Родом из Несвижа
9 июня 1988 года исполнилось 185 лет со дня рождения польского революционера Адольфа Михайловича Янушкевича, жизнеописание которого, по замечанию писателя В. Каверина, могло бы обогатить наш исторический жанр – "так много душевной силы, энергии, столько мужества и какой размах светлого разума!"
Выпускник Виленского университета Янушкевич принадлежал к талантливому поколению, которому выпала нелегкая доля борьбы с социальной несправедливостью, закабалением Польши и Литвы царским самодержавием. В дни студенческой юности он входил в тайное общество филоматов, которые ставили перед собой научные, нравственные цели, провозглашали патриотические и реформаторские идеи. Мировоззрение студентов формировалось под благотворным влиянием прославленных профессоров университета Я. Снядецкого, Г. Гроддека, Л. Боровского, И. Лелевеля, поэта Адама Мицкевича, с которым Янушкевич позднее был дружен.
И как только в ноябре 1830 года в Варшаве вспыхнуло восстание, он без колебаний примкнул к его участникам, за что потом был осужден царским судом к бессрочной ссылке в Сибирь. Находясь в изгнании, Янушкевич служил канцеляристом Омского окружного суда, затем чиновником Пограничного управления "сибирскими киргизами" (так называли тогда казахов). По делам службы часто бывал в казахских степях и знакомился с жизнью народа, вызвавшей у него живой исследовательский интерес.
В 1846 году с отрядом генерала Вишневского совершил поездку по Казахстану для решения спорных дел, возникших у руководителей пяти племен Большой Орды. Вел дневниковые записи, которые легли в основу книги "Жизнь Адольфа Янушкевича", изданной после его смерти друзьями в 1861 году в Париже и переизданной в 1875 году в Берлине. Однако, тираж обоих изданий был настолько мал, что разошелся лишь в кругу близких автору людей. В наши дни второй том этой интересной в познавательном отношении книжки впервые был переведен на русский язык доцентом Казахского Государственного университета Ф.И. Стекловой и затем издан в 1966 году в Алма-Ате под заголовком "Дневники и письма из путешествия по казахским степям" и тоже, к сожалению, незначительным тиражом.
Будучи секретарем Комитета "по уложению проекта киргизского права", Янушкевич вникает во все тонкости быта кочевых племен, видит и понимает причины страданий и насущные интересы бедняков, проводит грань между обитателями "белых" и "черных" юрт. Дневниковые записи проникнуты темой угнетенного народа, о котором он пишет с любовью и уважением. Сочувствуя беднякам, остро высмеивает богатеев вроде Койчуйбая, вошедшего в доверие к русской администрации и тем возвысившегося над соплеменниками. Автор дневников – на стороне Токумбая, выступившего на общем собрании с яркой разоблачительной речью против тирана. В стремлении поближе познакомиться с бытом простых казахов Адольф Михайлович заходил во многие юрты и в каждой "надеялся найти счастливых аркадских пастушков... Увы! Редко в которой из юрт взор мой не встретил печальных картин нищеты и болезней, изнуряющих бедное население. На детях оспа, короста, нарывы... Сердце разрывается при виде стольких мучеников, просящих о помощи... " – так писал он брату Януарию.
Общаясь с пастухами-кочевниками, слушает их рассказы о старине, записывает легенды, интересуется истоками "степного права", получает массу сведений об обрядах казахов, их гостеприимстве, основанном на легенде о пророке Ибрагиме, прогнавшем голодного гостя и наказанном за это. А как умело передает тонкости и великолепие казахского языка – когда генерал спросил у знатного бая Кунанбая, нравится ли ему вид Ала-Тау, то в ответ услышал: "Великий боже! Как ты устроил! На горе люди умирают от мороза, внизу сохнут от жары... Все красиво, все есть, что нужно для коня и скота, но к чему все это, когда оно чужое и так много змей", – глухой намек на порабощение казахов. И вслед за этим в дневнике появляется запись: "Что за легкость речи! Как умеет каждый объяснить свое дело и мастерски отбивать доводы противника!"
