"Тагильский краевед". Храм Александра Невского. История создания, разрушения и возвращения.

В ночь на 20 сентября 1984 года четверо учащихся, забравшись на колокольню Александро-Невской церкви, разожгли костер, от которого загорелись купола. Приехали пожарные, залили, что осталось, водой, - сильным ветром огонь могло разнести на соседние дома. Головешки, горелые бревна, остатки кровли от главного купола остались наверх опасно свисали. Вдруг упадут кому-нибудь на голову – место ведь не пустынное. Да и вид очень уж некрасивый – ведь каждый въезжающий в горд со стороны Свердловска непременно обращал внимание на силуэт храма. Прислали автовышку, с её помощью сгребли и сбросили головешки. Говорят, что тогда же родилась в некоторых руководящих головах идея – разобрать остатки храма, а на этом месте что-нибудь построить. Благо, грунт прочный. Скала.

Не знаю, обоснованы ли эти слухи. Но верно то, что судьба храма не очень-то волновала городских руководителей. И доказывается это второй половинок его биографии.

19 марта 1861 года во Входо-Иерусалимском соборе Нижнетагильска был объявлен манифест об отмене крепостного права. Манифест был встречен восторженно. Некоторые из присутствующих помнили о приезде в Тагил в 1837 году Александра II, тогда еще наследника престола. Возникла мысль о переименовании поселка в город Александровск[1], так и не осуществленная. В этот же день родилась еще одна мысль – о сооружении за счет добровольных пожертвований каменного храма во имя Александра Невского.

Все заботы о сборе пожертвований и о строительстве были возложены на Дмитрия Петровича Шорина, вольноотпущенного крепостного Демидовых. Дмитрий Петрович – интереснейший представитель дореволюционной провинциальной интеллигенции. Он глубоко и серьезно увлекался историей, археологией, этнографией, искусством, участвовал в экспедициях, сам прекрасно рисовал. "Редкий человек, как попадаются редкие камни" - характеризовал его Д.Н. Мамин-Сибиряк, не раз бывавший в доме Шорина.

В 1861 году Дмитрию Петровичу было 44 года – он находился в расцвете творческих сил. С увлечением он взялся за работу над храмом. Изучил множество справочников, сделал массу эскизов и чертежей.

В ноябре 1861 года главноуправляющий заводами генерал-майор В.К. Рашет утвердил план строительства церкви. Архитектор Пермского удельного ведомства Нельсон-Гирст (по совместительству – архитектор демидовских заводов) взял за основу проект русской церкви в Париже архитектора Кузьмина[2]. Утверждено было также и место для строительства – Вересовая гора. Не зря Д.П. Шорин настаивал именно на этом месте – мы и сегодня восхищаемся тем, как прекрасно сочетается устремляющаяся вверх постройка с холмистым рельефом и гладью пруда.

Сразу после утверждения начались работы по подготовке площадки на Вересовой горе, переименованной в Александровскую. Первые пожертвования тагильчан были употреблены на приобретение пороха для ломки камня и выравнивание местности, 6 августа 1862 года был заложен первый камень в фундамент храма.

Д.П. Шорин был весьма рачительным хозяином, считавшим каждую копейку пожертвованных денег. Даже доли копейки. Сохранился финансовый отчет о строительстве храма. В первой части отчета указано, что всего приход составлял 32 640 рублей 52 копейки, вернее, должен был составлять. 902 руб. 73 коп., которые должны были поступить от продажи остатков кирпича, бревен и пр., не получены. В эту же сумму входят не полученные Шориным деньги от Нижнетагильской волости на уплату за иконостас, утварь и пр.

Так же тщательно Шорин учитывает каждую израсходованную копейку. Он отмечает неоднократные случаи, когда ему удаётся сэкономить деньги. Вот один пример. Для строительства храма было использовано 1,5 млн. штук кирпича по цене 4 руб. 55 коп. за тысячу. Так как в то время умеренной считалась цена кирпича по 6 руб. 50 коп. за тысячу, нетрудно подсчитать, что Шорин сэкономил около 3000 рублей. Многому можно научиться, читая сухие строки отчета. Вот еще пример его усердия.

Планы, фасад и вариант иконостаса Александро-Невской церкви. Рис. Д.П. Шорина

Для облицовки цоколя решено было изготовить чугунные доски ("личины"). Можно заказать их на заводе. Но Д.П. Шорин приобретает по дешевке чугунный лом и заключает договор с заводом о переплавке в нужные ему изделия, экономя на этой операции до 500 руб.

Чтобы не приобретать готовую известь на стороне, Шорин производит обжиг известняка "своими средствами", на чем сберегает еще 400 рублей. И так далее, и так далее – учитывается каждая подаренная доска, каждый пуд подаренных гвоздей и скоб, каждая бочка.

В течение 16 лет строительства он присматривал за работами, последние 8 лет заменял архитектора, и этим еще сэкономлено более 3000 рублей. Д.П. Шорин подолгу торгуется с подрядчиками, стараясь максимально удешевить строительство. Но нигде, ни разу он не экономит на качестве материалов и очень строго следит за качеством работы.

"Строгая обревизовка произведенных работ (по изготовлению свода) привела к заключению, что...кладка в парусах сводов и в основании трибуны не совсем удовлетворительна... Составленным на месте актом подрядчик А. Мусатов обязывался снять с закладки около 80 000 кирпичей и ... произвести перекладку как можно тщательнее. Разумеется, эта переделка...стоющая около двух тысяч рублей, отнеслась на личный счет подрядчика А. Мусатова". (Каково читать это нынешним новоселам, получившим квартиру и – разумеется, за свой счет – вынужденным тут же заниматься ремонтом её).

Еще строки из отчета Д.П. Шорина: "Материалы – кирпич, известь, песок, вода, посуда, снасти – должны быть готовы по мере надобности в них.... чтобы с одной стороны не остановить подрядной работы, а с другой, чтобы не тратить лишнего при ограниченности средств".

Простые, естественно-разумные рассуждения строителя. Жаль, что "Историческая записка о строении в Нижнетагильском заводе Александро-Невской церкви" Д.П. Шорина не является обязательной литературой при обучении современных наших строителей.

15 лет строил храм Дмитрий Петрович, привлекая к делу лучших тагильских мастеров. Тагильский живописец Ф. Топорков выполнил иконописную роспись и резьбу по дереву для иконостаса. Участвовал в этой работе и сам Д.П. Шорин (бесплатно). Академик В.П. Худояров написал иконы Александра Невского на молитве, Христа, вручающего ключи от рая апостолу Петру и Богоматери с Предвечным Младенцем. "Все три образа выполнены превосходно", - писал в отчете Д.П. Шорин. А всего Худояровым было написано шесть главных икон для храма. И хотя по ценам, назначенным в художественной артели, Худояров должен был получить более 1000 рублей, он согласился на 490 рублей. Еще три больших и пять меньших икон написал академик Плюснин. Так что, по мнению Шорина, шестиярусный иконостас получился "очень приличен" – художникам удалось отразить идею освобождения от крепостного права. (К сожалению, у нас не имеется фотоснимков ни иконостаса, ни внутреннего убранства церкви. Неизвестно даже, производились ли фотосъемки, имеется только описание иконостаса в "Исторической записке..." Д. Шорина).

30 августа 1877 года, отмечаемый как праздник перенесения мощей Александра Невского [3], колокольный звон нового храма собирал жителей на первую заутреннюю службу и молебствие.

Храм удался на славу. Построенный на высокой открытой скале, он казался грандиозным с любой стороны и издалека. Рассчитанный на 500 человек, он мог поместить с хорами до 750 человек. А в тот день на молебствие собралось более 2000 человек (заметим, что в Тагиле насчитывалось тогда не более 40000 жителей и не все они были христианами). Собравшиеся отмечали красоту и качество отделки. Карнизы, выступы, пояски были сделаны отлично. Подрядчик Артемий Мусатов уверял, что "оштукатурка вышла как оловянная – хоть топором срубай" (в этом убедились современные реставраторы). Внутри храма все любовались росписями, иконами. Всматривались в орнамент чугунных плит, покрывавших пол. Полтысячи таких плит перевез Д. Шорин из Кушвы. Более 800 пудов.

