Дневник красноармейца Журавлева
Публикуем бесценные воспоминания участника Великой Отечественной войны, ветерана УВЗ Семена Журавлева.
"Родина в опасности. Прошу выйти из строя добровольцев"
22 июня 1941 года после обеда мне позвонил начальник профсоюзного радиоузла тов. Чернышев (ранее он подчинялся завкому и имел от меня указание немедленно информировать о важных передачах) и рассказал о выступлении министра иностранных дел СССР В.М. Молотова по поводу вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР.
Помню, накануне, в субботу, всей семьей мы были в лесу на отдыхе – метров 500 от нашего дома. Пили там горячий чай с конфетами. Завод отдыхал по субботам, а в воскресенье работал.
В райкоме был выходной день. В парткоме завода никого не было. По решению партбюро мы собрали митинг. Заместитель начальника коммерческого управления И.И. Глаголев выступил с сообщением. Я, помню, заявил так: "Мы будем грудью отстаивать свою Родину до последней капли крови. Будем бить врага на его территории. Вернемся домой с победой!" Три года участники митинга время от времени в письмах напоминали мне это мое заявление. После митинга проверил обеспеченность завода на программу второго полугодия. Материалов было больше, чем по расчетам требовалось на программу мирного времени, но не хватало немного электродов для электропечей. Я решил "подскочить" в Челябинск и "подбросить" пару вагонов электродов, чтобы не поминали лихом, чтобы мне "не икалось" на фронте.
Валя, Гена, Вова и Таня – спали. Одевшись, я поцеловал их, попрощался и вышел из дому, направляясь в горвоенкомат. Я к этому был готов и делал все как обычно. Поздно вечером прибыл домой на 24 часа для расчета с завода. Утром 28 июня собрал партбюро. Сдал дела избранной нами секретарем Софье Яковлевне Якобсон. Служебные дела передал заместителю. Получил трудовую книжку, полный расчет с завода, попрощался с директором Георгием Григорьевичем Александровым, который на прощанье предложил мне "бронь", но я отказался и ушел с завода домой к семье и потом в армию. Поздно было бронироваться, т.к. в райкоме уже было мое заявление о добровольном уходе в армию.
"Не могу. Не имею права брать бронь. Война требует", – отвечал я всем, кто употреблял это слово – "бронь", казавшееся мне в то время даже позорным и оскорбительным.
С 29 июня 1941 года начиная с шести часов утра и до отбоя рядовой красноармеец Журавлев Семен Афанасьевич был в строю. Занятия в Военно-политическом училище УралВО шли днем и ночью. Учеба кончалась. Все сдавали зачеты. Выстроили однажды нас утром. Командир роты тов. Врублевский объявил: "Родина в опасности. Прошу выйти из строя желающих отправиться на фронт". Мы сделали шаг вперед в узком коридоре Военно-политического училища. По дороге в Москву я получил назначение на должность политрука роты. 156 человек – рота, все их жизни – на моей ответственности, совести и заботе…
Москва. Шоссе Энтузиастов. Готовимся к боям. Враг дрогнул. Калининский фронт. "Медальончики" – на случай смерти, где были указаны адреса наших родных и наши демографические данные, мы выбросили, чтобы не наводили на мысль о смерти. Каски проверили пулями винтовок и автоматов…
В боях за Калинин, Кувшиново, Селижарово, Андреаполь, Торопец, Ильино, Кресты, Дорого-буж – наша дивизия стала героической. В день Красной Армии, 23 февраля 1942 года, приказом тов. Сталина нашей дивизии было присвоено звание гвардейской 16-й дивизии.
Семен Журавлев
Пленных расстреливать было запрещено. Зверски беспощадная ненависть к врагу горела в нас. Мстили врагу огнем пуль и снарядов. Шли обычные бои днем и ночью, в мороз и пургу. От сгоравших деревень оставались одни воспоминания. В бою за село, в схватке с гитлеровским офицером при взятии немецкого дзота, я был тяжело ранен пулей в правую руку. Пришлось стрелять левой рукой, подхватив подвешенный на шнурке к ремню пистолет ТТ. Бой еще не кончился. Одной рукой помогал ребятам отремонтировать дегтяревский пулемет под непрерывным пулеметным огнем врага и минометным обстрелом. "За Родину! За Сталина! Вперед!" – как всегда командовал я, подымая роту в наступление через трупы полностью полегшей 4-й роты нашего батальона. После боя обязанности секретаря партбюро и исполняющего обязанности комиссара я передал заместителю, получил карточку передового района с красной чертой с угла на угол, попрощался с командиром батальона тов. Бондарь, сел вместе с другими ранеными в короб. Кони помчали нас в медсанроту.
