали. Сократилось число жилых домов, причем лишь небольшая часть из них была разрушена, а большинство перешло в разряд нежилых построек [19]. К середине 20-х гг., по мере нормализации социально-экономической ситуации и восстановления численности населения, жилищный фонд был вновь плотно заселен.

    По данным Всесоюзной переписи населения 1926 г., в Нижнем Тагиле 75 % рабочих и членов их семей проживали в собственных домах (по Уральской области этот показатель равнялся 59,7 %). Средний размер жилой площади, приходящейся на одного человека, составил в Нижнем Тагиле в 1926 г. около 6,4 кв. м, в том числе в семьях рабочих 5,8 кв. м (по Уральской области последний показатель равнялся всего 4,7 кв. м). Хотя по сравнению с другими городами Урала положение Нижнего Тагила было наиболее благоприятным, следует учесть, что и в нашем городе отставание от санитарных норм было велико. Предельно допустимая санитарно-гигиеническая норма жилищной обеспеченности в 20-е гг. составляла 8 кв. м на человека. В Нижнем Тагиле в 1926 г. такую обеспеченность имели всего 18,9 % рабочих города и членов их семей (по Уральской области – 12,7 %), 43,6 % располагали от 4 до 8 кв. м на человека (по Уральской области – 37,4 %), прочие 37,3 % – до 4 кв. м (по области – 49,9 %) [20].

    Число новых зданий, построенных в городе в 20-е гг., было относительно невелико. В 1926–1927 годах у горы Лисьей был воздвигнут трехэтажный набивной шлакоцементный дом. Это был, пожалуй, первый многоквартирный дом Нижнего Тагила. Позднее появились четырехэтажное шлакоблочное здание школы ФЗО (позднее – здание индустриального техникума трудовых резервов), четырехэтажный дом на Вые, городской банк, гостиница. В 1928 году вошел в эксплуатацию первый в городе Дом культуры железнодорожников и стадион.

    Первое десятилетие советского Тагила, посвященное в основном восстановлению и реконструкции существующих предприятий, не внесло заметных изменений в облик самого города. Те же "три конца" – кержацкие ключи, где жили рудокопы и углежоги; Выя, где с давних пор обосновались туляки-металлурги, завезенные первыми Демидовыми; да Гальянка, заселенная потомками бывших черниговских крепостных, занятых на золотоплатиновых приисках. В центре, в четвертой части города, – булыжная мостовая, узкие деревянные тротуары и несколько двухэтажных зданий бывших купеческих особняков. В основном же в городе преобладали грязные немощеные ухабистые улицы, обрамленные покосившимися от времени, вросшими в землю и закопченными деревянными избами [21].

    Революция 1917 года и гражданская война отрицательно сказались на быте населения России в целом и Нижнего Тагила в частности. Постоянным спутником тагильчанина вплоть до начала 20-х гг. была галопирующая инфляция, которая значительно обесценивала заработную плату. Стандартный месячный потребительский набор из 24 предметов (используемый статистиками 20-х гг. для расчета стоимости жизни) включал в себя следующие продукты (в фунтах): мука ржаная – 40, мука пшеничная – 20, крупа – 7,5; картофель – 40, капуста – 9, свекла – 4,5; лук – 1, мясо (говядина) – 7,5; коровье масло – 1, масло растительное – 1, рыба (сельдь) – 1,8; сахар-рафинад – 2, соль – 2, молоко – 12 бутылок и яйца – 6 штук. Кроме того, в него входили 2 аршина ситца, 6 фунтов керосина, 3 коробки спичек и некоторые другие промышленные товары. Стоимость такого набора в Нижнем Тагиле в 1913–1914 году (среднемесячная) составила 6 руб. 35 коп., в сентябре 1916 г. – 18 руб. 50 коп., в феврале 1917 г. – 29 руб. 30 коп., в мае 1918 г. – 115 руб. и в августе 1919 г. – свыше 340 руб. В июне 1921 г. стоимость бюджетного потребительского набора достигла астрономической суммы в 543 тыс. руб., а в декабре 1922 г. – 138 млн руб. [22]. Данные за 1918–1922 гг. относятся к Тагилу под властью красных.

    Ситуация в Тагиле под властью белых была аналогичной. Цены на рынке в конце 1918 – первой половине 1919 года также постоянно росли. Так, в декабре 1918 года пуд пшеничной муки стоил 25 рублей, в феврале 1919 года – 68–70 рублей, весной 1919 года – уже 130 рублей. Между тем, месячный заработок рабочего на приисках составлял зимой 1919 года около 450 рублей, учителя тагильских школ осенью 1918 года имели оклад 400 рублей. Пианистка А. И. Шорина из кинотеатра "Иллюзия" получила за ноябрь 1918 года 347 рублей, кассирша С. Ф. Дунаева 173 рубля, контролерши Калинина, Караваева, Лезова и Борисова – от 25 до 120 рублей (в зависимости от проработанных дней, исходя из месячного оклада 150 рублей). Оклад механика в этом кинотеатре составил 400 руб., скрипача – 300, афишера – 200 и поломойки-истопницы – 150. В январе 1919 года оклад смотрителя заводского театра В. А. Цыкина составил 400 рублей, сторожа А. Ф. Усова – 250 рублей. Следует учитывать, что безработица в белом Тагиле имела широчайшее распространение и твердый заработок имели далеко не все [23].

    Уже в 1917 году в городе начались трудности с обеспечением продовольствием и промышленными товарами. Летом 1917 г., как вспоминал позднее рабочий И. Г. Баранов, "выписки жалования затягивались. Промтовары неизвестно куда девались. Продовольственные управы работали никуда не годно". В конце 1917 года, по воспоминаниям другого тагильчанина И. М. Пылаева, "... продовольствием дело шло все хуже и хуже... В декабре создалось тяжелое положение: ни денег, ни хлеба и ни овса" [24].