Во время службы в церковь был внесен присланный Д.П. Шорину из Санкт-Петербурга архимандритом Израилем – тагильским уроженцем – образ Александра Невского в дорогой ризе. А во время молебствия было возглашено многолетие создателям храма за их рачительный труд. Ведь подобная церковь, выстроенная в Париже архитектором Кузьминым, обошлась дороже в 25 раз!

В этот день впервые за долгие годы вздохнул свободно Дмитрий Петрович. Был доволен. Благодарные земляки отвели ему в церкви постоянное почетное место – рядом с аналоем. А ведь было и так, что он чуть не угодил в тюрьму за неуплату работ и только своевременный разбор дела избавил его от публичного незаслуженного скандала. Но теперь всё было позади.

В 1895 году к Александро-Невской церкви было приписано 3815 православных прихожан. Во владении церкви не было земли, ни пахотной, ни лугов, но ей принадлежали два дома. В состав причта входили священник, дьякон и псаломщик. Священник и псаломщик получали жалование от заводовладельца в размере 530 рублей в год, дьякон же получал 260 рублей в год от прихода. Кружечный доход храма составлял 800 рублей в год. (Отметим, что в то время пуд муки стоил 50-60 копеек, пуд первосортного мяса – до 3 рублей)

Еще в 1889 году при церкви была открыта церковно-приходская школа, в которой обучались около 40 мальчиков и девочек. Об одном из учителей школы, диаконе Павле Старцеве, "Екатеринбургские епархиальные ведомости" сообщали: "К делу относится старательно и весьма прилежно. Неопытность свою побеждает трудолюбием, чтением по педагогике и дидактике и посещением уроков наиболее опытных учителей."

Хор из учеников этой школы, руководимый псаломщиком Константином Минервиным, неоднократно отмечался как один из лучших. Здесь изучались квадратные и круглые ноты, пели на три голоса.

Были уроки рукоделия. Мальчики занимались плетением сумок, девочки шили, вязали, вышивали. Изготовленные учениками вещи, если материалом снабжала школа, продавались, и выручка поступала в пользу школы. Вещи, сделанные из домашних материалов, становились собственностью учащихся.

В январе 1895 года в Тагиле побывал епископ Екатеринбургский и Ирбитский Симеон. Главной целью его приезда было освящение после переустройства и расширения Введенской церкви. 19 января Владыка Симеон побывал в Александро-Невской церкви, а затем посетил две церковно-приходские школы – при Троицкой единоверческой и Александро-Невской церквях и беседовал с учащимися. В "Екатеринбургских епархиальных ведомостях" осталось свидетельство о посещении епископом Александро-Невской церкви и в 1901 году. И вновь он встретился со школьниками, "заставил их объяснять иконы двунадесятых праздников в иконостасе, а также испытывал их в чтении часов и шестипсалмия".

В 1907 году в возрасте 90 лет скончался Дмитрий Петрович Шорин. По некоторым свидетельствам, похоронен он был в ограде храма, рядом с алтарем.

Летом 1914 года вспыхнула мировая война. И хотя Нижний Тагил далёк от "театра военных действий", раскаты войны вскоре докатились и сюда. Отправлялись на запад новобранцы, а в Тагил начали прибывать раненые. В марте 1915 года на Вые состоялось освящение лазарета на 300 коек. "Помещение этого лазарета не оставляет желать ничего лучшего. Новое здание просторное и светлое", - писали "Епархиальные ведомости". У кроватей раненых не только медицинские работники. "Особой благодарности заслуживают сестры Скорбященского женского монастыря, которые пением своего прекрасного хора доставили больным солдатикам большое удовольствие – художественное и молитвенное".

Тагильские церкви участвовали в сборе пожертвований деньгами и вещами. При церковно-приходских школах были открыты дневные приюты-ясли для солдатских детей. [4]

15 августа 1915 года крестный ход из Александро-Невской церкви прибыл на железнодорожный вокзал для встречи пожертвованного церкви "Святого креста с предстоящими". Священник Александр Хохлов произнес поучение о значении Креста для христианина и о должном несении креста переживаемой войны, призвал к пожертвованиям на военные нужды, и в частности, в пользу ожидаемых в Тагиле беженцев из западных районов России. Несколько сотен молящихся внимали словам. Затем крест был торжественно перенесен со станции в Александро-Невскую церковь[4], после чего было отслужено всенощное бдение.

Первая партия беженцев прибыла в Тагил через неделю, 22 августа. Это были 105 жителей Риги – русские, поляки, латыши, литовцы. И хотя не все они были православного вероисповедования, 20 тагильских священников пришли на помощь в удовлетворении их духовных нужд. "Слово утешения, дела благотворения, совершение богослужения и таинств – вот наша область, наша "платформа", - говорил священник М. Титов.

24 января 1916 года во Входо-Иерусалимском соборе проходило торжественное вручение георгиевских крестов добровольцу 27 Витебского полка, крестьянину Нижнетагильского завода Ивану Дьячкову и родственникам погибшего на фронте тагильчанина Дмитрия Горбунова. Земский начальник приколол Дьячкову орден, его поздравили администрация, родственники, священнослужители. Было провозглашено многолетие воину. Затем была отслужена великая панихида по Дмитрию Горбунову, родственники которого приняли на память о погибшем воинские знаки.

Но к третьему году изнурительной войны верноподданнические действия церкви воспринимались народом слабо.

В предпасхальные мартовские дни 1916 года Екатеринбургский епископ вновь побывал в Тагиле. Это было, по-видимому, последнее его дореволюционное посещение тагильских церквей. Встреча Владыки с прихожанами и священниками Александро-Невской церкви была тяжелой. Священники рассказали о трудах паствы по военным нуждам, жаловались, что прихожане слабо исполняют христианский долг. Во время всенощной 5 марта Владыка высказал прихожанам глубокую скорбь о состоянии прихода: "Ваш батюшка сказал, что храм построен вашими предками в благодарность за освобождение крестьян от крепостной зависимости, - говорил он, - А что вы делаете? Как ведете себя? (его слушали плохо, громко переговаривались). Владыка просил прихожан избегать пьянства, распутства, сквернословия, тушить злобу. "Когда солома разбросана, нельзя бросать огня, иначе всё может сгореть..."

Все чаще в речах священников положение в России сравнивалось с разгорающимся пожаром, звучали призывы спасать страну от огня. В июне 1916 года из Тагила на передовые позиции австро-германского фронта была отправлена икона Божьей Матери "Неопалимая Купина", сооруженная на пожертвования тагильчан. Отправке иконы предшествовал крестный ход на станцию, а в вокзальном саду перед станцией был отслужен молебен.[5] Присутствовало более тысячи человек. Во время молебна всем раздавались патриотические листки: "Народ – тело, Царь - голова", "Слово митрополита", "Спокойствие и Достоинство" и др.

9 октября 1916 года в Тагил пришло извещение о том, что императрица Александра Федоровна благодарит тагильчан за сделанные пожертвования и икону. Извещение зачитывалось прихожанам в храмах во время литургии.

Но ни молебны, ни иконы, ни царские письма уже не помогали. Расшатывание страны продолжалось.

Революция. Гражданская война. Сохранился снимок, на котором изображена Александро-Невская церковь со следами от артиллерийских снарядов. Подпись, сделанная под снимком: "Александро-Невский храмъ Нижнетагильского завода, разбитый артиллерией красныхъ. 26 сентября нов.ст 1918 г." По свидетельству И.А. Орлова, это следы снарядов, выпущенных отступавшими красноармейцами, предполагавшими, что в церкви находится наблюдательный пункт белых. Орудия были установлены около реального училища (ныне – горный техникум), расстояние для пушек небольшое, и поэтому церковь получила серьезные ранения. На снимке видны следы от попавших снарядов, выбитые стекла. Но самый опасный удар получила церковь в купольной части [6]. Был разрушен свод одного из окон, а это значительно ослабляло сам купол. Осенью 1918 года был организован срочный ремонт церкви. На снимке как раз и показаны ремонтные работы. По-видимому, ослабление купола заставило заложить кирпичами три оконных проёма в северной его части. Возможно, более капитальный ремонт планировалось провести после окончания гражданской войны. Но с августа 1919 года Тагил был вновь занят красными, и вопрос о ремонте церкви окончательно отпал.