Наблюдая над состязаниями поэтов и народных сказителей, он думал, что "все это слышит своими ушами в степи, среди народа, которого мир считает диким и варварским!.. Сегодня передо мной выступают поэты, не умеющие ни читать, ни писать, однако поражающие меня своими талантами, ибо песни их так много говорят моей душе и сердцу. И это народ, которому вовек предназначено быть только никчемными пастухами, лишенными всякого будущего, - спрашивает он и восклицает: "О, нет! Воистину, народ, который одарен творцом такими способностями, не может оставаться чуждым цивилизации - дух ее проникнет когда-нибудь в киргизские степи, раздует здесь искорки света, и придет время, когда кочующий сегодня номад займет почетное место среди народов, которые нынче смотрят на него сверху вниз..."
Природа Казахстана вызывала у Янушкевича восторженное состояние и творческое вдохновение. Отличительной особенностью описания казахских степей являются образность языка, богатые метафоры, сравнения, антитезы, в изобилии рассыпанные на страницах его книги и в письмах. Когда читаешь превосходно сделанные им зарисовки степных пейзажей, невольно вспоминается чеховская "Степь", о которой восторженно отзывались Л.Н. Толстой, М.Е. Салтыков-Щедрин, В.М. Гаршин, И.Е. Репин и другие. Например, А.Н. Плещеев заметил: "Это такая прелесть, такая бездна поэзии... Это вещь захватывающая..." В связи с этим нельзя не привести некоторые строки из этого произведения А.П. Чехова, хотя бы вот такие: "Но прошло немного времени, роса испарилась, воздух застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. Трава поникла, жизнь замерла... " Или вот еще одно яркое проявление творческой мысли писателя – создание образа наступающей грозы: "Послышалось, как где-то очень далеко кто-то прошелся по железной крыше. Вероятно, по крыше шли босиком, потому что железо проворчало глухо..."
Не менее прелестные описания природы находим у Янушкевича: "Перед нами, за нами, направо, налево, куда ни кинешь взор, распростерлась ужасающая пустыня, и нигде на ней ни человека, ни зверя, а над ней, как над водами мертвого моря – ни одной птицы... Сама степь, глухое молчание которой до этого лишь временами нарушал пронзительный свист метели, нежданно оживает, ибо на всем ее необозримом пространстве разносится торжественный звук киргизской песни... "
А его фраза – "но воздух так чист, так легок, так здоров, что я вдыхаю его с настоящим наслаждением" – не напоминает ли лермонтовский шедевр: "Воздух свеж и чист, как поцелуй ребенка?"
И таких литературных параллелей на страницах дневниковых записок встречается немало. Разница заключается лишь в том, что "Степь" А.П. Чехова появилась спустя сорок два года после записок Янушкевича, вошла в золотой фонд русской классической литературы, а вот описания революционера-изгнанника остались почти незамеченными и еще ждут должной оценки.
В письмах и записках А.М. Янушкевич предстает перед нами не только как даровитый писатель, но и как историк-исследователь. В первые годы ссылки, находясь в Ишиме Тобольской губернии, он изучает и вместе с тем переводит на польский язык "Историю завоевания Англии норманнами" А. Тьери, в которой пытается найти косвенный ответ на вопрос о внутриполитическом положении дел Польши, изучает творчество польских писателей XIX века. Проявляет глубокий интерес к Чингисхану, ищет резиденцию этого великого завоевателя, откуда тот "метал свои молнии как Юпитер с Олимпа. " По затронутой теме просит друзей прислать интересующие его сведения из записок знаменитых путешественников Плано Карпини (1182-1252) и Рубрунеза (1220-1293).
Проведенные исследования позволяют ему сделать вывод о том, что столицей Чингисхана был Караурунд – то же самое Каракоруму чем намерен был написать "статей на 20 листах". Пытался выяснить, какая молва сохранилась у казахов о грозном владыке Азии. Был немало удивлен, что многие ничего не знают о Чингисхане.
"Вот тебе и слава человека, который обратил в прах столько государств, разлил по всему миру столько рек людской крови и, как зловещая комета, оставил после себя на долгие времена в наследство голод, мор, тысячи бедствий, терзающих несчастное человечество, " - писал он брату.