    В январе 1918 года новый большевистский Совет послал в Шадринск уполномоченных для закупки хлеба для населения. Однако продовольственные агенты во главе с рабочим Звонаревым не выполнили задание, растратив народные деньги. Над городом нависла угроза голода. 16 января 1918 года возмущенные тагильчане собрались на главной площади Нижнего Тагила перед памятником Свободы (переделанным из памятника Александру II), требуя выдачи им виновных. Митинг продолжался с обеда до ночи. Председатель Совета Д. Н. Добрынин, выступая перед толпой, заявил, что не допустит самосуда, и незадачливые продагенты будут наказаны "законным порядком". Среди митингующих возникли слухи о намерении большевиков укрыть своих ставленников от ответственности. Часть толпы двинулась к зданию Совета. Раздавались требования к большевикам, расписавшимся в собственной беспомощности, отдать власть другим. Красногвардейцы, охранявшие Совет, начали стрелять залпами в воздух. Но несколько пуль попали в толпу. Пролилась кровь. Эти первые плоды большевистского правления оказались столь горькими, что ночью, не выдержав угрызений совести, Д. Н. Добрынин застрелился. Из Екатеринбурга в помощь тагильским большевикам был прислан вооруженный до зубов отряд матросов во главе с П. Д. Хохряковым. Несколько недель эти "агитаторы" вместе с местными вооруженными большевиками "убеждали" тагильчан в правильности новой власти [25].

    Постепенно власти удалось наладить хлебозаготовки. Сначала хлеб поставлялся из Шадринского уезда. С мая 1918 года, когда чехословацкое восстание привело к захвату белыми Зауралья, хлеб для Тагила стали заготавливать в Прикамье. За лето и начало осени 1918 года там было заготовлено для Тагила 50 тыс. пудов муки.

    С начала октября 1918 г. по середину июля 1919 г. Нижний Тагил находился под контролем белогвардейской администрации. Несмотря на смену власти, продовольственный вопрос по-прежнему оставался острым. Лишь часть офицеров и солдат белой армии питались относительно неплохо. Так, например, штабу гарнизона города в октябре 1918 года была положена следующая норма (в расчете на 1 человека, по хлебу дневная, по остальным продуктам – месячная): хлеба – 634 г, муки – 2 кг, мяса – 9,5 кг, крупы (гороха, риса, проса) – 1,9 кг, картофеля – 2,6 кг, овощей (капусты и лука) – 4,1 кг. Кроме того, на каждого солдата и офицера штаба полагалось в месяц около 2,4 кг сахара, более 1,2 кг масла, более 1 кг соли, по 68 г чая и кофе, по 400 г мыла и табака. В то же время многие фронтовые части испытывали острую нехватку теплой одежды и продовольствия.

    Гораздо хуже было положение с продовольствием у простых обывателей. Семьям солдат, мобилизованных в белую армию, полагалось продовольственное пособие. Но в связи с редким поступлением средств на эти цели от правительственных структур Нижнетагильская волостная земская управа либо задерживала выдачу пособий, либо вообще их не выдавала. В одном из донесений тагильского коменданта отмечалось сильное истощение значительной части населения вследствие безработицы. Люди вынуждены были менять на хлеб даже теплую одежду. Основным источником продовольствия для многих тагильчан было свое хозяйство [26].

    После прихода Красной армии в 1919 году ситуация в продовольственном вопросе по-прежнему оставалась тяжелой. Данные о питании населения за вторую половину 1919–1920 гг. свидетельствуют, что хотя массового голода не было, питание большинства тагильчан было скудным. Недоедание наиболее сильно проявлялось в весенне-летние месяцы, когда заканчивались запасы предыдущего урожая. Во второй половине 1921 – первой половине 1922 года разразился настоящий голод, который унес жизни нескольких тысяч горожан. Ситуация со снабжением рабочих Нижнего Тагила в это время была очень тяжелой. Десятник Высокогорского рудника Иван Михайлович Пылаев вспоминал: "Горняки, на своей спине испытавши власть белых, очень дружно берутся за работу, хотя и голодны, разуты, раздеты... Горностаев Ефим Егорыч (председатель объединенного рудничного комитета – А. Е.) добыл немного муки и картофеля. Он добыл также лаптей и ниток. Рабочие радуются, получают муку и тут же в замере начинают печь лепешки. Некоторые товарищи, надевая лапти, говорят: "Обуты!". Федор Данилович Козьмин делит нитки для починки одежи. Он дает конец нитки одному из товарищей, велит бежать до определенного места. Добежал – стоп, нитка обрывается, и товарищ получает ее. Берется следующий... Организуем свою столовую, варим суп. Если в суп ложат немного крупы и картофеля – считаем хорошим, а если в котел попадает иной раз конина – очень хорошим" [27]. Только хороший урожай 1922 года положил конец жатве смерти.

    По мере развертывания новой экономической политики снабжение тагильчан улучшалось. На 1 апреля 1924 г. в городе действовало 221 торговое предприятие, в том числе 199 частных, 14 кооперативных и 8 государственных. По размерам товарооборота частные предприятия уступали и кооперативным, и государственным (соответственно 5,2 %, 44,9 % и 49,9 % за полугодие октябрь 1923 – март 1924 года). Следует особо отметить роль кооперации. Члены потребительской кооперации получали при покупке значительную (до 10 % и выше) скидку. На 1 июля 1924 г. Нижнетагильское потребительское общество располагало в городе десятью лавками, а число активных пайщиков составляло 3922 человека (то есть каждый восьмой житель). Существенную роль играло и заводское снабжение. В 1928 г. в городе работало 157 частных лавок, 51 кооперативный и 15 государственных магазина.