В гвардейском госпитале (Тимирязевская академия в Москве) рентгеном установили шестисантиметровое раздробление кости в правой руке и вскоре эвакуировали в глубокий тыл.
По прибытию эшелона в Тагил главврач высадил с эшелона меня вместе с группой других остро нуждающихся в операции при начавшейся гангрене, и сдал врачу эвакопункта вокзала. Автобус доставил нас на Вагонку (9-я школа, 3-й этаж) в эвакогоспиталь. Было утро 19 апреля. В офицерской палате, кроме меня, из гвардии никого не было.
Под вечер Нина узнала, что я лежу в госпитале, где она работала бухгалтером ОВС, и пришла ко мне. Плакала… Этого я понять не мог. Вскоре обо мне узнали все знакомые. Врачи отнеслись ко мне с исключительным вниманием. После первой же операции я почувствовал себя лучше. За три операции под наркозом врачам удалось срастить кость, прочистить и зашить рану. Правая рука начала с трудом поднимать стакан с водой.
Снова на фронт
Я добился, что 10 июня меня выписали из госпиталя. Вручили мне направление в Академию имени Фрунзе, требование на ж/д билет со сроком действия по 11 июня 1942 года.
Ночью я уехал в Свердловск, потом в Горький. Пять дней пребывания в академии показались длинными, я попросился на фронт.
Приказом начальника ГлавПУРККА тов. Щербакова я был назначен парторгом 94-го гвардейского минометного полка. Командир полка Терешонок Фома Фомич, начальник штаба Коваленко Николай Иванович, комсорг полка Деревенко Михаил Иванович, комиссар полка Катаев.
В жаркий июльский день наш полк "катюш" промчался по Красной площади на погрузку в эшелоны. Представители рабочих Москвы на митинге призвали нас бить врага беспощадно. На станции Поворино немецкая авиация разбомбила наши эшелоны. Пришлось дальше идти своим ходом – на машинах.
Горели села, станции, элеваторы с хлебом. Горела сталинградская степь. Рвались наши патронные снаряды. Вместе с другими ранеными был эвакуирован в тыл и комиссар Катаев. По его поручению его обязанность временно пришлось исполнять мне.
Немцев встретили на Дону. На лодках, бревнах, плотах они широким фронтом форсировали водный рубеж. Наш полк закопался в землю у хутора Вертячий, и в одну "прекрасную минуту" залп наших батарей топил все это скопление фашистов в водах реки. Вместо потопленных плыли новые. Снова залп. Снова фрицы шли ко дну. Невозможно все это описать… Далее – бои за совхоз и станцию Котлубань, разъезд Конный, Ерзовку. За город Сталинград. За каждую балку, сопку, за высоту Золотой Рог, снова за хутор Вертячий, Верхне– и Нижне-Гниловские станицы, за опытное поле. Взятие городища под Сталинградом. Бои за тракторный и завод "Баррикады".
Если первую зиму до ранения я воевал всего одну сотню дней, то здесь на Сталинградском и Донском фронтах передний край держал меня в своих руках 200 суток: с июля 1942 года по февраль 1943 года. Однажды была передышка, когда немцы были в полном окружении и все попытки их прорваться на Москву были сорваны.
Мы пригласили товарища Жукова за стол
В блиндаж на Валу Анны Иоанновны, где мы сидели с сержантами Айсиным, Вождаевым Андреем Ивановичем (из Саранска), Лейгиным Николаем Ивановичем (из Золотонош) и обсуждали свои дальнейшие планы войны, к нам пришел отрекомендовавшийся членом Военного Совета фронта тов. Жуков.