В марте 1922 года в строго секретном письме членам политбюро В.И. Ленин предложил "провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо проучить эту публику". [7]

Секретные указания вождя были исполнены с огромным размахом по всей стране. "Проучили эту публику" и в Тагиле. Тот, кто ознакомится с архивными сведениями о богатствах и редкостях тагильских церквей до революции, сможет убедиться, что от этих богатств не осталось и тысячной доли.

В 1926 году облисполком затребовал от горсовета сведения о церквах и священнослужителях. В архиве сохранился документ:

"Весьма срочно. На Вашу телефонаду №104 препровождается список служителей культа по городу Тагилу, причем сообщается, что точными сведениями окрадмотдел в данный момент не располагает, таковые будут представлены дополнительно в самом срочном порядке. Нач. общего отдела Кучин"

Документ отмечал, что священником Александро-Невской церкви был проживающий в Гальянском церковном доме Соболев. Кроме Александро-Невской церкви в отчете упомянуты еще 7 церквей, 4 часовни, мусульманская мечеть, а также молитвенные дома старообрядцев, евагелистов-христиан и еврейский. Скорбященский женский монастырь к тому времени был уже закрыт. В 1920 году в нём был организован концлагерь (первый за всю историю Тагила), а с 1922 года детский дом. Монахини и послушницы, как "несущие вред воспитанию детей", были изгнаны с территории монастыря.

Конец 20-х - начало 30-х годов. По всей стране происходит массовое закрытие, а затем и разрушение церквей. В эти годы были уничтожены и церкви Тагила, причем первые удары были направлены на наиболее интересные и богатые из них.

Конечно, уничтожение церквей проводилось под благовидными предлогами. Вот как, например, объяснялась необходимость закрытия Выйско-Никольской церкви (1929 год):

"В связи с быстрым ростом промышленности в Тагиле предвидится большой рост населения. Рост населения требует развертывания школьного строительства. Не имея финансовой возможности обеспечить население новыми школьными зданиями Горсовет, уступая требованиям трудящегося населения ходатайствует перед Обладмотделом об изъятии Выйско-Никольской церкви от группы верующих и использования таковой для школы". [8]

Решение это было опубликовано в городской газете "Рабочий" 6 декабря 1929 года. Однако еще месяцем раньше Н-Тагильский окрисполком решил изъять подвальное помещение Выйско-Никольской церкви (где размещалась усыпальница Демидовых) "для хранения продуктов снабжения для рабочих завода,.. сохранения от порчи картофеля".

Тагильский окрисполком потребовал в недельный срок представить проработку и проект переоборудования церкви "под культурное учреждение", отклонив ходатайство церковно-приходского совета Выйско-Никольской общины.

Это заявление церковно-приходского совета – весьма интересный документ. Столько достоинства, смелости в более поздних документах встречать не приходилось, поэтому хочется привести из него хотя бы несколько цитат, так как документ довольно большой – шесть страниц, исписанных мелким четким почерком. Заявление было прочитано внимательно и с явным недоброжелательством, что видно по тому, как погулял по тексту красный карандаш адресатов. Не будем забывать, что к 1929 году преследование церкви в стране имело уже немалый опыт.

"Если для неверующих вопрос о ликвидации храмов решается весьма просто и не вызывает горьких и болезненных переживаний, то для нас, верующих, решение этого вопроса не может проходить без глубоких и острых моральных потрясений".

Последние слова подчеркнуты красным карандашом, а на полях стоит знак вопроса. Вероятно, подчеркнутые слова вызвали не менее глубокое недоумение адресата. Электронная версия historyntagil.ru. Недоумение и вопросительный знак на полях вызвало и утверждение авторов письма, что права верующих "ограждаются законами СССР, которыми, в частности, воспрещается насилие над религиозной совестью их, запрещается вмешательство во внутреннюю жизнь религиозных общин со стороны инакомыслящих и даже карается насильственное воспрепятствование отправлению религиозных обрядов. (Декрет об отделении церкви от государства, Конституция РСФСР, Инструкция НКЮ и НКВД от 19 июня 1923 г., Декрет о свободе совести от 20 января 1920 г., Уголовный Кодекс ст.125 и т.д.")

"Не считаться с убеждениями верующих было бы принципиально неправильно и несправедливо, явилось бы насилием над совестью верующих и может быть понято как акт гонения на православную веру, не оправдываемый и советским законом. Не безразличен для нас, граждан РСФСР, и вопрос о просвещении юношества, вопрос о школе. Мы, верующие, заявляем, что мы не враги культуры и научного просвещения, и мы сознаём нужду нашего города в школьных помещениях, но определенно полагаем, что эта нужда должна быть удовлетворена другим, более рациональным и справедливым путём..."

"Мы - не "ничтожная кучка верующих", как хотят представить дело лица, заинтересованные в отобрании храма и заявляющие об этом в газете ("Рабочий" от 29 октября 1929 г.), а весьма значительная и мощная религиозная община, насчитывающая в своих рядах несколько тысяч верующих... По закону для регистрации общины требовался минимум 50 человек. Так это рекомендовалось нам и местной администрацией. Теперь же, когда вопрос о пользовании храмом ставится в зависимость от количества верующих,.. запись верующих производилась исключительно в помещении церкви в богослужебные часы, и, следовательно, гарантирует добровольность записавшихся. Наоборот, запись лиц под заявлениями об отобрании храма нашего производилась не только по учреждениям, но и по домам граждан, и, как можно видеть из помещенных заметок в газете "Рабочий", в некоторых случаях допускались методы устрашения репрессиями за отказ от подписи (исключение учащихся из техникума), привлекались дети, не достигшие совершеннолетия и люди, не проживающие в нашем городе".

Число верующих, которые подтвердили бы официальною записью своё желание быть членом общины, было бы больше, если бы не существовало условий, при которых верующие, состоящие на службе или на работе, затрудняются свободно выразить своё желание из опасения лишиться места работы"

И снова сбоку – мощный, возмущенно-багровый знак вопроса.

"Храм для школы явно не соответствует по своей архитектуре и конструкции как внешней, так и внутренней. Приспособление его под школу потребует таких громадных средств, которые могут обеспечить постройку совершенно нового здания. Уродовать же здание, вполне отвечающее своему настоящему назначению, портить его – значит не дорожить материальными ценностями и финансами республики (подчеркнуто красным карандашом). Это очевидно для всякого, и не посвященного во все тонкости строительного искусства. Тем более, что такие печальные эксперименты явились причиной порчи ценных зданий. Как живые свидетели неразумия наглядно стоят перед взором граждан города Тагила до сего дня. Мы говорим о храмах бывшего Скорбященского монастыря, из которых один так неудачно был использован под баню, а другой, прекраснейший по архитектуре и лучший в городе Тагиле, предназначавшийся при ликвидации под клуб, используется ныне как кладовая.

Выйско-Никольский храм представляет собой чрезвычайную ценность как памятник архитектурного искусства, легкомысленно испортить его есть преступление, недопустимое в культурной стране...

Мы, верующие граждане СССР, не малолетние дети и не безвольные рабы, которые неспособны сознательно и самостоятельно разбираться в вопросах и решать свои нужды без посторонней помощи... Храм нам необходим и мы от него не отказываемся...

Писали это наивные, или убежденные, твердые духом люди? Защищая храм, неужели они не слышали о церковных процессах начала 20-х годов, когда вся православная церковь объявлялась контрреволюционной организацией? Да и самой Конституцией РСФСР священники лишались прав, поскольку признавались "тунеядцами, наживающимися на эксплуатации религиозных предрассудков отсталых трудящихся".[10] Или поверили словам Сталина, сказанным два года назад, что "каждый гражданин имеет право исповедовать любую религию, это дело совести каждого".[11]

Считали, что всё происходящее - лишь самоуправство местного начальства и надеялись своей гордой позицией убедить, устыдить?