Таблица 3

Торговые заведения Нижнего Тагила в 1928 году [28]

    Питание населения значительно улучшилось. Данные по Екатеринбургской губернии свидетельствуют, что если в сентябре 1921 г. калорийность дневного рациона горожанина не превышала 2500 килокалорий, в период голода в феврале 1922 г. опустилась до 2200–2300 килокалорий, то с ноября 1922 г. она не опускалась ниже 3000–3100 килокалорий. Выбор продуктов и промышленных товаров в торговых лавках и магазинах был достаточно широким и доступным значительным слоям тагильчан. Так, при заработной плате рабочего Средне-Уральского металлургического треста (куда входил и Нижнетагильский завод) в 1923/24 хозяйственном году в 291,96 золотых рубля (24,33 зол. руб. в месяц) средние базарные цены в этом году в Нижнем Тагиле были следующими: мука ржаная – 111 коп. за пуд, мука пшеничная – 187 коп. за пуд, картофель – 39 коп. за пуд, яйца – 49 коп. за десяток, масло топленое – 68 коп. за фунт, сахар-рафинад – 49 коп. за фунт, корова дойная – 86 руб., лошадь средняя крестьянская – 121 руб., соль – 3 коп. за фунт, керосин – 7 коп. за фунт, ситец – 45 коп. за аршин, сапоги – 14 руб. 90 коп. за пару [29]. Сравнивая начало и середину 20-х гг., штабельщица Высокогорского железного рудника Авдотья Максимовна Андрейцева вспоминала: "В голодуху мы робили хорошо... Вот, бывало, в лавке навесят тебе фунт муки да щепотку соли. Голодному трудно робить, а робили... Уж очень мы трудно двадцать первый год пережили. Потом стало налаживаться. По мешку ржаной дали, мясо давали, материю давали. Проса по полпуда отпускали. Жисть-то и пошла веселее..." [30].

    Конечно, и в 20-е гг. были сложности. В сводках ОГПУ летом 1924 г. отмечалось, что зарплату на Нижнетагильском заводе выдали с задержкой в 4 месяца (в июле – только за апрель). В феврале 1926 г. в Тагиле произошли волнения завербованных на лесозаготовки рабочих из Белоруссии. Поводом для них послужило грубое нарушение руководством Нижнетагильского металлотреста своих обязательств (несвоевременно выдавались продукты, к тому же недоброкачественные, не выдана спецодежда, не оказывалась медицинская помощь больным и т. п.). В октябре 1926 г. в Тагиле, как и в других районах Урала, имели место очередные продовольственные затруднения. Как отмечалось в сводке ОГПУ за сентябрь 1926 г., рабочие "снабжались мукой с большими перебоями" и "в крайне недостаточном количестве". Это привело к росту прогулов, поскольку многие рабочие пытались решить продовольственную проблему самостоятельно, а также к "распространению всякого рода панических слухов и усилению антисоветской пропаганды" [31].

    Тяжелейшие испытания революции и гражданской войны сказались на качестве одежды населения. В 1917 – начале 20-х гг. оно вынуждено было пользоваться старыми запасами. При нехватке промышленных товаров в качестве материала женщины использовали мешковину, которая шла на юбки. Кофточки шили из марли. Значительная часть одежды была обменена на продукты питания на рынке. Еще хуже было положение с обувью. Ее плели из полос ткани и веревок, шили из парусины. Выручали и лапти, которые в особо торжественных случаях (например, к свадьбе) окрашивали ваксой в черный цвет.

    По мере развития нэпа положение с промышленными товарами заметно улучшилось. Появились добротные шерстяные и хлопчатобумажные ткани, обувь. Оживилась деятельность частных портных, которые изготовляли верхнюю одежду и платье по журналам мод. Происходили изменения во внешнем облике и костюме молодежи. Косоворотка стала принадлежностью лишь будничной, рабочей одежды, в праздники под костюм надевали сорочку с манжетами и носили ее с галстуком или надевали манишку. Основным видом обуви по прежнему оставались сапоги – хромовые, шевровые и, подешевле, – яловые, брюки чаще продолжали носить заправленными в сапоги и реже – навыпуск.

    Новшеством в 20-е гг. стало значительное распространение одежды военного покроя. Ее носили не только бывшие военнослужащие и работники тех учреждений, где она была обязательной, но и значительно более широкие слои населения. Особой популярностью пользовались френчи и галифе. Иногда их специально шили из подходящего материала. Электронная версия historyntagil.ru. Кожаная одежда – куртки и брюки – стала отличительным признаком руководящих партийных и советских работников [32].

    Как справедливо заметила Е. А. Осокина, "...не стоит идеализировать нэп. Он не стал золотым веком ни для города, ни для деревни… Не изобилие, а относительное благополучие – островок между разрухой гражданской войны и голодной жизнью первой пятилетки – вот чем был нэп" [33].

    С началом так называемой "сталинской модернизации", с переходом к форсированной индустриализации и сплошной коллективизации, материально-бытовое положение тагильчан резко ухудшилось. Сооружение гигантов тагильской промышленности началось в 1931 г. Первые строители Новотагильского металлургического завода располагались в палаточном городке. Только в марте 1931 г. (спустя три месяца после начала строительства) был сооружен первый барак для строителей НТМЗ, а затем началась застройка двух новых барачных поселков. Работавшая на строительстве огнеупорного завода Н. Я. Новоселова вспоминала: "В конце лета 1931 г. нас перевели на Огнеупорстрой. Вначале жили в палатках, рубили лес, пеньки динамитом рвали. Ямы потом водой заполнялись, мы ее использовали для питья, стирки белья. Осенью, когда наступили холода, нас перевели из палаток в бараки... В общем, очень неустроенной была тогда наша жизнь. Рабочие со стройки уходили и уезжали туда, где получше". Барачный городок был перенаселен. Дощатые стены, между которыми были засыпаны опилки, плохо спасали от холодной уральской зимы. Инженер Н. С. Боташев так описывал изменения в облике города, произошедшие после начала сооружения НТМЗ: "Появились поселки: Первая площадка, Вторая площадка, Центральный, Технический. Поселки были разбросаны по контуру будущего завода, часть из них была прямо в лесу. На Второй площадке начали строить одновременно 102 барака, примерно столько же было и на Первой площадке, по речке Вязовке... За железной дорогой вырос палаточный городок" [34].

