Из рода Сибиряковых

    Двухэтажный дом по Басанина, 4... Ни названия улицы, ни самого здания уже нет. Ушло под снос, как и другие дома, стоявшие вдоль трамвайных путей, по которым ходили зеленые вагончики под номером "1", соединявшие город с Вагонкой...

    Когда-то в доме жил мой прадед по материнской линии.

Влас Митрофанович Сибиряков (1817-1921 гг.)

    Эта фамилия часто упоминается на Урале. Родом он был из Синячихи Алапаевского уезда. Семья была большая, пять дочерей и два сына – Александра, Маремьяна, Николай, Ксения (моя бабушка), Екатерина, Евдокия, Филипп. У такого семейства и дом был добротный: крытый двор, отдельные постройки для скотины, амбар, конюшня, сеновал, баня, погреба, сад с плодоносящими яблонями и зимними сортами вишни, купленными у Кузьмы Рудого, а также другие пристройки, назначение которых кануло в прошлое.

    Дедушка Влас при небольшом росте отличался крепким сложением и статностью, носил роскошную бороду. На разные случаи жизненных ситуаций имел несколько пар выходных костюмов и галстуков. Своим детям, а потом и внукам, вечерами рассказывал о будущем, ссылаясь на Библейских пророков. Но особенно увлеченно он говорил о техническом прогрессе, доставая при этом журналы, выписанные из заграницы. Настольной была у него подшивка журнала "Нива" в отличном самодельном переплете.

    Влас Митрофанович был представителем весьма уважаемой по тем временам специальности слесаря по сборке и оборудованию станков на демидовских заводах, а также драг. Он часто и подолгу отсутствовал дома, так как был очень востребован по работе. Нередко к парадному подъезду дома Сибиряковых подъезжала пролетка с запряженной парой или тройкой лошадей – в зависимости от дальности поездки. Кучер звонил в колокольчик, вручал прадеду бумагу с пунктом назначения. Возили его только за казенный счет, хотя он имел и собственный "выезд". К приему новых драг на отдаленных расстояниях готовился особенно: перепроверял саквояж с инструментом, который изготавливал сам на заводе. К такому порядку приучил и сыновей.

    Дом и семья на период таких командировок оставались на жене, матери семейства Надежде Федоровне. Свои четко обозначенные обязанности были и у детей. Если Влас Митрофанович во время летнего сенокоса был занят по работе где-то на выезде, управляющий тагильским демидовским заводом посылал на помощь его семье рабочих.

Николай Власович Сибиряков с сыном Леонидом

Николай Власович Сибиряков с сыном Леонидом

    Приезд Сибирякова-старшего превращался в праздник для семьи и родственников. В гостиной раздвигался стол для чаепития, на отдельном столике, у хозяйки под рукой, ставился большой самовар. Выкладывались купленные главой семьи на обратном пути сладости – баранки, пряники, калачики, варенье, голова сахара разбивалась на 2-3 части. Только в такой день встречи после разлуки детям разрешалось щипчиками отколоть кусочек от "головы", а упавшие при этом крошки подбирать со скатерти, послюнявив пальчик. Сахар не являлся повседневной пищей, его заменяли варенья, приготовленные забытым для нас способом – без сахара. Чаще всего "на сладкое" ели сушеные ягоды, фрукты, морковь, репу.

    За чаепитием Влас Митрофанович рассказывал о том, что, где и когда ему довелось увидеть и услышать. Потом дети уходили в другую комнату, где их ожидал сюрприз – завернутые в разноцветную фольгу леденцы на палочке в виде всяких фигурок, самой популярной из которых был петушок.

    Отдыхал прадед в мастерской, располагавшейся в нижнем этаже дома, среди верстаков, инструментов, карт-схем демидовских заводов. Особо ценные книги и чертежи находились в навесных застекленных шкафчиках.

    Влас Митрофанович умер в возрасте 104 лет, не потеряв, как гласит семейная легенда, ни одного зуба. До нас дошло такое его высказывание: "Да что вы, девки! Зуб – это кость. Как она может болеть?" Его супруга Надежда Федоровна дожила до 96 годов, ничем не болея. Скончалась в 1906 году за квашонкой с тестом для выпечки хлеба.