11 декабря 1929 года Президиум горсовета вновь заслушал доклад предгорсовета Истомина о Выйско-Никольской церкви и решил изъять её "от незначительной группы верующих численностью в 246 чел." и переоборудовать её в школу для 125 человек. Для переоборудования храма под школу требуется всего лишь: "снять колокола и кресты, выломать оконные решетки для увеличения световой площади, сложить дополнительно две печи, разобрать чугунный пол и постлать взамен его деревянный, убрать иконостас, иконы, люстры, паперть и т.д., устроить классные перегородки". Подсчитали, что на все это надо затратить 11364 рубля.

Когда же приходской совет попросил разрешения на проведение собрания членов общины для регистрации и ознакомления с последними постановлениями ВЦИК, СНК и НКВД относительно церкви, в просьбе было отказано. И никаких объяснений.

Из недели в неделю газета "Тагильский рабочий" В 1929-30 гг. вела массированную обработку общественного мнения.

Как уже было отмечено, закрытие церквей происходит в это время по всей стране. Конечно, это делалось "по требованию широких масс". Правда, иногда "широкие массы" так резко протестовали против закрытия, что "выразителям воли масс" приходилось признавать "допущенные перегибы". Вот как тогда описывалось положение с религией в стране:

"Победы социализма в городе и в деревне дали толчок к громадному росту безбожия. В городах происходит широкое закрытие церквей, отмена колокольного звона. Волна эта прокатилась и в деревне. При этом были допущены на местах и перегибы, заключавшиеся в административном закрытии церквей, без проведения соответствующей массовой работы среди населения. Партия осудила эти "левые" заскоки." [12]

Но нигде эти признания в "перегибах" и "заскоках" не сопровождались отступлениями. Наоборот, за признанием "перегибов" следовало наступление еще более мощное. Чтобы уничтожить остатки права иметь собственное суждение (а свое суждение = сопротивлению), гнуть и гнуть до "великого перелома". Ведь только переломленное не сопротивляется.

В январе 1930 года изымается татаро-башкирская мечеть [13] "для использования её под нацменклуб, которого в Тагиле не имеется". В документе об изъятии указано, что "взрослого татаро-башкирского населения, имеющего право голоса, насчитывается не более 280 человек, за отобрание мечети голосовало и дали подписи 269 человек, таким образом от голосования и дачи подписей отказалось 21 человек (такой счет в документе), это количество составляют члены мечетского совета и члены их семей и лица, чуждые рабочему классу (лишенцы)". Вот так. "Чуждые классу". А дальше – накатанная дорога: "Кто не с нами - тот против нас", "Если враг не сдаётся - его уничтожают". В начале февраля 1930 года в Тагиле запрещается колокольный звон, а вскоре колокола сбрасывают с колоколен.[14]

К концу тридцатых годов "чуждые рабочему классу элементы" были основательно "прополоты".[15] Смельчаков, подобных Г. Калинину и Л. Леонову, открыто обвиняющих представителей власти в преступных действиях против верующих, против культуры, уже нет. Уровень, на котором происходит решение о закрытии культовых зданий, снижается. Вот пример. В январе 1938 года в Президиум Нижнетагильского горсовета поступило заявление от церковного совета старообрядческой общины с жалобой на действия агента горкомхоза Огаркова, который закрыл старообрядческую часовню по ул. В.Черепановой, "и таким образом лишил граждан-верующих исполнять религиозные обряды... Эта часовня существует более 50 лет, о чем может подтвердить любой гражданин г. Н. Тагила... Служитель культа Орлов Феоктист Мартемьянович ежегодно платит полагающиеся с него налоги, точно так же и здание часовни облагалось налогом и мы платили, так что эта часовня, а стало быть и общество верующих, мы считаем, законно зарегистрированная, а не "подпольная", какой её возможно посчитал агент Огарков.

Поэтому мы просим президиум горсовета открыть нам эту часовню и не чинить не законного притеснения в исполнении богослужения, а тем более обрядов крещения и отпевания и т.д., поскольку люди веруют. По конституции "обеспечивается свобода совести и свобода отправления религиозных обрядов", статья 124 Сталинской конституции.

Если вы не отмените незаконные действия вашего агента Огаркова, мы вынуждены будем обратиться в вышестоящие Советы трудящихся.

Председатель церковного совета Евстигней Ивановъ Бердышевъ

Подписано заявление людьми явно преклонного возраста, а сам текст написан детской рукой, очевидно, под диктовку. Чувствуется стремление написать предельно аккуратно – а вдруг это поможет? убедит? Не помогло. Резолюция:

"Отказать, т.к. часовне нужен капитальный ремонт. 10/II 38 г."

И не понадобилась ссылка на устройство в часовне мастерской или клуба, не пришлось собирать трудящихся, "требующих закрытия", и переписка на этом закончилась, вероятно, горкомхоз приступил к ремонту, "поскольку люди веруют".

В феврале 1930 года Президиум горсовета по докладу члена совета Яковлева постановил:

"Учитывая массовые требования трудящихся города о закрытии Входо-Иерусалимского собора и Введенской церкви, обоснованное на необходимости использования этих зданий под учебные мастерские по поднятию и выковыванию квалифицированной, рабочей силы, занятой на строительстве как города, так и фабрик и заводов, не только Тагила, но и округа, в каковых в связи с постройкой ряда новых заводов и социалистического города будет весьма огромный недостаток, на основании постановления ВЦИК и СНК от 8/IV 29 г. требование трудящихся г. Тагила о закрытии Входо-Иерусалимского собора и Введенской церкви удовлетворить".

Одновременно закрываются церкви в селениях Н. Тагильского округа. Схема закрытия порой исключительно проста: арест священника – обезглавливание церковного совета – распад церковной общины, от которой остаётся только несколько (3-5 человек) наиболее смелых (а это чаще всего наиболее пожилые женщины, которым нечего терять, но они же и наименее грамотные), - закрытие церкви, так как ходатайство трех-четырех старух никем всерьёз не принимается. Именно так, например, выглядит механизм закрытия церкви в Шиловке.

А то можно еще взамен арестованного священника назначить такого, который больше молится Бахусу, чем Иисусу, и от которого сами прихожане открещиваются, просят убрать. "А, вам не нравится этот... Тогда не будет никакого!" - и постепенно пустеет храм, и некуда старикам идти со своими молитвами. И ходят они в исполком, просят... А то еще можно согнать в одну церковь, в невообразимую тесноту, приверженцев различных верований (ну, хотя бы старообрядцев и обновленцев), заставив их – вместо успокоения, умиления духа – еще больше раздражаться, уставать и душевно и физически...

А еще можно устроить многолюдный гвалт перед церковью во время молебна, с карнавалом, с факелами, с песнями, с оркестром, криками "Ура", со сжиганием "изображений богов" и назвать это хулиганство "антирелигиозный праздник "Торжество правды".

А еще можно священнику давать разрешение на служение сроком на 1 (один) месяц, и затем каждый месяц продлять его еще на 1 месяц, еще на 1 месяц, еще... – и так не один год! – каждый раз заставляя священника являться на регистрацию к секретарю исполкома, отмечаться, как сейчас отмечаются условно-освобожденные и условно-осужденные в спецкомендатуре.

Это и есть "соответствующая массовая работа среди населения". Неистощима фантазия "массовиков".

Но вот подошла очередь и Александро-Невской церкви. Конечно, она и раньше не была обойдена вниманием НКВД. В начале 30-х годов настоятелем Александро-Невской был отец Всеволод Черепанов, перешедший сюда из Введенской церкви. Здесь же служил регентом его сын Леонид. Судьба его трагична. До революции Леонид окончил Пермскую духовную семинарию, был назначен в Скорбященский монастырь священником. Это был один из самых энергичных и страстных проповедников Тагила. Послушать его слово приходили люди из самых дальних сторон. В 1918 году он был посвящен в сан епископа под именем Льва. В начале 20-х гг. Лев приложил немало сил в попытке спасти от разорения Скорбященский монастырь, но это ему не удалось. В 1925 году был арестован, отбывал срок на севере. Вернулся в 1932 году, но служить ему не разрешили, поэтому он был вынужден согласиться на место регента (руководителя церковного хора) в Александро-Невской церкви. В 1937 году снова был арестован и погиб.