    Жилой фонд Новотагильского завода и его спутников – коксохимического и огнеупорного заводов – постепенно рос, но и в начале 1940 г. жилье на Техпоселке (где проживала основная масса строителей и эксплуатационников) состояло из нескольких брусковых домов и множества бараков. При входе в барачный коридор обычно располагалась большая печка, на которой сушили одежду и обувь. Вплоть до самого конца 30-х гг. бараки не делились на комнаты, а представляли собой сплошные ряды нар по обе стороны коридора или железных коек, застеленных соломенными матрацами. Семьи, проживающие в таких жилищах, в лучшем случае отгораживались кусками ткани, но часто и этого не было [35].

Таблица 4

Жилой фонд некоторых строительных и металлургических предприятий Нижнего Тагила на 1 января 1940 г. [36]

    Аналогичными оказались и жилищные проблемы первостроителей Уралвагонзавода. Нижний Тагил был перенаселен, разместить их всех в старой части города не удалось. Поэтому было занято много пустых домов, имевшихся в соседней Салке. Туда два раза в день курсировал трудовой поезд. На самой площадке и технический персонал, и рабочие жили сначала в шалашах. Затем появился палаточный городок. Наконец перешли к сооружению бараков. К началу 1932 г. было сдано 2 690 кв. м жилой площади. Этого было явно недостаточно, и жилищный вопрос резко обострился.

    Зиму 1931–1932 гг. вагоностроители провели в тяжелых условиях. Большая часть работавших жила в Салке и Нижнем Тагиле, и поэтому ежедневно люди тратили по 6–7 часов на переезды, мерзли в дороге. А те, кто жил в холодных бараках на площадке, простывали ночью. Временный водопровод от Малой Кушвы несколько раз за зиму замерзал, часто оставляя площадку вовсе без воды. В этот период строительные работы также заключались, главным образом, в постройке бараков и 8-квартирных стандартных домов. На 1 января 1933 г. весь жилой фонд площадки Уралвагонстроя составлял 48 тыс. кв. м. В центральном поселке было заселено 35 каркасных бараков, 23 фанерных, 33 щитовых, 4 брусковых дома и 9 так называемых домов "РД" – одного из типов стандартного дома. В поселке № 3 было 21 каркасных и 24 фанерных барака и на Красном бору – 9 каркасных бараков и один дом "РД".

    Качество строительства было низким. "Утепление было сделано не везде и кое-как. – оценивал ситуацию Д. Н. Лоренцо. – Между тем зима выдалась очень суровой – морозы достигали сорока градусов. На площадке не было квартиры, где бы ночью не замерзала в ведрах вода. Однажды главный инженер строительства задремал за чаем, а проснувшись, с разочарованием увидел в стакане лед. По утрам часто воды не было даже чтобы умыться, а если и была, то ее надо было разогревать. В бараках-общежитиях печки-времянки топились круглые сутки, для чего были выделены специальные истопники. Чтобы согреться, люди в бараках, часто недостроенных, ложились на нары прямо в одежде и тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться. С наступлением вечера площадка погружалась в темноту. Электрическое освещение имелось в очень немногих домах" [37].

    Прирост жилого фонда УВЗ составил (в тыс. кв. м): за 1934 г. – 60,8, за 1935 – 42,5. Однако это не означало систематического улучшения жилищных условий работников Уралвагонстроя и Уральского вагоностроительного завода. Хотя с 1936 по 1938 гг. жилая площадь УВЗ выросла более чем в 6 раз, обеспеченность жильем снизилась соответственно с 4,5 до 3,9 кв. м на каждого члена семьи рабочих. Три четверти домов завода были брускового и барачного типа, без водопровода, канализации и отопления. Тем не менее Вагонка росла, превращаясь в новый крупный район города. В начале 1937 года ее население достигло 60 тыс. чел. (около 41 % жителей Нижнего Тагила). На 23 новых улицах поселка вагоностроителей располагалось 600 домов. К началу 1941 г. жилой фонд УВЗ достиг 164 тыс. кв. м., около 58 % его состояло из постоянного жилья и 42 % из бараков [38].

    На архитектуре и пространственном расположении жилых районов города крайне отрицательно сказалась ведомственность первых пятилеток. Заводы Нижнего Тагила проектировались различными проектными организациями Москвы, Харькова и Ленинграда. Новые заводские поселки также разрабатывались архитекторами первой и второй столиц страны. Рассогласованность действий проектировщиков сказалась на не совсем удачном расположении жилых кварталов (например, Вагонка, попала в зону господствующих ветров со стороны Ново-Тагильского металлургического и коксохимического заводов). Попытки привлечь к проектированию города силы лучших архитекторов страны дали лишь частичные результаты. Проекты жилых районов Красного Камня, "Ключики" и Вагонстроя, в разработке которых принимали участие известные советские архитекторы 30-х гг. М. Я. Гинзбург и И. И. Леонидов, так и не были реализованы. Дело ограничилось сооружением отдельных домов на Красном Камне и в Дзержинском районе.

    Реализации грандиозных проектав 30-х гг. помешала не только война. Работа архитекторов велась разрозненно, координация деятельности различных архитектурных коллективов длительное время отсутствовала. Только в 1936 году был утвержден окончательный вариант генплана Нижнего Тагила, а еще спустя три года в городе организована первая проектная мастерская под руководством И. А. Комшилова для согласования проектов столичных архитектурных мэтров. Однако сколько-нибудь крупного вклада в развитие городской архитектуры это учреждение не внесло, а в годы войны его деятельность прекратилась. В том же 1939 году после длительных обсуждений правительство страны окончательно утвердило схему планировки Нижнего Тагила. В ней печально констатировалось фактическое наличие двух раздельных городов ("существующего Тагила и поселка Вагонстороя") [39].

