Вера Августовна Лотар-Шевченко 1901-1978 гг.
Весной 1949 года по улицам Тагила бродила женщина в поисках музыкальной школы. На ней был лоснящийся ватник, стоптанные парусиновые туфли, юбка из грубой ткани. Она обращала на себя внимание, хотя в те послевоенные годы до полного достатка было еще далеко. Достигнув школы по улице Карла Маркса, странная женщина попросила у дежурной разрешения войти и спросила, не может ли она показать ей свободный класс с инструментом.
Сев за пианино, она не сразу опустила руки на клавиши: она их боялась. Десять мучительно долгих лет эти бело-черные брусочки она видела только в воображении. Сильное волнение охватило ее, когда был извлечен первый звук - долгий, тревожный и трепетный. "Надо попробовать, надо попробовать, - стучало в голове. - Возможно, я еще что-то помню". Двести классических вещей, творений величайших композиторов мира, были когда-то в ее музыкальной памяти. Десять лет она вспоминала их, проигрывая пальцами... по столу. Дрожащей рукой она вновь прикоснулась к клавишам, и полились божественные звуки сонат Шопена, Их сменили, наполняя маленькую комнату, мощные аккорды торжественной и печальной музыки Бетховена. Пианистка ничего и никого не видела. Она была в своем далеком прошлом, в мире, который рождала музыка.
Когда звуки смолкли, раздался гром аплодисментов. Это преподаватели и ученики школы собрались у открытой двери класса и, затаив дыхание, слушали необыкновенную музыку, так непохожую на обычно исполняемую в этих стенах. Импровизированный концерт длился час, может быть, два. Уроки были сорваны - никто не спешил в свой класс: ни ученики, ни преподаватели. Первой, на правах хозяйки, к пианистке подошла директор школы Мария Николаевна Машкова. Она расспросила незнакомку: кто она, откуда. Узнав, что музыкальная школа - первый дом в Тагиле, куда эта женщина вошла, Мария Николаевн приютила ее, обласкала. Так в Тагиле появилась и сразу дала о себе знать знаменитая в прошлом французская пианистка с мировым именем Вера Августовна Лотар-Шевченко.
Позже Вера Августовна рассказала о себе.
Родилась в Париже в семье профессора Сорбонны, энтомолога. Еще в школьные годы она с отцом, который брал ее с собой в экспедиции, объездила многие страны Азии и Африки, была в Австралии.
Мать, испанка по происхождению, была пианисткой.
Вера рано проявила большие способности к музыке. К детским годам относятся ее первые концерты. Впоследствии она получила блестящее музыкальное образование, окончив консерваторию в Париже и Вене.
Как лауреат престижных конкурсов пианистов выступала во многих столицах мира и крупнейших концертных залах. Ее игру, когда Вера была совсем юной, хвалил Ромен Роллан.
Но все это было в далеком прошлом.
Выйдя замуж за инженера-акустика Шевченко, работника советского торгпредства в Париже, Вера Августовна спустя годы переехала в Ленинград, на место жительства мужа. Но там они жили недолго. Наступил 1937 год... Работа и пребывание во Франции были достаточными мотивами, чтобы обвинить инженера во всех смертных грехах. И его забрали... Его жену, Веру Августовну, отправили на десять лет в лагерь на север Свердловской области, а сына - в детский дом, где он и умер.
Не знаю, какую работу заставляли ее делать в лагере. Сама она никогда об этом не говорила, а спрашивать... Как можно об этом спрашивать? Зачем трогать кровоточащие раны? Да в конечном итоге какая разница, какие каторжные работы она выполняла. Электронная версия historyntagil.ru. Важно, что она все вынесла и снова могла жить и творить. Но все же один свидетель прошлого был - это ее руки! Не утонченные длинные пальчики пианистки, а грубые, натруженные, красные руки человека тяжелого физического труда. Десять лет могут изменить и внешность, и руки человека.