    Оба похоронены на Елизаровой горе, недалеко от завода № 63 (ВМЗ). Кладбище это – одно из первых на Вые. Его давно уже нет, а на вершине горы теперь стоят девятиэтажные дома. Часть погоста была затоплена еще до революции или в самые первые ее годы Выйским прудом. Когда я (в 1986 или в 1987 году, точно не помню) проводила в квартальном клубе этого нового тогда микрорайона мероприятие для ветеранов Великой Отечественной войны и вместе с детьми поднималась по пологому земляному склону бывшей горы, мы нашли здесь детский череп и части костей. О таких же находках рассказала мне и ребятам жительница одного из частных домов.

Николай Власович Сибиряков (1874-1960 гг.)

    Слесарный талант отца перешел к его сыну Николаю. Закончив обучение в Учебно-показательных мастерских, он получил "документ" слесаря-наладчика широкого профиля. Сначала работал в паровозном и локомотивном депо станции Нижний Тагил, где освоил профессию машиниста паровоза.

    Как и многие молодые тагильчане того времени, Николай увлекался охотой. Умение владеть ружьем передавалось из поколения в поколение, были установлены места и время охоты. Каждую субботу молодые железнодорожники собирались в большом гостеприимном доме Сибиряковых, благо он находился недалеко от вокзала.

    Разговоры об охоте начинались еще перед открытием сезона. Рассказывали всякие забавные случаи, байки, вспоминали любимые угодья: Сухой и Метелев лога, Лайские и Баранчинские глухариные места. Сейчас на их месте стоят дома или предприятия, и редко где встретишь две-три сосны, помнящие богатство прежнего леса.

    На "мальчишниках" пели, играли на гитаре, балалайке, домре. Дядя Коля играл на скрипке и хорошо пел. На всех имелся общий рукописный песенник, в котором были записаны слова солдатских, казацких, матросских, песен времен Японской войны, политических каторжан... Читали в рукописях запрещенные тогда стихи Н. Некрасова, молодого Надсона, а также политические брошюры Л. Троцкого и Н. Бухарина. Из газет – родную "Путевку", "Рабочий", "Алапаевский плуг". Вместе обсуждали содержание журнала "Охота", который выписывал Николай, решения городского Общества охотников, самым молодым членом которого был 13-летний Филипп Сибиряков, младший брат Николая.

    На эти "мальчишники" захаживал и слесарь Алексей Бондин. Позднее к нему присоединилась супруга писателя Александра Самуиловна. Здесь же обсуждали и читали первые литературные задумки и рассказы Алексея Петровича. Одно время Бондин даже жил у Николая Власовича. Об этой их дружбе он упомянул в своем рассказе "Динка":

Лида Сибирякова и Поля Тараканова после окончания училища. 1918 год. Работали учителями всю жизнь

Лида Сибирякова и Поля Тараканова после окончания училища. 1918 год. Работали учителями всю жизнь

    "...Это было давно. Я шел на прииск "Ис" к другу своему слесарю Николаю Власовичу Сибирякову. Он уехал на этот прииск еще зимою на сборку новых драг..." (Кн. "В лесу", Свердловское кн. Изд., 1959 г.)

    Золотые руки слесаря нужны были везде. Как и отца, Николая частенько требовали на установку, проверку, сборку драг, которые закупали в основном заграницей за золото.

    До 1901 года россыпное (речное) золото добывали самым примитивным способом – лопатой, кайлом, ковшиком, промывочным станочком. До тех пор, "...пока на Косьве не были собраны первые в России драги. Имя механика, собравшего первые на Урале драги, Николай Власович Сибиряков", – читаем мы у В.П. Бирюкова в книге "Урал в его живом слове" (Свердл. кн. изд., 1953 г.) А в 1936 году в той же книге под редакцией В. П. Бирюкова был напечатан рассказ Николая Власовича о его встрече с Анатолием Павловичем Демидовым – "Демидовский последыш".

    "В 1897 г. в Париже (на самом деле в Брюсселе. – Ред.) была выставка всемирная. Для нее у них на заводе вязали из холодного железа узлы. Я их полировал, около 40 штук. В это время в Тагил приезжал Анатолий Демидов.

    – Вы работаете на Париж?

    – Да.

    – А нельзя ли мне сделать тросточку из железа?

    – Если механик разрешит, так почему не сделать.

    Ну, механик как не разрешит!

    Сделал я тросточку: стержень на 6 граней на конус, узел завязал, сверху молоточек.