    Хотя к концу 30-х гг. в городе возникло уже немало новых жилых районов – на Уралвагонзаводе, руднике имени Ш Интернационала, техпоселок металлургов, поселки ТЭЦ, Красный бор, Валегин бор, Смычка, Красный Камень, Лебяжка и другие, они не удовлетворяли нужд города. При росте населения Нижнего Тагила за три первые пятилетки в четыре раза жилой фонд города вырос только в 2,6 раза. Поэтому уровень обеспеченности жилой площадью, характерный для Нижнего Тагила первой четверти XX века, в годы первой пятилетки упал в 2,6 раза. Хотя с начала второй пятилетки он вновь стал увеличиваться, прежних размеров ему суждено было достичь только в первой половине 60-х гг. Общий уровень благоустройства тагильского жилья был минимальным. Только электрическим освещением пользовался почти каждый тагильчанин. Водопроводом, канализацией и центральным отоплением было оснащено всего 6–8 % жилой площади (см. табл. 5, 6).

Таблица 5

Рост населения и застройки Нижнего Тагила [40]

Таблица 6

(по состоянию на 1 января 1941 г.) [42]

    Несмотря на ограниченность денежных средств, выделяемых на социальное развитие, происходят некоторые сдвиги в транспортной инфраструктуре города. С 1934 г. начинается строительство городского трамвая, и в 1937 году он был пущен в эксплуатацию. Движение первоначально происходило по трем линиям, протяженностью 5,1 км, которые обслуживались 16 вагонами. Всего за 1937 год было перевезено 3,2 млн пассажиров, иными словами, каждый тагильчанин совершил за год всего 21 поездку. В 1940 году протяженность трамвайных путей увеличилась до 17,5 км. Был открыт новый протяженный маршрут Уралвагонзавод – центр города. Число перевезенных трамваем пассажиров возросло до 15 млн, а число поездок на одного жителя – до 83. Новый вид городского транспорта постепенно становился важнейшим средством передвижения, вытесняя традиционных извозчиков. В 1933 году на средства промышленных предприятий Нижнего Тагила было организовано автобусное сообщение по маршруту: Уралвагонстрой – Металлургический завод имени Куйбышева – Рудник имени III Интернационала. В 1938 году автобусный парк города состоял из 29 машин. Однако, в отличие от трамвайного, автобусное сообщение было крайне нерегулярным, кроме того, автобусы обслуживали лишь работников “своих” предприятий. В крайнем случае можно было воспользоваться услугами попутной грузовой машины (легковых было очень мало и ездило в них главным образом начальство) [41].

    Значительный рост населения, приток на стройки и предприятия города десятков тысяч новых людей в годы "сталинской модернизации" резко обострили бытовые проблемы в Тагиле. Главным для партии было производство, люди же всегда оставались на втором плане. В конце 20-х гг. Нижний Тагил, подобно всем городам страны, вновь переходит на карточную систему. Торговля (впервые в мирное время) заменяется распределением.

    Карточная система, действовавшая до 1935 года, не позволяла обеспечить все потребности тагильчан. Горожане были прикреплены к строго определенным распределителям, где они отоваривались. Как правило, полностью государство отоваривало только хлебную пайку. Например, бурильщику Высокогорского железного рудника, снабжавшемуся по первому списку, полагался на месяц пуд муки. Прочие продукты (не говоря уже о промышленных товарах) люди порой не видели месяцами. Для начальства и для иностранных специалистов, работавших по контрактам зарубежных фирм, были особые магазины-распределители и столовые, располагавшие широким выбором товаров и продуктов. Снабжение основной массы тагильчан было скудным. В наиболее тяжелом положении оказались спецпереселенцы, которые нередко ходили по помойным ямам и собирали отбросы.

    На эти общие трудности накладывались проблемы новых жилых поселков стремительно растущего города. Материально-бытовое обеспечение населения новых поселков приходилось организовывать практически с нуля. Так, отдел рабочего снабжения Уралвагонстроя (ОРС УВС) имел в первой половине 30-х гг. крайне скудную собственную продуктовую базу. Он был не в состоянии даже наладить снабжение продуктами, поступавшими на строительство в счет выделявшихся фондов. Не лучшим было положение и на Тагилстрое. Например, зимой в магазинах-распределителях хлеб приходилось не резать ножом, отмеряя очередную пайку, а подчас пилить пилой. Лишь после увеличения оборотных средств ОРСов Тагилстроя и Уралвагонстроя после второго приезда Г. К. Орджоникидзе удалось завершить постройку ряда магазинов, овощехранилищ и баз. Вообще нарком обожал выступать в роли доброго Деда Мороза. Директор Высокогорского железного рудника А. А. Давыдов вспоминал, что при посещении Орджоникидзе предприятия в 1933 г. Он узнал, что ВЖР сработал с большой прибылью. Обрадованный Орджоникидзе разрешил 50 процентов сэкономленных средств израсходовать на рудничные надобности. Благодаря этому гора Высокая смогла израсходовать 350 тысяч рублей на собственную продовольственную базу, на благоустройство рабочих квартир, на ясли и детсады. Это сильно помогло улучшению бытовых условий рабочих и ИТР [43].

    На строительстве Уралвагонзавода уже в июне 1931 г. приступили к постройке столовой, которую сдавали в эксплуатацию частями: сначала отделение для приготовления пищи, затем не обшитый с боков вплоть до поздней осени навес – "обеденный зал". К годовщине революции на площадке был введен барак, в котором располагался закрытый рабочий кооператив – первый магазин Вагонки. Другим новшеством стала первая коммунальная баня, пропускавшая в смену 30–50 человек, в зависимости от подачи воды, которую первоначально доставляли лошадьми в бочках.