Вере Августовне было запрещено въезжать в столичные города. А так как нигде ни родственников, ни знакомых у нее не было, она попросилась в любой город, где есть музыкальная школа. Так волею случая она оказалась в Нижнем Тагиле.
Без друзей и знакомых, без гроша в кармане тяжко человеку, особенно женщине, особенно с лагерным документом, да еще плохо говорящей по-русски. Мария Николаевна устроила Веру Августовну на полставки в музыкальную школу не педагогом (куда там!), а иллюстратором. Вот мол, дорогие детки, если будете хорошо учиться, то достигните такого же мастерства... В те годы ставка преподавателя в музыкальной школе была мизерная, а полставки - только на хлеб и тарелочку супа.
Кто-то из новых знакомых посоветовал Вере Августовне обратиться в драматический театр. Она туда пришла, села за инструмент, сыграла. Много, бурно. И лирично, тихо, интимно. И победила... Ее приняли концертмейстером. Более того, ей предоставили небольшую изолированную комнату в семье артиста.
Именно в это время я узнал о необыкновенной пианистке от главного режиссера Потика Бориса Осиповича, с которым был близко знаком. В театре мне и довелось впервые услышать игру Веры Августовны. Я, как и все, кто впервые ее слушал, был потрясен ее игрой, хотя слушатель я рядовой, дилетант.
К спектаклям Вера Августовна готовых клавиров не имела и своих записей музыки не вела: ей было недосуг писать ноты. Все строилось на импровизации, возможно, талантливой.
Более близко познакомился с Верой Августовной только в 1952 году, когда мы приобрели пианино. Младший сын в тот год был принят в первый класс музыкальной школы, а к старшему (ему было тринадцать лет) хотелось пригласить учительницу. Вера Августовна жила в доме рядом. И, естественно, выбор пал на нее. К тому времени у нее было не только две работы, но и достаточно учеников: слава о ней разнеслась по всему городу. Хочется сразу сказать, что деньги ее очень мало интересовали. Она к ним относилась как-то небрежно, не потому что их стало много, а потому что она была выше всех земных благ. Кроме самого минимума, ей ничего не надо было. Частенько она была даже без обеда - ей некогда было поесть. К тому же обед еще надо готовить, продукты закупить. Мир музыки был ее родной стихией, все остальное ее не трогало, не волновало.
Когда мы договаривались об уроках музыки, Вера Августовна задала мне только один вопрос: "Ваш сын способный?" Она не признавала длительного разучивания гамм. Месяца через два после начала занятий (занимались раз в неделю) она сделала серьезное замечание своему ученику: "Как тебе не стыдно? Ты такой большой, тебе уже тринадцать лет и ты плохо играешь сонату Бетховена, а он ее написал, когда ему было восемь лет!"
В разговоре Вера Августовна была очень живой, импульсивной, с характерным французским выговором русских слов. "Она меня не понимайт", - жаловалась она на телефонистку.
После уроков частенько Вера Августовна у нас задерживалась, много играла в свое удовольствие (ей нравилось наше пианино ленинградской фабрики "Красный Октябрь". Когда она играла, это был неземной человек. Ее взгляд уносился в бесконечность. Только ей было ведомо, в какое пространство ее унесло. Сидящих вокруг она не видела, они для нее не существовали. Если, не дай бог, в это время звонил квартирный телефон и приходилось брать трубку, - это все! Она как бы выходила из транса и больше играть не могла. Манера ее игры напоминала мне игру Эмиля Гилельса - мощный аккордный Удар.
Вера Августовна иногда теряла контроль над временем, и тогда при ее рассеянности возникали курьезные ситуации. Так, однажды от нас она должна была отправиться на концерт во Дворец культуры металлургов. Времени оставалось в обрез. Было это в начале весны. Не успели мы и оглянуться, как Вера Августовна, забыв свои туфли у нас и надев боты нашего сына, умчалась на концерт. Перед самым началом она в зрительном зале увидела знакомую, послала к ней гонца и взяла у нее на время концерта туфли.