    После этого Демидов позвал меня с собой на охоту на Керкину гору.

    Есть Керкина гора. Там никого охотиться не пускали, а когда приезжали Демидовы, там они и охотились. Дело было в субботу. Я едва успел сходить в баню, как за мной приехали. Собрался. На месте охоты стоял дачный домик. На дичь должен вести лесообъездчик. С Анатолием всегда был англичанин Карл. Стали закусывать. Мы говорим:

    – Пойдемте под вечер.

    – Не, лучше завтра. Разбудите. Хоть я буду ругаться, а вы будите.

    Утром я встал и давай будить Анатолия. Посадил даже его, а он опять лег. Меня зло взяло: да что я, нянька что ли? Пусть дрыхнет. А англичанин говорит:

    – Будите, будите, а то весь день ругаться будет.

    Тут я решил действовать по-своему. Набрал мурашей и за рубаху Анатолию вытряхнул. Как они начали его грызть. Он и соскочил.

    – Карл, Карл, да тут клопов развели.

    – Тут, барин, не клопы.

    Карл объяснил, что это я хотел разбудить его на охоту.

    – А-а, вы так-то меня будите. А если я заболею?

    – Да ничего не будет.

    Встал-таки. Потом мне говорит:

    – Больше никогда на меня эту гадость не сыпьте. А только скажите – я сам соскочу.

    Помню еще случай. Раз Анатолий вышел к собору (Входо-Иерусалимский) и стал стрелять галок, сидевших на крестах, а сам велел в это время себя фотографировать.

    Анатолий говаривал:

    – Я учился в одиннадцати училищах, и из всех меня великолепно выгнали.

    Потом он поступил в лейб-гвардии царский полк и однажды был в клубе. Получив замечание командира полка, выхватил шашку и отсек ему ухо. Анатолия тут же арестовали. Арестованный, он застрелился".

    И второе, не менее важное, воспоминание оставил для книги "Урал в его живом слове" Николай Власович – это песня, ближе к частушке, в групповом исполнении из его рукописного сборника.

Тагильская ярмарка

    Нынче ярмарка в Тагиле

    Будет, братцы, в полной силе.

    Просим покапать! Эх! Просим покупать.

     

    Навезли товаров разных

    Для рабочих и приказных.

    Выбор щегольской – 2 раза

     

    Рыбы свежей и соленой,

    Целой грудой наваленной –

    Эка благодать – 2 р.

     

    Покупай из груды, с возу,

    Не давай лишь нюхать носу,

    Знай, что хороша – 2 р.

     

    Ты сваришь или зажаришь,

    Мой любимый ты, товарищ.

    Всю узнаешь суть – 2 р.

     

    Кадки с красною икрою

    И кули с затхлой махрою –

    Кушай и чихай! – 2 р

     

    Сласти с патокой печёны

    Надо есть лишь размочёны,

    Зубы не берут! Эх! Зубы не берут!

     

    Сапоги, чирки, бахилы –

    Кожа больше из кобылы,

    Прочные на вид – 2 р.

     

    Пимы, катаны с мукою.

    Не погнешь никак рукою –

    Крепки, как лубок. Эх! Крепки, как лубок.

     

    А в обноске то и дело,

    На неделю хватит смело.

    Больше подшивай – 2 р.

     

    Вместо вывески приличной

    Лоскуток висит тряпичный

    Наверху шатра – 2 р.

     

    И какой настроил леший?

    Тут мужик пройдет лишь пеший.

    Ездят господа – 2 р.

     

    Тут полиция гуляет,

    Пристав Крюков разъезжает,

    Весело глядит. – 2 р.

     

    Для него товарец лучший.

    А купец – народец шустрый,

    Знают, что продать – 2 р.

     

    Пристав деньги все не плотит,

    А купец ему сноровит:

    Я-де подожду – 2 р.

    Не уступим мы Ирбитской

    Ярмарки своей:

     

    Мы для вас всегда с почтеньем,

    Знаем, что даем.

    С мужика мы взять сумели,

    Оправдали всё. Эх! Оправдали всё.

     

    Оборотец первоклассный,

    Прочим ярмаркам опасный.

    Нижний!!! Бе-ре-гись!!! (2 р.)

     

    А что же было у Николая с семейной жизнью? Влас Митрофанович сам представил сыну его будущую жену Анну (Анютой ее стали называть в семье Сибиряковых) из рода Худояровых. Николаю тогда едва исполнилось 18 лет.