Я представился ему. На маленьком столе горела коптилка-гильза от 45 мм снаряда, заполненная бензином и заправленная фитилем из шинельного сукна. Стоял горячий чайник. Мы пригласили тов. Жукова за стол. Он сел. Старшина Лейгин предложил ему чаю, печенья, сахару, масла. Он выпил чай и больше ничего не потрогал, а спросил: "Чей это паек?" Мы все уверяли, что это мы угостили своим пайком, но тов. Жуков кроме чая ничего не брал.
После ответов на его вопросы о нашей жизни и быте сержант Вождаев попросил разрешения спросить. Тов. Жуков разрешил. "А долго ли мы будем ждать у моря погоды? Ведь скоро зима", – добавил сержант Айсин. Еще более повеселевший Жуков отвечал на все наши вопросы смело, уверенно и просто. "Подождите немного, – говорил он. – А то, что скоро зима, это не хуже, а лучше. Уничтожим авангард фашистов и погоним их до самого Берлина. Вот тогда вы заживете. На столе у вас и закуска хорошая появится".
Меня как старшего по званию и должности он попросил проводить его на наблюдательный пункт командира полка. Я это сделал с большим желанием и осторожностью и даже с некоторым опасением за его жизнь и жизнь сопровождавших его. Пули посвистывали всю дорогу. Когда я возвращался один, они стали свистеть еще чаще, но я уже не опасался, я был доволен, что доставил к командиру полка тов. Жукова в полной сохранности.
Здесь, в степях сталинградских, мы надели погоны, на грудь прицепили знаки гвардии, здесь мы прошли настоящую боевую школу.
Указом Верховного Совета СССР наш полк был награжден орденом Красного Знамени. Тов. Сталин объявил нам благодарность. А потом у всех на гимнастерках заблестели медали "За оборону Сталинграда". Во время боев я получил орден Красной Звезды.
На правом берегу Днепра
Голодная и израненная фашистская армия уходила в плен на Урал, оставляя на улицах Сталинграда и полях сражений трупы своих солдат, – около 10 тысяч крестов только на Городищенском кладбище. Мимо этого кладбища проехал на трех легковых машинах плененный фельдмаршал Паулюс с его штабом. Оставшиеся раненые фрицы в госпитале, получив от нашего командования продукты, спиливают кресты на этом кладбище и используют их по назначению вместо дров.
17 февраля на разъезде Конный мы погрузились в эшелон. Опять на фронт! На какой? На центральный! Это стало нам ясно, когда вместе с пехотой наш полк брал селения, продвигаясь к Курску.
Ливны, Студеное, Щигры, Колпны, Поныри, Фатеж, далее Ольховатка, Верхний Любяк. Курская дуга. Центральный фронт. Здесь школа была тоже солидная. Более 200 дней. Берем Михайловку, Комаричи, Дмитровск-Орловский. Удар на Севск – и дуги как не бывало. Берем хутор Михайловский, Хинель, Ямполь, Антоновку, Шостку, Новгород-Северский на Десне (в день моего рождения 9 сентября 1943 года), далее Жадов, Холмы, Карюковку, Щерск, Городню, Юрковичи, Тереховку, Терюху, Добрянку и т.д. 20 октября 1943 года форсируем Днепр. "Вам, гвардии капитан, поручаю первую "катюшу", проводите ее на западный берег Днепра", – спокойно было сказано мне командиром полка. Я мог ответить только: "Есть на западный берег Днепра с первой "катюшей". Только подумать было: первый офицер из полка на правом берегу Днепра. Не верилось.
Было еще темно… На надувную лодку мы закатили "катюшу". Прильнули к ней, как к матери. Все наготове. Даже если и тонуть будем, ни один снаряд не пропадет – все уйдут по переднему краю фрицев.
Плывем… Рядом столбы воды от разрывающихся снарядов. Рассветало. Солнце ослепляло фашистских наводчиков. "Огонь!" – скомандовал я у самого западного берега. Стреляла вся наша артиллерия с левого берега. Десант пехоты, а с ним и мы берем крутой берег. Берем Холмы, Короватичи, Речицу, Василевичи. Как свахи, как баянисты на всех свадьбах, мы участвуем во всех боях своего участка фронта. И днем, и ночью, когда угодно, всегда приходится. Участвуем в боях за Жлобин, Довск, берем Рогачев – в день Красной Армии 1944 года. Далее Быхов… Бобруйск.