В двадцатых-тридцатых годах в православной церкви существовали два течения. Одно из них – приверженцы патриарха Тихона, арестованного и судимого в начале 20-х годов за сопротивление насильственному изъятию церковных ценностей ("тихоновцы"). Другое течение – "обновленцы" – сторонники модернизации церковного культа, приспособления церковной деятельности к изменившимся условиям. Приспособление это заключалось в том, что обновленцы слишком легко и охотно соглашались с любыми действиями властей, в том числе и такими, которые проводились прямо против церкви. А такие пункты программы обновленцев, как ликвидация патриаршества и монашества, ношение духовенством гражданской одежды, критическое отношение к культу мощей и т.п. были совершенно неприемлемы для приверженцев традиционного культа. История и того, и другого течения изобилует многими неясностями, однако материалы, опубликованные в последнее время, говорят о том, что обновленчество часто использовалось как подрывная сила внутри православной церкви (не случайно это течение мгновенно распалось, как только Сталин в 1943 году разрешил восстановить патриаршество. До этого, со смерти Тихона в 1925 году, место патриарха оставалось вакантным. Поместный собор обновленцев в 1923 году принял решение лишить Тихона патриаршего сана, но Тихон этого решения не признал). Как и во всей стране, между тагильскими тихоновцами и обновленцами велась непрерывная глухая борьба за приверженцев, за захват церковных зданий.

Сохранилось анонимное заявление-донос в адрес секретаря культовой комиссии горисполкома (май 1938 года). В нём "прихожанин Гальянского прихода" обвиняет одного из активистов церкви Лазарева Михаила Федоровича сразу в нескольких грехах, каждого из которых вполне хватит для "оргвыводов". Это и "бывший кулак" (а "кулак" – это такая мета, которой было достаточно и для самого носителя её, и для членов его семьи не одного поколения), и "отец арестованных сыновей", "тихоновец", а вдогонку еще и пособник непорядочного священника. "Прихожанин" просит "выяснить правду и ликвидировать гнездо". Однако для проведения операции по "ликвидации гнезда", т.е. закрытия церкви анонимного доноса было, по-видимому, недостаточно. Надо было "подработать" состав церковного совета. Туда включаются обновленцы. Выдворяется священник. И в мае 1939 года появляется докладная записка в горсовет председателя Ленинского райсовета А.Н. Куликова. В ней говорится, что на 35 тысяч человек, проживающих на Гальянке, Ключах и Вые, не имеется ни одного театра и клуба, кроме красного уголка ВЖР, вследствие чего "трудящиеся Ленинского райсовета (так в тексте) в количестве 4 975 [16] человек своими постановлениями просят райсовет о закрытии Александро-Невской церкви и передаче её под пионерский клуб, ибо Александро-Невская обновленческая община по существу распалась, желающих ходить в церковь нет... Принимая во внимание, что на территории райсовета остается еще одна действующая церковь с 2-мя общинами [17] , райсовет просит Александро-Невскую церковь закрыть".

Забегая вперед, отметим, что в своём отчете горкому ВКП(б), (копия НКВД) ответственный секретарь горисполкома Яковлев 15 ноября 1940 г. отмечал: "Посещаемость Казанской церкви очень большая, я был в 1938 г. и в конце 1939 года, оба раза с трудом можно было пройти. Народу как сельдей в бочке". И это несмотря на несовместимость староверов и обновленцев! Из этого же отчета следовало, что и Александро-Невская церковь посещалась также весьма неплохо.

Указание об изъятии имущества Александро-Невской церкви.

20 мая 1939 года президиум горсовета принял постановление о закрытии Александро-Невской церкви, "учитывая ходатайство граждан Ленинского райсовета в количестве 6000 чел.(округлил цифру президиум!) и передаче её под кинотеатр" (а как же быть с пионерским клубом, о котором ратовали 4975 подписей А.Н. Куликова?)

Но требовалось еще утверждение этого постановления облисполкомом. Такое решение облисполком принимает почти через год, в марте 1940 года. Документ этот был получен в Тагиле одновременно с "не подлежащим оглашению" указанием облфинотдела об изъятии всего церковного имущества. В этом документе учтено, казалось бы, всё: колокола – туда, а языки от колоколов – сюда. Золочанку и серебрянку, учтенную в квадратных метрах, сдать туда, а ризы с икон, чаши – сюда. Медную монету, имеющую музейное значение, в одно место, не имеющую – в другое. Ковры и дорожки, салфетки и столы, стулья и чехлы от них – всё на учёт!

Нет, не всё. Ни слова об иконах и книгах. Они никакой цены не имеют, поэтому не учитываются. По воспоминаниям старожилов, иконы, с которых были содраны ризы, рубили топором на дрова, и кое-кто из плачущих старух утаскивали эти "дрова" по домам. А кому-то удалось унести и недорубленную икону. (Так дожила до наших дней и вернулась в церковь икона прекрасного письма – "Покров Пресвятыя Богородицы". Почти пятьдесят лет иконе пришлось жить в качестве столешницы, ликом вниз. Сохранились следы от прикручиваемой мясорубки.)

Директор находящейся рядом школы №11 Мария Георгиевна Корякова посылала учащихся носить дрова из икон, чтобы топить школьные печи (воспоминания В.М. Нехорошкова, участвовавшего наряду с другими учениками в заготовке этих дров).

Точно так же поступали с книгами. Если крышки переплёта покрыты металлом – содрать металл для сдачи во вторцветмет, книгу шарахнуть раз-другой топором – и можно в печь. Ведь макулатуру тогда школьники не собирали. Одна из книг – "Библия" 1757 года издания случайно уцелела от кремирования и вернулась недавно в церковь. Топор держала усталая рука – перерублена только верхняя крышка переплёта.

Помнят старожилы Гальянки одну активистку, которая при разгроме церкви со смехом примеряла на себя священнические ризы, а потом сплясала в них в алтаре на престоле. Не будем называть её имени, говорят, она впоследствии сделалась весьма богомольной и часто посещала Казанскую церковь.

Церковные книги набирались кириллицей. Библия, по которой прошелся топор, необычна. Она напечатана кириллицей, но титульный лист набран гражданским шрифтом, хотя используется сокращения слов, характерные для старых правил (титлы). Книга иллюстрирована прекрасными тонкими гравюрами. Особенно интересна вторая страница титульного листа – гравюра, изображающая императрицу Елизавету, в правой руке которой "держава" – символ власти. Левой рукой "Елизавета указывает" на парящие в небесах фигуры, держащие книгу, пересеченную лентой с надписью: "Да не законченная исправити".

Выше цитируемый отчет секретаря горисполкома Яковлева в ГК ВКП(б) и НКВД заканчивался так: "Вывод: активная работа церковников является результатом плохой работы наших безбожников, которые из воинствующих стали очень мирными и если ведут кой-какую работу, то только среди безбожников, которые и так не верят религиозному обману, а среди верующих никакая работа не ведётся". Однако на примере Александро-Невской церкви "наши безбожники" показали, что их воинственность не утрачена, порох в пороховницах не промок и сабли не заржавели.

То, что своими действиями облфинотдел нарушал закон, никого не беспокоило. А ведь в соответствии с постановлением Президиума ВЦИК и СНК РСФСР, принятым еще в 1929 году, к фактическому изъятию церковного имущества и ликвидации церкви можно было приступать только по истечении 15-дневного срока после объявления решения облсовета. 15 дней даётся верующим для обжалования этого решения в Президиум ВЦИК. По-видимому, такая жалоба в Москву была послана, так как окончательное решение судьбы церкви приходит уже из Москвы. Президиум Верховного совета РСФСР 6 июля 1940 года утвердил решение облисполкома о закрытии Александро-Невской церкви и передал здание исполкому Н-Тагильского горсовета для переоборудования его под кинотеатр.