    Бойкая девица прекрасно ездила на лошади, удивляя всех не дамским нарядом. Полумужской, спортивный, но по-женски элегантный стиль был выбран из заграничных журналов мод. Выбор и шитье делала тетя Катя, родная сестра Николая Власовича, которую они так до конца ее жизни и звали – белошвейка.

    К сожалению, Анюта рано умерла от туберкулеза, оставив молодому мужу троих детей: Лидию, Павлика и Леонида. Растить и воспитывать их пришлось моей бабушке Ксении Власьевне, она была не замужем, ожидая, когда суженый ее И. Я. Воронцов закончит службу в Польше.

    Дяде Коле было всего 23 года, когда он овдовел. Но детям нужна была мать, пусть и мачеха, а в доме – женщина, тем более что у него такая неоседлая работа: вызовы, разъезды...

    У двоюродной сестры Николая Власовича я нашла запись о таком событии. Встретить Новый год Ксения Власьевна отпустила дядю Колю к его старшей сестре Александре в Баранчу. Ехали на паровозе. Пока дошли до дома – замерзли. Морозы крепкие на Урале, не теперешние.

Павел Николаевич Сибиряков (справа). 1930 год

Павел Николаевич Сибиряков (справа). 1930 год

    – А ну, на печь! Погрейтесь! Живо! – сказала сестра.

    Коля залез на печь, к нему на полати забрался вернувшийся с охоты младший брат Филипп.

    – Хочешь, я тебя познакомлю с одной красавицей?

    Да ну-у! Познакомь.

    – Шадривая. Рот – варежка, – смеется брат.

    Вечером съехались гости. Присматриваясь к "шадривой", дядя Коля еле сдерживал улыбку, пока их представляли друг другу. А после ее отъезда братья дали волю языкам и смеху.

    – Да что вы ржёте, ровно кони! – в сердцах прикрикнула Александра. – Покоя нет от ваших шуток.

    – Сестрица, да если ей хвостик пришить, да еще рожки большие, на кого она похожа будет? – И вновь молодецкий смех.

Нюра Худоярова

Нюра Худоярова

    Но вот прошла неделя, вторая... А дядя Коля все еще в Баранче. На третью неделю привез "красавицу" в Тагил, на Фокинскую улицу, в двухэтажный дом, который купил для сестры Екатерины. С детьми своими еще не познакомил, а между женщинами стали возникать одна за другой недомолвки, а потом и ссоры. Дядя Коля, узнав, что сестра Екатерина решила уехать в Алапаевск, продал дом на Фокинской и купил сразу два на улице Басанина.

    Вторая супруга Николая, Антонина Никифоровна, навела свои порядки в выбранном ею доме. Соскоблила масляную краску с полов, промыла их речным песком, промыла с мылом и застелила светлыми половиками в два ряда. "Краска – вонь", – говорила она. Такие же половики появились в сенях и... во дворе. У нее были отдельные веники для дворовых половиков, для сенок и такой, чтобы снег с обуви смести. Еда хозяйкой всегда подавалась вовремя. Ковриги хлеба удавались ей на славу. Скотина всегда была напоена и накормлена, кругом – чистота невероятная.

    Дядя Коля, возвращаясь с работы или из поездок, должен был первым делом идти в баню, несмотря на то, что банным днем (он же стиральный) была суббота. Всем хороша была жена, да только неласковая с детьми. Особенно доставалось Лидии, которая училась в женской гимназии. Мачеха заставляла ее чистить чугуны для варева скотине, скоблить сковороды, мыть туалет... И в то же время проверяла, ледяной ли водой умылась и обтерлась или просто холодной.

    В мальчиков мог "прилететь" паровой утюг, если из него во время глажения выпадали на белье крохотные угольки. Простыни, пододеяльники, наволочки, полотенца не гладились, а катались круглой палкой – так дольше сохранялась морозная свежесть. Мальчики без напоминаний точили ножи разных видов, меняли топорища, рубили и кололи дрова. Чистка самоваров и самоварной трубы тоже была их делом. В хозяйстве требовалось много воды. Родственник Григорий – лозоходец, определил место для рытья колодца, поэтому не надо было на коромыслах носить воду с пруда. Уход за лошадьми тоже лежал на плечах мальчишек.