В начале 1853 года Янушкевич получает разрешение переехать в Нижний Тагил Пермской губернии, чему был очень рад, т.к. это на тысячу верст все же поближе к родным местам, по которым сильно тосковал. Электронная версия historyntagil.ru. Здесь он занимается устройством заводской библиотеки, господским садом, изо дня в день ведет метеорологические наблюдения, изучает местную флору, собирает геологические экспонаты для "музеума естественной истории, " созданного в Нижнем Тагиле в 1840 году. В августе 1853 года Янушкевич знакомится с Андреем Николаевичем Карамзиным и его женой Авророй Карловной, урожденной Шернваль, в первом замужестве Демидовой, которые приехали в Нижний Тагил по делам управления заводами. А.Н. Карамзин, сын известного русского историографа, был в то время главноуполномоченным Нижнетагильских заводов, а его жена – их совладелицей.
Приезд Карамзиных на Урал имел для отечественного литературоведения важные последствия. В 1956 году в Нижнем Тагиле были обнаружены письма семьи Карамзиных, ценность которых заключалась в том, что это были новые сведения, проливавшие много света на последние дни жизни А.С. Пушкина и обстоятельства, вызвавшие смертельный поединок великого поэта. В статье "Вокруг тагильской находки" (журнал "Урал", №9 за 1976г. ) Ф.И. Стеклова о находке писем ставит вопрос: "Когда, кем и почему были привезены они в Нижний Тагил, а главное – кому были поручены самим Карамзиным при отъезде его из уральского города и кто сохранял их после смерти Андрея Николаевича?" Она напоминает, что ведь и другие его письма нашлись у потомков Е.Н. Мещерской. "Но вот тагильские-то носили совершенно иной характер – подчеркивает Стеклова и делает вывод, что "для печати они, особенно в те времена, не предназначались..."
В предположении о том, что письма Карамзиных находились в руках у Янушкевича и были им любовно подклеены к корешкам вырезанных листов альбома, исследовательница близка к истине. Вероятно, так это и было, поскольку Янушкевич имел четкое представление о важном значении творчества Пушкина и каждого документа, имеющего отношение к биографии поэта. Однако нельзя согласиться с утверждением о том, что А.Н. Карамзин будто бы привез свои письма в Тагил на хранение, в чем для него не было никакой необходимости, тем более, что письма его ничем не компрометировали.
Против этой версии выступает и находка других интересных документов тех же лет – части большого архива И.П. Липранди, полковника генерального штаба, знакомого Пушкина по его южной ссылке. Речь идет о нескольких рукописных тетрадях, в которых дается описание Молдавии и Валахии, датированных январем 1854 года. Эти тетради хранились в библиотеке музея и тоже неизвестно, как там оказались. Думается, что появление и хранение в одном и том же месте и писем, и тетрадей следует все же связывать с именем Авроры Карловны, которая сразу же после гибели мужа в мае 1854 года в бою с турками на Дунае распорядилась поставить в Нижнем Тагиле памятник Андрею Николаевичу. Вероятно, одной из мер по увековечиванию памяти мужа явилось направление писем и тетрадей на хранение в Нижнетагильскую заводскую библиотеку, учрежденную Андреем Николаевичем. К тому же она знала, что эти документы попадут в руки Янушкевича, о котором составила мнение как о человеке "безукоризненного поведения и отличнейшего образа мыслей". А тетради Карамзин мог получить от брата их владельца – генерала П.П. Липранди, командира 30-ти тысячного корпуса, противостоявшего туркам на Дунае. Во всяком случае, мы обязаны Янушкевичу благодарной памятью за то, что он написал замечательную книгу и привел в порядок письма Карамзиных – бесценный источник сведений о великом поэте.
Печальная судьба Адольфа Михайловича закончилась тем, что он по ходатайству Авроры Карловны перед императрицей получил разрешение возвратиться на родину, куда и выехал из Нижнего Тагила в июне 1856 года. Умер он год спустя в милых его сердцу Дзяхильнах (очевидно, нынешнее Дягильно Дзержинского района Минской области).
А был он родом из Несвижа под Минском.
17. 05. 1988.
Источники:
"Дневники и письма из путешествия по казахским степям", Алма-Ата, 1966г. с. 212, 27, 71, 26, 169-170.
А.П. Чехов. "Степь". т.6. с.459 собр. соч. в 12 томах, М. Изд. Правда, 1985г. с. 458, 386, 317.
Ф.И. Стеклова. Вокруг тагильской находки. Урал, №9, 1976 г., с. 140-143.
С. Ганьжа. Рукою Липранди. Газ. "Тагильский рабочий", 07. 05. 1980г.
С. В. Ганьжа