Ее тянуло к большой концертной деятельности, и в 1954 году она поступает в Свердловскую филармонию. Сольные выступления были довольно редки. Чаще всего концерты были сборные, в составе инструментальных трио или квартетов. В этом составе она часто приезжала в Тагил и заходила иногда к нам, репетировала у нас.
Вера Августовна была доброй, отзывчивой. Она знала, что моя супруга болеет радикулитом. В один из приездов в Тагил она настояла, чтобы мы поехали в Свердловск на консультацию. В ее подъезде живет профессор-невропатолог. "С его женой я хорошо знакома, - заявила Вера Августовна. - Она устроит эту консультацию". Вскоре мы посетили Веру Августовну в Свердловске. Она снимала маленькую комнату в квартире вдовы профессора УПИ Мкртчана. В ее комнате стоял кабинетный рояль, старенькая, видавшая виды кушетка, стул и, кажется, больше ничего.
В ожидании встречи с невропатологом мы узнали такую историю. Вера Августовна обратилась во французское посольство в Москве с просьбой узнать и сообщить ей о судьбе ее родителей. Через некоторое время к ней явился секретарь посольства и настойчиво предлагал возвратиться в Париж. Он гарантировал концертную деятельность первый год во Франции, а затем в любой столице мира. На это заманчивое предложение Вера Августовна, как будто вся ее жизнь в Союзе была усыпана розами, ответила категорическим отказом. "Зачем мне возвращаться во Францию? Мне и здесь хорошо. Посмотрите, какая у меня хорошая трехкомнатная квартира. (Она показала профессорскую квартиру). А это мои квартиранты", - указала она на вдову и ее сына. Нас поразил ее поступок, отсутствие смертельной обиды, озлобленности на власть после всего, что она пережила за десять лет в лагерях.
В.А. Лотар-Шевченко в редакции "Комсомольской правды" 10 февраля 1966 г.
В Свердловске не сложилась концертная деятельность, как ей хотелось, и она переехала в Барнаул, поступила в Алтайскую краевую филармонию.
Связь наша оборвалась, и мы потеряли Лотар-шевченко из вида, Однажды, не помню, в каком году, кажется, в конце шестидесятых, в "Комсомольской правде" появилась большая статья о Вере Августовне. А дело было так. В один из зимних дней корреспондент "Комсомолки" увидел афишу концерта в одном из клубов Барнаула. Его поразила программа - старинная фортепианная музыка французских композиторов. Такой редкостной программы он и в Москве не встречал. Любопытство взяло верх, хотелось посмотреть и послушать какую-то смелую Лотар-Шевченко. И он рискнул. Почти в пустом, холодном зале, в пальто сидело десятка два слушателей. Вышла женщина, не очень артистично поклонилась на редкие хлопки, села за рояль и начала играть. Она играла неистово, одну вещь за другой. Она не замечала ни пустого зала, ни холода. Перед ней был воображаемый мир, навеянный музыкой, близкой ее сердцу и духу. Она играла для себя и этим сказано все.
После концерта корреспондент прошел за кулисы, представился и попросил Веру Августовну рассказать о себе. Два часа, затаив дыхание, слушал он печальную повесть о трех периодах ее жизни. Об этом узнали миллионы читателей. Через полгода в той же "Комсомольской правде" сообщалось, что Веру Августовну пригласили в Новосибирскую филармонию, дали квартиру, организовали сольные концерты. После этого афиши концертов Лотар-Шевченко появились в Москве и Ленинграде, крупнейших городах страны. Тысячи и тысячи слушателей оценили дар этой выдающейся пианистки. Своим высоким искусством она несла людям ощущение полноты жизни, радости бытия.
В 1989 году о Вере Августовне Лотар-Шевченко на киностудии "Таджикфильм" поставлен фильм. Образ этой неординарной женщины создала знаменитая французская кинозвезда первой величины Анни Жирардо. Фильм назван "Руфь."
Э.Ю. Фискинд