    Отец всех тонкостей "воспитания" не знал, только догадывался о них. Но видел – дом в порядке, дети сыты, учатся.

    Лидия окончила гимназию с золотой медалью по специальности "учитель-воспитатель" на дому. Работала в Екатеринбурге, вышла замуж, но своих детей не было, воспитали с мужем двоих приемных сирот. Общалась с П.П. Бажовым, любимыми общими темами у них были работы Географического общества, а также книги Д.Н. Мамина-Сибиряка.

    Конечно, сыновья дяди Коли многое умели мастерски делать руками, но не менее важен был и документ об образовании. Павлика определили в Нижнетагильские учебно-показательные мастерские Верхотурского уезда на трехгодичное обучение в слесарно-механический отдел. Параллельно, видя его старание и практические умения, преподаватели разрешили ему осваивать и кузнечно-токарное дело.

    Документ об образовании на руках – это путевка в жизнь, устройство на работу. Спасибо мачехе-матери Антонине Никифоровне за то, что выполнила свой женский долг, вывела детей в люди.

Павел Николаевич Сибиряков (1901 – 1965 гг.)

    Обучение в начале ХХ века являлось ранней ответственной практикой. В годы Первой мировой войны и после нее учащихся допускали к выполнению взрослых заданий. Павлу доверили точить детали для походных кухонь – ступицы для колес.

    В журнале "Нива" был опубликован снимок первой такой походной кухни на колесах выпуска 1903 года и фото ее изобретателя А. Ф. Турчановича. Поэт Александр Твардовский в поэме "Василий Теркин" посвятил ее создателю такие строки:

 

    "...Дельный, что и говорить,

    Был старик тот самый,

    Что придумал суп варить

    На колесах прямо".

    Однако "старик" Турчанович прочесть их уже не мог – скончался в оккупации в 1943 году во Львове.

    Пройдя слесарно-кузнечный курс, Павел сдал экзамен на токаря III разряда. Поступил учеником слесаря на Высокогорский снарядный завод (он же завод № 63 и ВМЗ), стал специалистом широкого профиля, выпускал шестидюймовые снаряды. Оборудование на предприятии было иностранным, покупалось за рубежом за золото. Инструкции к нему приходилось переводить на русский язык. Но у слесаря свое "прочтение": вникнуть в чертежи, правильно собрать детали.

    В 1919 году, когда Павлу едва исполнилось 18 лет, отец подыскал ему невесту и женил на Анюте Петровне, опять же из рода Худояровых. У ее родителей были два больших дома на улице Тагильской, справа от Горбатого моста. Один дом принадлежал хозяину с семьей, в другом жила прислуга, часть помещений сдавали внаем.

    Молодые прожили недолго – супруга рано умерла, детей у них не было. Тесть души не чаял в зяте, золотые руки которого были так нужны в обширном хозяйстве. Но вскоре Павел вернулся в родной дом на Басанина, 4, где были любимая мастерская, рядом пруд и недостроенная им еще в подростковом возрасте яхта. Продолжал работать на ВМЗ, потом Демидовском (имени Куйбышева) заводе слесарем высшего разряда.

Дед Николай в кругу семьи

Дед Николай в кругу семьи

    В годы НЭПа у Павла Николаевича появилась возможность открыть свое дело. Он мечтал перестроить яхту, сделать одну-две моторных лодки и совершать на них платные прогулки по пруду. Зимой построил аэросани, сам опробовал их, катал на них ребятишек и взрослых. Деньги за это не брал, а когда пытались давать ему некую сумму "на бензин", отнекивался.

    Из рассказов моей мамы и родственников я узнала, что у дяди Паши имелся и свой автомобиль. Но, бывая на Басанина, 4, я не видела никакого авто. Да и откуда ему было взяться в то время? К сожалению, некоторые подробности этой истории я узнала намного позже, когда многие мои родственники, в том числе и дядя Паша, ушли из жизни.

    В шестидесятые годы, работая в городском Доме пионеров, я занималась историей детского движения в Тагиле в период 1920-1930-х годов. Встречалась с интересными людьми, записывала их рассказы, по итогам таких встреч написала статью в газету "Тагильский рабочий". Письма-отклики приходили из Риги, Перми, Екатеринбурга...

