Наши отцы
Два снимка лежат передо мной - два человека, две разных судьбы. И все-таки есть между ними неуловимое сходство: в позе, наклоне головы, в чистоте и ясности взгляда. Эти двое дороги мне с детства и до сегодняшнего дня являются примером в жизни и идеалом для подражания.
На фотографии 1927 года командир полка Георгий
Константинович Жуков, будущий маршал Советского
Союза, "Победа-маршал", как прозвали его
солдаты Великой Отечественной войны 1941-45 годов.
А рядом - старший сержант запаса этой же войны, мой отец Александр Петрович Пермяков, бывший главный бухгалтер Нижнетагильского отделения Госбанка.
Один - в начале своей легендарной военной карьеры. Другой в конце срочной службы перед самым началом Второй Мировой. Так уж получилось, что у сугубо штатского паренька из уральского села под Тюменью военная дорога растянулась на долгие семь лет, четыре из которых пришлись на войну с Японией. А ведь в юности он тоже мечтал о военной карьере. И даже успешно сдал вступительные экзамены в Ленинградское высшее артиллерийское училище, откуда ему пришло официальное уведомление о зачислении. После долгих колебаний он все же написал туда, что его отец был в свое время осужден по 58 статье в 1937 году. И из северной столицы пришла лаконичная бумага, что "курсант Пермяков А. П. отчислен из Ленинградского высшего артиллерийского училища".
Друг семьи взял тогда ответственность на себя и устроил грамотного честного мальчишку к себе в машинотракторную станцию бухгалтером. Так и прошла остальная жизнь, по выражению отца, "под знаком чиновника". Правда, со своим финансовым техникумом он сумел дорасти до главбуха Чкаловского районного отделения государственного банка города Свердловска, а здесь, в Тагиле, его помнят как вдохновителя и организатора первой в области автоматизированной счетной станции. Видимо, до конца жизни была в нем та техническая струнка, которую так жестоко оборвали ему в юности.
А вот Георгий Константинович в шутку ли, всерьез ли однажды сказал кому-то: "Если бы вы знали, какой скорняк во мне погиб!".
Уважительное и какое-то многозначительное отношение к этому человеку в нашей семье было с самого моего детства. Дорога в наш коллективный сад на Химмаше проходила мимо солнечного соснового бора. И там, за деревьями, почему-то всегда играла музыка. Отец поднимал палец вверх и говорил: "Там дача Жукова!". И хотя я знать не знала, о ком конкретно идет речь, но все мое существо исполнялось самым глубоким почтением к этому необыкновенному месту.
А там бегала в то время почти моя ровесница,
девочка Маша, дочь прославленного полководца,
его поздний ребенок (из разговоров взрослых, тоже
весьма уважительных), которому её знаменитый
отец как-то в свое время сказал: "Вот ты
вырастешь и напишешь про меня книгу, и назовешь
её "Маршал Жуков - мой отец"...
Я держу в руках эту тоненькую книжечку-очерк и удивляюсь ее знакомости и знаковости: то пословица или словесный оборот мелькнет, что не раз сама я слышала в нашей семье, про трудолюбие и праздность мне тоже не раз повторяли мои близкие, а принцип жизни, когда сам погибай, а товарища выручай, или честного слова, которое "если не дал, то крепись, а уж дал, то держись", был знаком и мне, и Марии не понаслышке, а по жизненному примеру наших родителей. Именно отсюда и возникло, видимо, ощущение, что книга эта не только о Георгии Константиновиче Жукове, но и обо мне, и о собственном отце, и обо всем нашем Отечестве.
Как много общего нахожу я в этих двух сынах России.
Юношеские переживания моего отца не закрыли его сердце для благоговейного отношения к Родине. А детские впечатления Георгия Жукова помогли ему постичь и слить свою душу с вечной Россией.