    Очень плохо работала сеть Нарпита на Уралвагонстрое. Даже в "литерной" столовой на второе блюдо обычно давали кашу из сечки, которая так готовилась, что имела крайне неприглядный вид. Положение в начале 1933 г. стало столь напряженным, что потребовалось специальное постановление Уралобкома ВКП(б) об улучшении бытовых условий вагоностроителей. Часть строителей были вынуждены снять с промышленных объектов и перебросить на культурно-бытовое строительство [44]. Ситуация на других городских новостройках была не лучше вагонской.

    В 1932–1933 гг. Нижний Тагил оказался во власти голода, охватившего всю страну. Распространение неизбежной спутницы голода – цинги – было столь значительным, что в июне 1932 года городские власти запросили у областных экстренные поставки щавеля, картофеля, квашеной капусты, свеклы, моркови, ревеня, гороха.

    Помимо карточек людей выручали свои огороды, скот и птица, но их держали в основном те, кто жил в собственных домах. Преимущественно это были жители старой части города, работавшие на возникших еще до революции предприятиях. Так, например, в апреле-мае 1929 г., по данным переписи рабочих промышленности, около 21 % рабочих Высокогорского рудника имели посевы, около 52 % покосы, 56 % огород, около 52 % коров и около 43 % – рабочий скот. В 1934 г. на Нижнетагильском металлургическом заводе из 8954 семей работающих 2500 (27,9 %) располагали собственными огородами. Число рабочих, имеющих личное подсобное хозяйство на новых предприятиях города (УВЗ, Новотагильском металлургическом заводе и других), было значительно меньшим [45].

    Другим подспорьем был рынок. Но географическое положение Нижнего Тагила, меньшая развитость сельского хозяйства в северных районах Свердловской области обусловили относительно небольшие объемы продаж на рынках города. Руководство областной торговли совершенно справедливо включало Тагил "в города с ослабленным базарным привозом" [46]. В расчете на душу населения в Нижнем Тагиле продавалось в несколько раз меньше хлебных продуктов, мяса, животного масла, яиц, чем в большинстве других городов Урала.

Таблица 7

* Рожь, пшеница, мука ржаная, мука пшеничная, крупа всякая.

** Говядина, баранина, свинина.

    Рыночные цены на продовольственную продукцию были более высокими, чем на продукты в сети нормированного снабжения. В голодном 1933 г. при среднемесячной заработной плате тагильских рабочих в 100–200 руб. рыночные цены в городе колебались в следующих пределах (за 1 кг): ржаная мука (появлялась в продаже только эпизодически) – 7,5–14 руб., говядина – 13–20 руб., картофель – 1,8–3 руб. Литр молока стоил от 3 до 5 руб., а десяток яиц – 9–15 руб. К тому же нужно добавить, что открытая продажа муки на рынках города была чрезвычайно редкой. Как отмечал информатор Тагильского городского финансового отдела Бурдаков, "...мучной подвоз совершенно отсутствует, бывает мука, которую до рынка не доносят и продают таковую где-нибудь за углом или в стороне. Спрос на муку и другие продукты очень огромный, так как имеются перебои в плановом снабжении рабочих и служащих". Спрос в огромной мере превышал предложение, поэтому "какие бы продукты питания на рынок не вывозились, все покупается быстро", "реализуются так быстро, что всегда наблюдаются очереди у продуктов" [48].

    По мере постепенного улучшения экономической ситуации во второй и третьей пятилетках происходил рост продаж на рынках Нижнего Тагила, и рыночные продукты становились более доступными тагильчанам. В 1940 г. среднемесячная заработная плата рабочего на Нижнетагильском коксохимическом, Новотагильском металлургическом и Уральском вагоностроительном заводах составляла соответственно 408, 407 и 442 рубля. Средние же цены на рынках города на 25 января 1940 и 1941 гг. были следующими (руб. за кг): мука ржаная – 3,1; картофель – 1,2; говядина – 16 и 23; свинина 25 и 27. Литр молока стоил 4 руб., а десяток яиц соответственно 12 и 16 руб. [49].

Таблица 8

    * Рожь, пшеница, мука ржаная, мука пшеничная, крупа всякая.

    ** Говядина, баранина, свинина.

    Особенно тяжелым в 30-е гг. было положение с промышленными товарами. Одежда, обувь, мебель и домашняя утварь стали настолько дефицитными, что ими часто награждали передовиков производства в качестве высшей награды. Большинство тагильчан в 30-е гг. одевалось очень скромно. Так, например, известный тагильский журналист Ю. П. Злыгостев, составитель и литобработчик книги "Были горы Высокой", в 1930 году предстал перед рабкором Григорием Быковым в таком виде: "Я взглянул на его ботинки и засмеялся: большие были, стоптанные и носки кверху загнуты, ровно елевый сук в погоду хорошую. Ну, и брючишки на нем не прыткие". Как показало одно из ретроспективных исследований уральских социологов, факт приобретения первого выходного костюма в жизни людей 30-х гг. был одним из самых важных событий в жизни. Ветераны (спустя 40 лет) без особых усилий вспоминали год и месяц его появления, цвет, материал и даже те чувства, которые они при этом испытали [51].

    В 1935 году карточная система в снабжении была отменена. Постепенно росло количество торговых заведений города. В 1940 г. в Нижнем Тагиле работало 223 розничных магазина, 83 ларька, более 80 столовых и буфетов. Розничный товарооборот торговли в этом году составил 277 млн руб., а общественного питания – 46 млн руб. К концу 30-х гг. материально-бытовое положение горожан немного улучшилось. В продаже стали появляться новые товары – электроплитки, электроутюги, патефоны, радиоприемники, электрочайники. Правда, количество их было крайне невелико, и для большинства горожан они оставались экзотикой.