    А однажды пришло письмо из Киева от коренной тагильчанки, бывшей работницы ОГПУ, в прошлом вожатой отряда № 5 при ячейке ОГПУ Галины Владимировны Меньшиковой. В нем она вспоминала, как завидовали пионеры из других отрядов ее подопечным, потому что их катали по городу на машине, принадлежащей этой грозной организации. Перед каждой поездкой ее осматривал механик Сибиряков. Я тогда не обратила внимания на эту фамилию, так как меня интересовала Меньшикова, да и инициалы его в письме не были указаны. Стыд! Ведь я могла бы получить более подробные свидетельства о дяде Паше и его авто.

    Потом ушла из жизни Галина Владимировна. Со сносом дома на Басанина, 4, пропал наш семейный фотоархив. Я часто встречалась с краеведами Борисом Шиловым, Николаем Денисовым, А.Ф. Кожевниковым, С.М. Поповой, В.Г. Лебедихиным, семьей Шаминых, Вадимом Копыловым и другими, но ни разу в наших разговорах не всплывала автомобильная тема.

Леонид Николаевич Сибиряков, слева жена Манефа, справа Лидия Николаевна Сибирякова. Дети: Валентин и Руфина. 1931 год

Леонид Николаевич Сибиряков, слева жена Манефа, справа Лидия Николаевна Сибирякова. Дети: Валентин и Руфина. 1931 год

    С И.А. Орловым я познакомилась, когда зашла к нему в музей ВГОКа, располагавшийся на улице Фрунзе. Иван Абрамович вырезал из дерева фигурки двух мужчин, распиливающих из бревна доски. Прочитала ему выдержку из письма Меньшиковой про механика Сибирякова и спросила:

    – Иван Абрамович, а вы не знаете о таком факте?

    – Как не знать? Где мог находиться автомобиль? – Конечно же, в ОГПУ, марки АМО. Появился он в Тагиле в 1927 году, и это была уже третья легковушка в городе.

    – А первый тоже принадлежал организации? Какой?

    – Не в организации, а в собственности слесаря завода имени Куйбышева Сибирякова Павла Николаевича.

    – Так это же наш родственник, сын Николая Власовича, брата моей бабушки Ксении Власьевны, в девичестве Сибиряковой.

    Иван Абрамович вкратце повторил то, что при встрече рассказал ему дядя Паша. В 1927 году он был на базе "Уралзолото" под Свердловском и увидел там списанный "Форд". Уговорил продать ему эту "развалюху" за 400 рублей плюс перевоз. Тесть предложил ему под гараж мастерскую в доме на Тагильской, но Павел Николаевич вежливо отказался. Недостающие детали он выточил сам. Первая поездка – лошади шарахаются от звуков клаксона... Случались и неприятности. ГАИ тогда не было, ее функции выполняла милиция. Оштрафовали один раз, второй... Необходимость искать запчасти и горючее охладила пыл начинающего автолюбителя, и где-то через год он продал свой "Форд".

    Позднее, уже в 2015 году, работая в краеведческой библиотеке, я нашла рассказ И.А. Орлова, записанный со слов Павла Николаевича, в главе "О первых автомобилях в Нижнем Тагиле" книги "Старый Тагил глазами краеведа", выпущенной в 2011 году.

    К большому сожалению, такому замечательному человеку не суждено было вырастить сыновей и передать им свои знания, умения, жизненный опыт, мастерство и великодушное гостеприимство. Но зато наш любимый дядя Паша воспитал и дал образование своей падчерице Людмиле. Конечно, вместе с супругой Татьяной Дементьевной.

    Когда дом на Басанина пошел под снос, письменный стол, часть подшивок журналов "Нива" и "Охота", книги из серии "ЖЗЛ" перевезли на улицу Степную, к моему дяде Григорию Воронцову.

Леонид Николаевич Сибиряков (1897-1937 гг.)

    О младшем сыне Николая Власовича Леониде при нас, подростках (да и когда мы уже выросли), старались не говорить, но имя, вопреки этому, запомнилось. Как все-таки опекало нас старшее поколение от трагических тем! Теперь остается только сожалеть, что считала неудобным подробно расспросить о судьбе Леонида у его жены, с которой мне довелось познакомиться много лет спустя. Некоторые сведения о нем почерпнула из поздних воспоминаний родственников.

    После окончания двухклассного железнодорожного училища Леонид получил назначение на станцию Сан-Донато. Вместе с молодой женой Манефой Александровной из рода железнодорожников Бусыгиных они жили в своем доме на Смычке, растили детей – Руфину, 1923 года рождения, и Валентина, 1927 года рождения.