Всё было кончено, и неистовый тов. Куликов A.M. мог быть доволен. Конечно, никакого кинотеатра в церкви устроено не было. Да никто и не собирался этого делать. А разговоры о клубе или кинотеатре были очередным обманом. Очередным - после "школы" в Выйско-Никольской церкви, "филиала музея" или "мастерских по выковыванию квалифицированной рабочей силы" во Входо-Иерусалимском соборе, "общежития" или "типографии" во Введенской церкви, "нацменклуба" в здании мечети. Но если при изъятии у верующих Выйско-Никольской церкви (1929 год) создаётся видимость дела – составляется "смета" переделки храма, то теперь, спустя 10 лет, обогащенная практика не требует объяснений с верующими. А Совет по делам русской православной церкви при СНК СССР, созданный для контроля за соблюдением советского законодательства по вопросам религии и церкви, рассылает по всей стране директиву о том, что духовенство и верующие не имеют права "быть ознакомлены с инструкциями Совета по делам церкви и с подробными мотивами решений об отклонении тех или иных ходатайств".

"Искажения марксистских принципов политики в области религии нанесли огромный ущерб... Нет сомнения, что эти трудные вопросы... ждут своих исследователей, которые могли бы их проанализировать глубоко, правдиво, без умолчаний. Мы должны извлечь уроки из опыта развития этой сферы общественных отношений, чтобы сегодня и завтра не повторять ошибок" - так оценивалась спустя полвека воинственность наших безбожников.[18]

Это, так сказать, официальная оценка политики тех лет. А вот мнение об этой политике Народного артиста РСФСР Петра Вельяминова, который в 16 лет был осужден Особым совещанием на 10 лет лагерей и отбывал их на Урале: "Одна безнравственность влечет за собой другую. Мы постепенно подошли к духовному кризису. Мы сначала плюнули в икону, потом в отца с матерью..." [19]

16 декабря 1943 года секретарь исполкома Н-Тагильского горсовета М. Губанов в отчете исполкому облслвета даёт сведения о недействующих церквах в подотчетном районе:

...5. Александровская церковь в Тагиле - пустует."

Нельзя сказать, что не было совершенно попыток использовать здание. Так, в начале 40-х годов возникла идея устроить там гараж. Была сломана паперть, разобран пол, чтобы ничто не мешало въезду автомашин в церковь. Помешал, по-видимому, узкий дверной проём, а возможно и другие причины (отсутствие достаточного количества автомашин, сравнительная удаленность церкви от предприятий). Да и был уже один гараж, - в Троицкой церкви.

Несколько лет там бродили коровы, спасаясь в церкви от летнего зноя. Жители постепенно разобрали кирпичную ограду на фундаменты. В начале 1950-х годов кто-то придумал устроить в церкви склад дуста, который с самолётов близлежащего аэродрома распыляли по полям. Дуст – более сотни тонн - не охранялся, за ним ходили и жильцы – кто для борьбы с тлей, кто – с клопами. Там же бегали дети, играли, дышали дустом. Говорят, что кто-то из них надышался до смерти. Где-то в 50-х годах дети с ул. Шахтёров выковыряли снаряды, застрявшие в стене еще в 1918 году, и спрятали их в сарае. Вызвали милицию. Всё обошлось.

А храм, так украшающий город, продолжал стоять, медленно, не неуклонно разрушаясь.

К концу сороковых годов во взаимоотношениях государства и церкви произошли большие перемены. Война показала, что и духовенство и верующие в подавляющем большинстве являлись истинными патриотами. Да и в изменившихся международных отношениях Сталину было выгодно использовать церковь для налаживания контактов в послевоенной Европе. Был распущен "Союз воинствующих безбожников". Упразднена была и обновленческая церковь - "пятая колонна" НКВД. Теперь священников публично не называли "пособниками врага". А после 1956 года многие репрессированные священнослужители вернулись к исполнению своих обязанностей.

Однако такое послабление длилось недолго. Н.С. Хрущев не считал себя невеждой не только в сельскохозяйственных делах, но и в вопросах борьбы с религией. Опыт такой борьбы он приобрел еще до войны, будучи первым секретарем МГК ВКП(б). Тогда, в 1937 году, он говорил на пленуме ЦК: "Перестраивая Москву, мы не должны бояться снести дерево, церквушку или храм". [20]

С 1958 года правительством были предприняты жесткие меры по ограничению влияния религиозных организаций. Вновь были закрыты множество приходов, духовных семинарий, монастырей. Пообещав коммунизм уже для "нынешнего поколения", Хрущев видел в религии самый страшный пережиток прошлого, сдерживающий темпы продвижения к коммунизму. В одном из постановлений ЦК КПСС говорилось: "Церковники и сектанты изыскивают различные приемы для отравления сознания людей религиозным дурманом... Празднование религиозных праздников, нередко сопровождающееся многодневным пьянствам, массовым забоем скота, наносит большой ущерб народному хозяйству, отвлекает тысячи людей от работы, подрывает трудовую дисциплину". [21]

В такой атмосфере государственного притеснения религии не могло быть и речи о восстановлении или возвращении верующим не только занятой под гараж ВЖР Свято-Троицкой церкви, но и пустующей Александро-Невской. Никакой ни исторической, ни художественной ценности власти за ними не признавали. [22]

Но официальное непризнание еще не означает непризнания народного. Разве горожане и гости, восхищавшиеся храмом, так удачно вписанным строителями в городской пейзаж, не признавали тем самым его художественной ценности? Правда, тому, кто любовался храмом издалека, из-за пруда, трудно было даже представить, как страшно он выглядел внутри. Ободранный, с многочисленными выбоинами, заваленный разным хламом, загаженный, испещренный похабными надписями. После запрета опыления лесов и полей дустом остатки этого опасного препарата – десятки тонн – бросили не охраняемыми в церкви. Дуст постепенно спрессовался под ногами играющих там детей местных жителей и нечаянно забредающих туристов.

Однако нельзя сказать, что судьба храма была безразлична для всех. Тагильский поэт Владимир Чугунов еще в 1977 году отразил своё отношение к храму в следующих стихах:

- Варварство... Такой великолепный храм отдан на поругание...

- Чепуха. Ни архитектурной, ни исторической ценности не представляет.

Церковь, ценности исторической
Не имеющая ни на грош,
Как в безбожный век, в век космический
На высотке своей живешь?...

Вижу... Знаю: глупее выдумать
Невозможно уже вопрос. –
Все тебе – и с лихвою! – выдано:
Унижений, плевков и гроз.

Будто ветром чумным повеяло –
В душах холод и пустота.
И в беспамятство жизнь поверила,
И поругана красота.

Стало ложью и злой химерою
То, что было еще вчера
Наших предков святою верою
В неизбывность любви, добра.

А когда-то на Вересовую
Ты так празднично вознесла
Завершенья свои шатровые,
Изумрудные купола.

И малиново-благородные
Звоны плавали над тайгой,
Переполненные народными
И надеждою и тоской.

...А сегодня молчишь распятая,
Так величественно молчишь!
И пожаром зари объятая,
Над Тагилом моим паришь.

И как будто само терпение,
Под удушливый свист-галдеж,
Ожиданием воскресения
Душ заблудших наших живешь.

В середине 1970-х годов один из влиятельных тагильских руководителей, директор Высокогорского рудоуправления С.И. Николаев, будучи на отдыхе в Пицунде, посетил местный храм, переоборудованный под концертный, органный зал. Возникла мысль – нельзя ли в Александро-Невской церкви устроить нечто подобное? [23]

Может быть, удастся приобрести орган в Чехословакии. (С.И. Николаев был в то время председателем общество дружбы "Н. Тагил – Хеб"). И хотя были сделаны предварительные расчеты необходимых расходов, идея эта действенной поддержки городских властей не получила.

Нижнетагильский краеведческий музей вынашивал мысль превратить церковь в свой филиал и по примеру алапаевского энтузиаста И.Д. Самойлова устроить в храме отдел прикладного искусства (а если это не получится – то хотя бы антирелигиозный отдел музея).