    Но и во второй половине 30-х гг. нередко возникали перебои со снабжением населения отдельными товарами. Один из таких кризисов разразился в конце 1936 – начале 1937 года. Перебои в снабжении населения хлебом привели к огромным очередям. специально посланный в Свердловскую область с проверкой работник Наркомата внутренней торговли СССР Хохлов в феврале 1937 г. отмечал: "Надо отметить, что не только в Свердловске имеют место очереди за хлебом, таковые еще в большем размере мне пришлось наблюдать в Тагиле, там идя с вокзала в город в 4 часа ночи на улицах около хлебных магазинов были очереди от 200 до 250 чел." [52].

    Еще более чудовищный кризис разразился в начале 1940 г. Тагильчанка Прасковья Степановна Клементьева, мать двух детей от 9 месяцев и 3,5 лет в отчаянии писала И. В. Сталину: "Кормить ребенка совершенно нечем. Раньше хотя при консультации работала молочная кухня. Теперь она закрыта. Готовить не из чего. Все магазины пустые, за исключением в небольшом количестве селедка, изредка если появится колбаса, то в драку. Иногда до того давка в магазине, что выносят людей в бессознательности. Иосиф Виссарионович, что-то прямо страшное началось. Хлеба, и то, надо идти в 2 часа ночи стоять до 6 утра и получишь 2 кг ржаного хлеба, белого достать очень трудно. Я уже не говорю за людей, но скажу за себя, я настолько уже истощала, что не знаю, что будет дальше со мной. Очень стала слабая, целый день соль с хлебом и водой, а ребенок только на одной груди, молока нигде не достанешь. Если кто вынесет, очередь не подступиться. Мясо самое нехорошее – 15 руб., получше – 24 руб. у колхозников. Вот как хочешь – так и живи". Почти одновременно с письмом П. С. Клементьевой в ЦК ВКПб) поступили письма тагильских коммунистов учителя школы № 29 И. Н. Фролова и журналиста "Тагильского рабочего" С. Мелентьева. Более информированный Мелентьев приводил убийственные факты диких очередей, гибели скота в личных подсобных хозяйствах тагильчан [53]. Результатом таких кризисов стало стихийное введение распределительной системы вновь, хотя она и не признавалась официально властями.

    Таким образом, материально-бытовое положение тагильчан в 1917 – начале 1941 года сильно зависело от политических процессов в стране. Дважды – в годы гражданской войны и голода 1921–1922 гг. и в период "сталинской модернизации" 30-х гг. – жизненные условия горожан ухудшались настолько, что часто ставили их на грань выживания.

ПРИМЕЧАНИЯ

    1. См. например: Нижний Тагил. 2-е изд. Свердловск, 1964. С. 277; 4-е изд. Свердловск, 1977. С. 150–151; Крупянская В. Ю. и др. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 13 и др.

    2. Города России: Энциклопедия. М., 1994. С. 8. Кстати, во всех этих городах, кроме Нижнего Тагила, годом получения статуса города назван 1917 г.

    3. См.: Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001. С. 48. Некоторые сомнения вызывает упоминание Алапаевского завода. Алапаевск получил статус города еще в 1781 г. В начале XX века имел статус заштатного города.

    4. ОДААНТ. Ф. 404. Оп. 1. Д. 4. Л. 12, 133.

    5. См. Свердловская область: Административно-территориальное деление на 1 января 1987 года. Свердловск, 1987. С. 4.

    6. Рождественская К. Краткая летопись Нижнего Тагила // Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 226; Россия: Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей. Т. 5. СПб., 1914. С. 405.

    7. Рассчитано по данным: Нарский И. В. Указ. соч. С. 125, 141.

    8. Труды государственной комиссии по электрификации России ГОЭЛРО. Материалы по электрификации отдельных районов. М.: Наука, 1964. С. 139; Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История, перспектива застройки. Нижний Тагил, 1999. С. 26. Близкие данные приводит в своих воспоминаниях и известный тагильский краевед И. А. Орлов. По его утверждениям население Нижнего Тагила перед событиями 1917 года насчитывало более 45 тыс. чел. См.: Орлов И. А. Вспоминая торговлю в Нижнем Тагиле // Уральская старина. Вып. 1. Екатеринбург, 1994. С. 85.

    9. ОДААНТ. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1. Л. 160, 205. Уже к лету 1917 году в Нижнем Тагиле проживала довольно многочисленная польская диаспора, которой не было до 1914 года. См.: Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия. М., 1987. С. 410.

    10. Так, в одном из типичных объявлений, данных Нижнетагильской волостной управой, сообщалось, что 34 рабочих-беженца из Ижевского завода "ищут себе нанятия". Перечислялись их имена и фамилии, указывались специальности. ОДААНТ. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1. Л. 127.

    11. Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 226; ОДААНТ. Ф. 404. Оп. 1. Д. 13. Л. 302. Вместе с окрестными деревнями Горбуново и Фатеево население Нижнего Тагила в марте 1919 года составляло 50 592 чел.

    12. Статистический сборник Екатеринбургской губернии за 1922 год. Екатеринбург, 1923. С. 20, 32; ОДААНТ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 7. Л. 1 об. –2.

    13. Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 18–19.

    14. ОДААНТ. Ф. 128. Оп. 1. Д. 35. Л. 82; Уральское хозяйство в цифрах. 1931–1932 гг. Свердловск, 1933. С. 286–287, 295; Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 18–19, 26–27.

    15. Свердловская область в цифрах. Краткий стат. справочник. Свердловск, 1936. С. 155; Всесоюзная перепись населения СССР 1939 года: Уральский регион. Сборник материалов. Екатеринбург, 2002. С. 327.

    16. Дзержинский район: годы и люди. Екатеринбург, 2003. С. 16; Кириллов В. М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е – начало 50-х гг. Ч. II. Нижний Тагил, 1996. С. 233–235.