    В один из дней на работу к Леониду пришли двое сотрудников НКВД, надели на него наручники и увезли в Тагил. Как потом рассказывали присутствовавшие при этом коллеги, он просил разрешения позвонить жене, но ему отказали. Не разрешили даже зайти в кабинет начальника станции, где стоял телефон, тут же опечатав кабинет.

    Леонид не вышел на работу ни на следующий, ни в другие дни. Тогда железнодорожники Сан-Донато собрали подписи и устроили митинг в центре города, прямо у здания НКВД. Обращение (к лучшему, думаю, для подписавшихся) у них не приняли.

    Живым Леонида родные больше никогда не видели. 14-летнюю Руфину срочно отправили в Свердловск к тете Лидии Сибиряковой, которая, опасаясь ареста, определила ее к своим знакомым. 10-летнего Валентина сослуживцы отца привезли со Смычки в Тагил к тете Екатерине Власьевне, имевшей свой дом на улице Ленина. Но там его тоже было оставлять надолго рискованно, и он по протекции железнодорожников Сан-Донато переходил жить то к одним, то к другим людям. Манефу Александровну арестовали в доме ее отца.

Лидия Николаевна Сибирякова, дочь Николая Власовича Сибирякова

Лидия Николаевна Сибирякова, дочь Николая Власовича Сибирякова

    Уже после реабилитации те, кто сидел вместе с Леонидом, рассказывали, что он умер еще на этапе. Хотя, по официальным данным, его расстреляли как врага народа 4 мая 1937 года. Ему было 40 лет. Жена его отсидела в лагерях 10 лет и вышла на свободу в 1948 году. Все время отсидки Манефа Александровна ничего не знала о судьбе мужа, так как переписка ей была запрещена. Оба они были реабилитированы в 1957 году.

    Несмотря ни на что их дети получили образование. Руфина Леонидовна жила в Свердловске (Екатеринбурге), работала директором одной из школ. Вместе с супругом воспитала двух сыновей – Алексея и Аркадия.

    С Манефой Александровной в 60-е годы меня в клубе железнодорожников, куда я по работе частенько захаживала, познакомила моя тетя С.И. Тараканова. Мы встречались несколько раз, но я не смела расспрашивать ее о семейной трагедии. Это была улыбчивая, вежливая, с хорошо поставленной речью женщина. Этапы, лагеря сломали ее молодость, не дали возможности быть полноценной матерью и женой, но не сломили ее душу и внутреннюю свободу.

    С Валентином Леонидовичем мы виделись дважды – у него на работе и дома. В гости к нему и его супруге Анне Викторовне мы пришли с моей сестрой Тамарой Зубаревой. Я мечтала посмотреть семейный альбом Валентина, но, увы... Полы в квартире только покрасили, и пройти в комнату, где он лежал, было невозможно. Мы сидели на кухне, Валентин и Тамара, оба по специальности технари, быстро нашли общие темы, я же больше хотела узнать о Сибиряковской ветви. Оказалось, что Анна, уроженка Тулы, хорошо знает нашу родню.

    Валентин по манере речи очень напомнил мне дядю Пашу. И он, и его жена Аня сердечно вспоминали о моей тете Софье Ивановне (сестре мамы), она была на свадьбе их сына Валерия с его будущей женой Галиной Леонидовной Губиной. Совпадение отчества невестки с именем свекра – хорошая примета, сказала тогда моя тетя.

Вместо послесловия добавлю несколько слов о женской линии Сибиряковых

    Александра Власьевна к 23 годам еще не вышла замуж. Пришли из Баранчи четыре старика и сосватали ее за вдовца с пятью детьми на руках. Потом у них родились и свои дети – сын Филипп и дочери Юлия и Валентина. Муж Иван Яковлевич Хренов работал главным механиком на Баранчинском заводе. У них был большой дом с усадьбой, много разной живности. Александру в родне называли Сашей-староверкой, кержачкой. Вся семья умерла от тифа, одна из дочерей Ивана Яковлевича от первого брака, Анна, пешком ушла из Баранчи в Тагил, где ее следы затерялись.