Возможно, неудача с этим строительством была в основе идеи С.И. Николаева переоборудования Александро-Невской церкви в органный зал.

Высокогорским рудоуправлением было выделено для проведения реставрационных работ около 30 тыс. руб., что по ценам тех лет было немалой, хотя и явно недостаточной суммой. Денег хватило только на возведение деревянных лесов у стен храма. Да и те вскоре растащили жители Гальянки – ведь всё равно никаких работ больше не производилось, доски гниют зря.

А тут еще этот пожар. Нет, не везло Александро-Невской церкви.

После 1985 года многое изменилось в нашей жизни. 1000-летие принятия христианства было отмечено как имеющее огромную роль в развитии России, её культуры, искусства. Электронная версия historyntagil.ru. Все чаще священнослужители появлялись на экранах телевизоров. Однако мало ли что делается в Москве в международно-пропагандистских целях? Ведь там всегда объятия власти были не столь удушающими, как в провинции.

Летом 1988 года на городском экологическом митинге впервые было публично высказано требование о передаче церкви верующим. А вскоре группа "Возрождение" организовала митинг у стен многострадального храма. Народу собралось несколько десятков человек. Старики сидели на травке. Пожалуй, половину собравшихся составляли милиционеры и сердитые представители горкома КПСС и горисполкома во главе с его председателем т. Чердынцевым и секретарем т. Чубаровой. Запомнилось выступление одного из архитекторов города: отдавать храм верующим нельзя, т.к. городом истрачено за несколько последних лет много денег для экспертизы состояния храма; экспертиза может быть закончена лет через 5-10, и затем можно будет приступить и к реставрационным работам.

Несмотря на обилие эмоций, митинг закончился спокойно, даже вяло, и милиции не пришлось никого усмирять.

И вдруг серым сентябрьским утром пришло невероятное сообщение, что в Александро-Невской церкви состоится молебен. Молебен в заброшенном, полуразрушенном храме?

То, что происходило 12 сентября 1988 года и после этого дня, автор этих строк попытался отразить при помощи фотоаппарата, - в надежде, что иногда фотоснимок, снабженный необходимым комментарием, способен наиболее полно рассказать о событии.

В разоренном, закопченном храме стояло около 150 стариков и старушек и трое священнослужителей Казанской церкви. Посреди храма – хрупкий стол, принесенный из ближнего дома. На белой скатерти – Евангелие и чаша со святой водой. Звучит голос отца Геннадия Ведерникова и стены храма откликаются на него.

50 лет назад звучала здесь молитва в последний раз. Тихо молятся старушки.

- Из глубины воззвах к Тебе, Господи: Господи, услыши глас мой...

Стоят молящиеся в полуразрушенной церкви, словно в древней катакомбе, куда христиане первых веков скрывались от гонений язычников для совершения богослужений. Прибегшие к Богу как к последней, главной своей защите и надежде.

-Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое...

50 лет не собирала церковь верующих на общую молитву, лучше, святее которой нет ничего.

После молитвы старушки взяли заблаговременно принесенные ведра и лопаты и стали очищать храм от дуста и прочей скверны, покрывавшей "пол" в храме не менее полуметра, а в отдельных местах – до полутора метров (хороши были "работы по консервации"!). Очевидцы рассказывали, что при этом дустовая пыль поднялась вверх, мешала дышать и некоторые старушки буквально падали в обморок. За несколько дней было вынесено не менее 90 тонн мусора, в основном дуста. Огромная куча его лежала метрах в 50 от храма. Несколько раз обращались в санэпидемслужбу и горкомхоз служители церкви с просьбой убрать ядовитый препарат, так как существовала опасность, что во время весеннего таяния дуст этот будет унесен в Тагильский пруд. Никакой реакции. И только сообщение о том, что в предпасхальный праздник – Вербное воскресение – приедут теле- и кинооператоры, вынудило горкомхоз пошевелиться. Дуст был вывезен в неизвестное место и выброшен. Без специально подготовленной площадки для его захоронения. Таким образом, он все-таки просочился или просачивается до сих пор, отравляя подземные воды, аккумулируясь в организме людей и животных. Это очередное экологическое преступление горкомхоза (начальник Ю. Арльт).

Конечно, работы по очистке и реставрации храма начались не стихийно. Им предшествовала огромная работа священнослужителей и прихожан Казанской церкви по сбору тысяч подписей жителей города, желающих передачи Александро-Невской церкви верующим (не забудем, что в то время далеко не каждый сочувствующий церкви решался поставить свою подпись). Затем было обращение в адрес сессии горсовета и председателя исполкома Совета В.А. Чердынцева. Вот его текст:

"В связи с торжествами 1000-летия Крещения Руси, когда советская и зарубежная общественность широко отмечает эту дату, в период значительного улучшения отношений между государством и церковью обращаемся к вам с просьбой.

Мы, нижеподписавшиеся верующие, пока исключив необходимость обращаться на имя Генерального Секретаря ЦК КПСС, Совету по делам религии при Совмине СССР и другие авторитетные инстанции, просим о возвращении православным верующим Александро-Невской церкви, которая была построена на пожертвования верующего народа в ознаменование отмены крепостного права. При этом просим принять во внимание то, что ныне действующая Казанская церковь в праздничные дни не может вместить всех, а значит не удовлетворяет нуждам верующих, а также и то, что в некоторых городах, где население значительно меньше, существует по несколько действующих церквей.

При положительном решении нашей просьбы мы готовы и обязуемся восстановить прежний образ Александро-Невской церкви, использовать её по назначению и хранить как памятник XIX века. Прилагается документ и 3000 подписей верующих, общественности" .

В результате обращений появились следующие документы:

ВЫПИСКА из протокола заседания Совета по делам религий при Совете Министров СССР 30 сентября 1988 года, г. Москва

СЛУШАЛИ: Представление исполкома Свердловского областного Совета народных депутатов от 29.08.88г. № I-I-69 о регистрации религиозного общества русской православной церкви в г. Нижний Тагил и разрешении на передачу ему для молитвенных собраний закрытого здания культа (собор Александра Невского).

ПОСТАНОВИЛИ: Зарегистрировать религиозное общество русской православной церкви в г. Нижний Тагил Свердловской области и разрешить передать ему для молитвенных собраний закрытое здание культа (собор Александра Невского).

СОВЕТ ПО ДЕЛАМ РЕЛИГИЙ ПРИ СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СОВЕТА ПО ДЕЛАМ РЕЛИГИЙ по Свердловской области

В соответствии с указом архиепископа Свердловского и Курганского Мелхиседека священнику Казанского собора Г.И. Ведерникову поручено осуществлять руководство и организацию работ по восстановлению Александро-Невской церкви г. Нижнего Тагила.

Уполномоченный Совета по делам религий при Совете Министров СССР по Свердловской области В.П. Смирнов

Пока одни работали в храме, другие из принесенных из дома продуктов готовили обед – вот на такой печурке. Позднее была построена теплая сторожка, пробита артезианская скважина. Готовить обед стало легче. А вначале, с осени 1988 г. и до снега, до холодов, сторож жил в палатке.

Каждый день по окончании работы или в перерыве члены церковного совета обходили всех работающих в храме с просьбой о пожертвовании и никогда не получали отказа. Не забудем этих рублей и трешек, сэкономленных от скудных старушечьих пенсий.

А первый взнос, 40 тыс. рублей, сделал Казанский собор. Конечно, эти тысячи тоже из тех же пенсий.

Зимой 1988-89 гг. в храме проводились первоочередные работы. Надо было изготовить пол, вставить двери и окна, построить свою котельную для обогрева здания, оштукатурить стены, провести электроосвещение.

Работающих собиралось по несколько десятков человек. Короткий перерыв на обед, молитва и снова за работу.

Весной 1989 года первые колокола были подняты на колокольню. А к лету появился большой колокол – весом около тонны – подарок архиепископа Свердловского и Курганского Мелхиседека.

Вербное воскресение, 23 апреля 1989 года. В этот день храм посетил архиепископ Мелхиседек. Вероятно, впервые после 1887 года, храм собрал столько прихожан.