В этих боях полк уже был со своим гвардейским знаменем. Каждый его целовал, принимал гвардейскую клятву – победить врага. И мы победили! Полку было присвоено звание Новгород-Северского. А за Бобруйск – благодарность тов. Сталина.
За братскую Польшу!
Никогда не забыть бои в Пинских болотах. Припять. Каждый метр советской земли мы, воины Сталинской гвардии, освобождали от фрицев с радостью. Шли вперед. На запад.
Мозырь. Новоград-Волынский, Ровно, Луцк, Ковель, Брест. Начались бои за братскую Польшу! Луков, Владава, Парчев, Радзынь. Седлец, Минск-Мазовецки, Рамбертов. Прага. Воломин, Родзиминь. Новый Двор, Легионово, Гарволин. Действия нашего полка снимает кинохроника.
Форсируем Вислу, Пилицу. Берем Жирардов, Скерневицы, Лович. Еще пару сот дней и ночей на переднем крае для блага народа Польши! Отстукали!
Посерел и согнулся Рейхстаг…
Вот она, фашистская Германия… Загорело все кругом, как горело у нас в Белоруссии, Курской и Орловской областях, на Сталинградском, Калининском и многих других фронтах.
В пламени пожаров, в огне берем города Кройц, Фридсберг, Ланцберг.
29 января 1945 года тов. Сталин объявляет нашему полку благодарность за пересечение границ Померании, вторжение в нее, за отличные боевые действия. В тот день – 29 января 1945 года – вместе с пехотой мы форсируем Одер. Слева – Кюстрин, справа – Кенигсберг. До Берлина 50 километров.
Идут ожесточенные бои нашего 1-го Белорусского фронта. Уничтожаем "фолькштурм", женские батальоны и пр.
В дни этих боев полк получил еще одну благодарность тов. Сталина за освобождение городов: Сохачев, Скеревицы, Лович. Верховный Совет СССР наградил нас медалью "За освобождение Варшавы". Генерал Берзарин награждает меня орденом Отечественной войны за отличные боевые действия по глубоким тылам врага.
14 апреля 1945 года началось наступление на фашистскую берлогу – Берлин. Добить!
Бои не на жизнь, а на смерть… Школа посложнее Сталинградской академии…
Пали под нами Александерплац, Унтерлинденштрассе, Потсдам-штрассе. Посерел и согнулся Рейхстаг… загорел! Горят скелеты берлинских фашистских зданий.
2 мая тов. Сталин объявляет нашему полку благодарность. Верховный Совет СССР награждает нас медалью "За взятие Берлина".
В этих боях за Польшу и Германию полк был награжден орденами Суворова, Кутузова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого.
Звание полка стало солидным – 94-й гвардейский, Новгород-Северский, Краснознаменный, орденов Суворова, Кутузова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого минометный полк.
Вместе со всей Советской Армией, флотом и авиацией, вместе со всем советским народом, со всеми освобожденными народами мы празднуем 9 Мая 1945 года – День Победы над фашистской Германией здесь, в Берлине.
Как снова рожден, начинаю жить.
Подсчитываю: 1150 суток на переднем крае фронта. Вспоминаю Калининский, Донской, Сталинградский, Центральный, Белорусский, фронты и срок всей войны – 1417 суток.
Тяжелое ранение, контузия под Сталинградскими Грачами, величайшее напряжение сил и нервов, бессонные ночи, огни и пожары. Победа за нами! Отстояли Родину! Что живы остались, не верится… "Вам, тов. гвардии капитан, куча писем! Не отдавал, пока у вас не было времени их читать. А теперь война кончилась. Читайте и отвечайте на них", – сказал весело, радостно наш полковой почтальон Хасян Айсин, приехавший ко мне в гости. Быстро перечитываю письма от Галины, друзей, – открытку с Ленинградского фронта от отца, от мамы… Все поздравляют с боевыми успехами и желают быстрейшего возвращения домой.
Литература: Газета "Машиностроитель" от 06.02.2015, №4; 13.02.2015, №5.