    Маремьяна Власьевна (близкие звали ее Марьяшей) вышла замуж за Леонтия Александровича Кожевникова. Жили они обеспеченно, имели богатый дом по улице Тагильский Криуль – это здание и сейчас стоит на углу Карла Маркса и Первомайской. Л. А. Кожевников занимал ответственные должности на Демидовском заводе, во время Октябрьской революции был разорен.

    Одна из дочерей, Елизавета Леонтьевна, 32 года проработала медсестрой в Доме матери и ребенка.

    Евдокия Власьевна (тетя Душа) – по мужу Пахтеева, ее супруг работал бухгалтером на Демидовском заводе. Он был обеспеченным человеком, имел несколько домов, часть из которых сдавал внаем, кроме того, шил на заказ женскую обувь. У тети Дуси были две толстые косы, спускавшиеся ниже колен.

    Супруги жили в доме на улице Успенской, в доме, который теперь называют Домом Окуджавы. У них была дочь Надя, страдавшая психическим отклонением, в революцию она потерялась. Тетя Душа умерла от тифа.

    Екатерина Власьевна – белошвейка. Ее приглашали в богатые дома, кроме того, она обшивала всю родню. Не имея собственного дома, жила у братьев, в доме Худояровых, у многочисленных родственников. Любила погостить у сестры Ксении Власьевны, муж которой (мой дед) Иван Яковлевич Воронцов уважал ее за умение работать с тончайшими материалами: батистом, японским шелком, маркизетом, шифоном... Дома Екатерина Власьевна ходила в длинной черной юбке и белоснежной кофте, прямая, строго глядящая.

    Мой дед, чтобы побаловать гостью, просил детей сбегать за земляникой на горку (где сейчас школа № 138), а когда она спала днем, останавливал часы с боем. Ела тетя Катя только из своей посуды: у нее были глиняный горшочек для каши, чайная пара, набор ножичков, вилочек, ложек и ложечек.

    Невероятная чистюля, она не выносила "мужского" запаха и просила, когда она умрет, похоронить ее отдельно. Но... зимой 1943 года некому и не на что было хоронить с учетом ее просьбы. С разрешения родственников одного военного, только что похоронившего мужчину, гроб с телом тети Кати положили на его гроб – в одну могилу.

    Ксения Власьевна (моя бабушка) вышла замуж в возрасте 27 лет, так как долго ждала с военной службы в Польше своего суженого и, кроме того, водилась с тремя детьми брата Николая.

    Она была кержачкой, молилась в часовне на улице Рудянской, вместе с мужем они выполняли заказы богатых людей на пошив меховых изделий. Бабушка брезговала лечиться в больницах, а когда раненного Ивана Яковлевича привезли в госпиталь, она забрала его и увезла на свежий воздух в Малую Лаю. В революцию и Гражданскую войну прошли две волны тифа. Похоронив супруга, Ксения Власьевна заболела сама, в бреду говорила дочери: "Выжить, холод на голову, воды..." Выжила!

Валентин Леонидович Сибиряков с женой Аней

Валентин Леонидович Сибиряков с женой Аней

    В 1940 году, в возрасте 75 лет, отгостив у старшего сына на улице Степной, она шла вьюжным январским вечером к дочке в детский дом № 1, и ее сбил поезд.

    Ксения Власьевна в очень трудное время воспитала пятерых детей. Григорий работал в пожарной части, был хорошим лозоходцем, садоводом, увлекался каслинским литьем. Олимпиада с золотой медалью окончила женскую гимназию. София всю жизнь была общественницей. Вера отличалась интеллигентностью и начитанностью. Дмитрий участвовал в трех войнах – Финской, Германской, Японской.

Послесловие

    Ушли в небытие сиреневый сад, пристань, где стояли лодки, дяди Пашин ящик с "инструментами под рукой" с висячим замком старого образца, нетронутый в знак уважения к его мастерству даже в годы войны... Да и кому нужны в новых квартирах чугунки, ухваты, щипцы для углей, самоварные трубы, чугунные и паровые утюги, коромысла, расписанные несмываемой краской ведра, ткацкий станок для половиков, скобы...

    Все уходит в дорогое сердцу прошлое, а память – царица души, так и цепляется за него, чтобы рассказать ныне живущим о том времени и о непреходящей ценности рядового человека. А род Сибиряковых продолжается...

Л. ЯКИМОВА.

    Фото из личного архива автора.

    Литература: Газета "Тагильский вариант" №1(278) от 12.01.2017; №2(279) от 19.01.2017.

 

 

Главная страница