Конечно, храм не блистал ни внутри, ни снаружи. Не закончены очистка и оштукатуривание стен. Мало икон. Много временного: временный иконостас, временный пол, лестница на колокольню. Отсутствуют купола храма. Но все собравшиеся абсолютно уверены, что храм БУДЕТ восстановлен!

В этот день, 23 апреля 1989 года, архиепископ Мелхиседек освятил храм, окропив его святой водой.

Одной из труднейших задач было восстановление куполов. Главный купол и два из четырех малых сгорели во время пожара. Оставшиеся два малых так обветшали, что требовали не ремонта, а полной замены.

Сборку малых куполов решили производить внизу, на земле, и поднять на свое место готовыми при помощи предоставленного металлургическим комбинатом 100-тонного крана с 50-метровой стрелой.

На подъем четырех малых куполов потребовалось несколько часов.

И совсем немного времени для установки крестов.

Удивительное явление – медленно на фоне облаков плывущий к храму крест? Вспоминаются строки стихотворения тагильчанки Тамары Казаковой:

И вот – чудо произошло! "Бедой и враждой опаленные стены" встречают крест. Это возвращение креста – как надежда на возвращение души.

В изготовление и подъем куполов много труда вложила бригада Евгения Крянина (на снимке – стоит второй слева) из железнодорожного цеха НТМК. Молодые рабочие, закончив смену на основном производстве, приходили сюда и работали дотемна, иногда при свете прожекторов.

Много работы потребовало восстановление центрального купола, от которого ничего не осталось, кроме фотоснимков да еще чертежа, которым когда-то пользовался Д.П. Шорин. Но ведь прежний купол был деревянным. Ни соответствующих материалов, ни мастеров, которые сумели бы изготовить копию прежнего купола, сейчас найти невозможно. Решили использовать металл. Тщательно обмерили площадку, на которой прежде находился купол и построили соответствующую на земле. Необходимые инженерные расчеты произвел начальник отдела завода металлоконструкций Б.А. Куплевацкий.

Но главная трудность – в подъеме огромного (диаметр в нижней части около 12 метров, высота – не менее 10 метров) конуса на 30-метровую высоту. Продумали схему подъема, наиболее удобное место для крана, максимально облегчили каркас – оставили только необходимое, с тем, чтобы всю остальную его "одежду" монтировать уже наверху.

Почти целый день длился подъем каркаса. А затем еще несколько часов, и главка, вознесенная краном на конус, заняла свое место. Это произошло 21 июля 1991 года, в день памяти Казанской иконы Божьей Матери.

Напряженное волнение, которое испытывали все, занятые на подъеме, сменилось радостью. Казалось, уж если самое ложное удалось, то дальше все пойдет легче.

И не все присутствующие знали, что все время подъема, с самого утра, внутри храма молились те, которые пришли сюда первыми, пришли с небольшой силой изработанных старческих рук и в огромным желанием возвратить городу красоту и душу. Был с ними и настоятель храма протоирей о. Геннадий Ведерников. Давно, во время солдатской службы приходилось ему прыгать с парашютом на местном аэродроме. Еще тогда у глубоко верующего юноши зародилась мысль – вот бы восстановить этот храм! Все силы положил бы на это! И сейчас отец Геннадий исполняет данный когда-то обет. Своей активной духовной позицией, прямотой, упорством в достижении цели он снискал уважение тысяч тагильчан.

... Словно наяву звучит молитва, услышанная пять лет назад, 12 сентября 1988 года, в чуть было не погибшем храме:

- О святом храме сем, с верою, благоволением и страхом Божием входящих в онь (в него), Господу помолимся...

Настоятель Александро-Невского храма протоиерей Геннадий Ведерников

Зимой 1991 года храм посетил знаменитый певец Борис Штоколов. Гудели стены от мощного баса:

Как жаль, что мало было в этот день народа в храме...

[1]См. журнал "Книжный вестник", №1, 15 января 1862 г., с.39.

[2] Сам архитектор Томас Фомич Гирст-Нельсон практически в строительстве не участвовал. (См. Н. Алферов, Зодчие Старого Урала, Свердловск, 1960 г., стр.56, 203).

[3] В очерке "Уральский род Шориных ("Урал" 9, 1982 г.) С. Семенова указывает неверную дату 6 декабря. 30 августа (12 сентября нов. стиля) – храмовый праздник Александро-Невской церкви.

[4] Крест этот сейчас находится в Александро-Невской церкви и является одной из немногих уцелевших святынь, принадлежавших этому храму и возвращенных ему после 1988 года.

[5] В начале 1960-х гг. сад у вокзала был вырублен.

[8] В документе имеется ссылка на 10451 подпись, но самих этих подписей не обнаружено.

[9] Слово "интеллигенция", означающее по В. Далю "разумная, образованная, умственно развитая часть жителей", с легкой руки В.И. Ленина стало употребляться только в сочетании со словами "гнилая", "недобитая". Интеллигент рассматривался как безусловный враг советской власти, более опасный, чем даже белый офицер (см. Н. Бухарин, "Экономика переходного периода").
Об уровне образованности местных советских руководителей тех лет можно судить по газетной заметке "Церковь – штаб контрреволюции" – о закрытии Верхне-Салдинской церкви. "Враги (т.е. верующие В. Салды) пытались всячески дискредитировать советскую власть. Пустили сплетню по поселку о зам. председателе поссовета т. Бердникове о том, будто бы он угрожал населению "Варфоломеевской ночью", в то время как Бердников и понятия не имеет, что представляет из себя "Варфоломеевская ночь". Бердников пользуется среди населения авторитетом, он выдержанный советский работник". (Тагильский рабочий, 28 марта 1930 г.)

[10] "Большая Советская энциклопедия", 1 изд., 1934 г., т.60, стр.185

[11] И. Сталин, Беседа с первой американской рабочей делегацией 9 сентября 1927 г. ("Вопросы ленинизма", изд.9, 1933 г.)

[12] Большая Советская Энциклопедия", 1 изд., 1934 г., т. 60, стр.188

[13] Она находилась в Татарской слободе, на правом берегу р.Тагил, недалеко от Маральского моста. Позднее, вплоть до начала 50-х годов, в ней жил рабочий углепомольной фабрики электростанции завода Александр Серебряков. "Большая круглая комната без перегородок" (воспоминания И.А. Орлова).

[14] Некоторые из них разбивались при падении. А.З. Лебедева (ул. Старобазарная, 17) долго хранила кусочек разбитого колокола Троицкой церкви. Потеряла при переездах. (Bocпоминания А.Лебедевой).

[15] "Репрессии коснулись многих тысяч священнослужителей и миллионов верующих" ("Коммунист", 1989 г., №14, стр.122)

[16] Цифра в печатный текст вписана тов. Куликовым, самих заявлений трудящихся в деле нет.
Александр Николаевич Куликов жил здесь же, на Гальянке, недалеко от школы. Слыл большим активистом, церковь преследовал давно и упорно, и его как главного разорителя помнят до сих пор старожилы. Вскоре после закрытия он заболел, как тогда говорили, скоротечной чахоткой и умер, что, конечно, дало пищу для разговоров о "божьей каре".

[17] Казанская, в которой были старообрядческая и обновленческая общины.

[19] "Советская культура", 17 октября 1969 г., стр.4

[21] "О религии и церкви". Сб. документов, М., 1981, стр.70

[22] Только в 1967 году Александро-Невская церковь была признана памятником архитектуры местного значения, в котором "ведутся работы по консервации".

[23] В начале 1950-х годов по заданию руководства ВЖР был разработан проект строительства дворца культуры горняков с использованием остатков стен Выйско-Никольской церкви. Проект этот был "зарублен" после окрика Н.С. Хрущева по поводу "архитектурных излишеств" при строительстве Свердловского Горсовета - "дома со шпилем". Дворец тагильских горняков также должен был иметь шпиль. Чтобы не подвергнуться гневу Никиты Сергеевича, не только отказались от уже разработанного проекта дворца, но и "на всякий случай" разрушили до основания Выйско-Никольскую церковь и на её месте построили нелепый по архитектуре "дворец" "Юбилейный".