    17. Составлено по данным: Анимица Е. Г. Города Среднего Урала. Свердловск, 1983. С. 104; Крупянская В. Ю., Полищук Н. С., Юхнева Н. В. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 21; Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 222, 226, 231–232; Нижний Тагил. Изд. 3-е. Свердловск, 1971. С. 23, 190; Уральское хозяйство в цифрах. 1931–1932 гг. Свердловск, 1933. С. 286–287, 295; ОДААНТ. Ф. 405. Оп. 1. Д. 26. Л. 79; Свердловская область в цифрах. Краткий стат. справочник. Свердловск, 1936. С. 155; Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 18–19, 26–27.

    18. Статистический сборник Екатеринбургской губернии за 1922 год. Екатеринбург, 1923. С. 36.

    19. Уральский статистический ежегодник. 1923–24 г. Свердловск, 1925. С. 135.

    20. Гаврилов Д. В. О жилищных условиях уральских рабочих в конце XIX – начале XX в. // Социально-экономическое и правовое положение рабочих Урала в период капитализма (1861–1917 гг.). Свердловск, 1990. С. 52–56.

    21. Нижний Тагил. 2-е изд. Свердловск, 1964. С. 179.

    22. Статистический сборник Екатеринбургской губернии за 1922 год. Екатеринбург, 1923. С. 56.

    23. Ермаков А. В. Социально-экономические процессы в Нижнем Тагиле под властью белых // Ученые записки НТГПИ. Т. 2. Ч. 2. Нижний Тагил, 2002. С. 73.

    24. Были горы Высокой. 3-изд. Свердловск, 1960. С. 178, 181.

    25. Были горы Высокой. С. 184–185; Плотников Н. Ф. Большевики горнозаводского Урала в трех революциях. Свердловск, 1990. С. 96–97.

    26. Ермаков А. В. Указ. соч. С. 73.

    27. Были горы Высокой. С. 243.

    28. Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 62–63.

    29. Уральский статистический ежегодник. 1923–24 г. Свердловск, 1925. С. 74.

    30. Были горы Высокой. С. 233–234.

    31. "Совершенно секретно": Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934). Т. 2. М., 2001. С. 129; Т. 4. Ч. 1. М., 2001. С. 129; Т. 4. Ч. 2. М., 2001. С. 626.

    32. Крупянская В. Ю., Полищук Н. С., Юхнева Н. В. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 235–237.

    33. Осокина Е. А. За фасадом "сталинского изобилия": Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М., 1997. С. 37.

    34. Цит. по: Васютинский В. Ф. Хранители "старого соболя". История трудового коллектива Нижнетагильского металлургического комбината. Свердловск, 1990. С. 111.

    35. Там же. С. 124.

    36. ОДААНТ. Ф. 128. Оп. 1. Д. 31. Л. 9.

    37. Лоренцо Д. Н. Уральский вагоностроительный завод. М.; Свердловск, 1961. С. 49, 51, 57–58.

    38. Лоренцо Д. Н. Указ. соч. С. 106; ОДААНТ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 214. Л. 43.

    39. Журавлева В. А., Ковалева А. А. О генеральных планах строительства уральских городов в 1930-е годы // Урал в прошлом и настоящем. Ч. I. Екатеринбург, 1998. С. 415–416; Нижний Тагил. Екатеринбург, 1997. С. 76, 123; Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История, перспектива застройки. Нижний Тагил, 1999. С. 17.

    40. Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История развития, перспектива застройки. С. 26; Бакунин А. В., Цибульникова В. А. Градостроительство на Урале в период индустриализации. Свердловск, 1989. С. 34.

    41. ОДААНТ. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 12, 146; Маслов С. Самый народный и... бесплатный // Горный край. 2002. 28 февраля.

    42. ОДААНТ. Ф. 128. Оп. 1. Д. 31. Л. 15–15 об.; Д. 55. Л. 16.

    43. Были горы Высокой. С. 364.

    44. Лоренцо Д. Н. Указ. соч. С. 51, 58.

    45. История индустриализации Урала (1926–1932 гг.). Свердловск, 1967. С. 359; Денисевич М. Н. Индивидуальные хозяйства на Урале (1930–1985 гг.). Екатеринбург, 1991. С. 59, 71.

    46. Продовольственная безопасность Урала в XX веке. Документы и материалы. Т. 2. Екатеринбург, 2000. С. 175.

    47. Подсчитано по данным: РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 35. Д. 167в. Л. 25–26; Всесоюзная перепись населения 1937 года. Краткие итоги. М., 1991. С. 63–65.

    48. ОДААНТ. Ф. 128. Оп. 1. Д. 13. Л. 18–18 об., 19 об., 37 об., 40–40 об., 46 об., 63–63 об., 76–76 об., 81–82, 94–94 об., 119–119 об., 127–127 об., 140–140 об.

    49. Денисевич М. Н. Указ. соч. С. 179, 180; Антуфьев А. А. Материальное состояние рабочего класса Урала в годы Великой Отечественной войны // Материально-бытовое положение трудящихся Урала в условиях социализма 1937–1975. Свердловск, 1981. С. 85.

    50. Рассчитано по: РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 35. Д. 167в. Л. 26; ОДААНТ. Ф. 128. Оп. 1. Д. 13. Л. 19, 37, 46, 62, 64 об., 82 об., 95 об., 100 об., 117 об., 120 об., 124 об., 134 об., 141 об.

    51. Были горы Высокой. С. 393; Коган Л. Н., Павлов Б. С. Молодой рабочий: вчера, сегодня. Опыт социологического исследования образа жизни молодых рабочих 30-х и 70-х годов. На материалах Урала. Свердловск, 1976. С. 73.

    52. Продовольственная безопасность Урала в XX веке. Документы и материалы. Т. 2. С. 169.

    53. Кризис снабжения 1939–1941 гг. в письмах советских людей // Вопросы истории. 1996. № 1. С. 8–9, 11–13.

Ермаков А.В.

Главная страница