- Хорошо ли прожита моя жизнь? - спрашивал он в ее конце. - Считаю, что хорошо. Я счастлив, что родился русским человеком. Я разделил со своим народом в минувшей войне горечь многих потерь и счастье Победы".
Он делил людей на искренних и неискренних и не любил "гнилых" слов. Самой высокой оценкой моего отца было определение: "порядочный человек", а самое ругательное слово, которое он мог вымолвить, "засранец".
Были ли они православными людьми? По крещению, конечно, хотя бы потому, что оба родились и воспитывались в верующих семьях. По воцерковлению, безусловно, нет, хотя в душе того и другого жили христианские истины и ценности. Георгий Константинович однажды ответил на вопрос о Боге: "Я верю в Силу Всемогущественную, Разум Премудрейший, сотворивший такую красоту и гармонию, и преклоняюсь перед ней!". Папа тоже никогда не верил, что человек произошел от обезьяны, а по заповедям жил точно: не украл ни одной чужой копейки, не блудил и на всю жизнь остался однолюбом, прожив вместе с моей мамой 54 года.
Он всегда сердечно сочувствовал тем, кто попал в беду или нуждался более, чем он сам или его семья. О том, что в свое время папа отдал выделенную ему на расширение однокомнатную квартиру своей сотруднице, матери-одиночке, я узнала только на его похоронах. А жене и теще он тогда сказал, что у нас еще будет такая возможность, а у этой женщины - нет.
И от Жукова никто и никогда не слышал рассказов о своих благодеяниях и помощи.
"Я всегда чувствовал, что нужен людям и что постоянно им должен", - это слова из его "Воспоминаний и размышлений", книги, которую он посвятил простым солдатам войны.
Когда-то на одном из официальных приемов к Жукову подошел иностранный дипломат и предложил тост за автора Победы. Георгий Константинович без всякого пафоса его поправил: "Единственным автором Победы в Великой Отечественной войне является советский солдат!". И у моего отца, того самого простого русского солдата, любимой поговоркой было суворовское выражение: "Русские прусских всегда бывали!".
Закоренелые обличители Жукова часто винят его в том, что он не так воевал, не ценил солдатские жизни. Папа называл их "лаятелями" и всегда поддерживал авторитет Жукова-военноначальника, Жукова-депутата, Жукова-человека, которому прощал даже его семейный развод.
- Где был Жуков - там была Победа, - часто повторял мой старшина минометной батареи, который принимал участие в боях с японскими самураями и был награжден медалью "За победу над Японией".
А от лживых слов и дискуссий маршал Жуков не стал ни лучше, ни хуже. Он такой, какой есть, каким его любят все фронтовики и все россияне. Он состоялся в истории и сердцах людей раз и навсегда.
Уже смертельно больной, Георгий Константинович сказал любимой дочери: "Я ведь скоро Богу душу отдам..., но и с того света я буду наблюдать за тобой...".
Незадолго до своей смерти мой отец спросил меня: "Людмила, а что такое грех?".
И мы обе, живущие сейчас, она в Москве, я - в Тагиле, искренне осознаем святость слов наших отцов и понимаем их как наказ в дальнейшей нашей жизни. А потому еще более чутко относимся к фронтовикам и труженикам тыла. Ведь это лишь малая плата за то, что они сделали для нас, для страны, для мира.
Еще один мой родственник, дядька по отцовской линии, раненый под Сталинградом, любил, когда пропустит чарочку-другую, бить себя в грудь и говорить: "Я - герой Советского Союза". В детстве мы немного посмеивались над этим. А теперь я точно знаю, что такие, как он, как мой отец, как все оставшиеся в живых фронтовики - рядовые Красной армии и те, кто стоял у станков и домен в тылу, вместе со своим Маршалом-Победой, четырежды награжденным Золотой звездой Героя Советского Союза - все они действительные герои моей страны, которая духом своим святым победила физических ее противников и, дай Бог, победит сегодняшних своих недоброжелателей, видимых и невидимых.
Потому что там, в Царствии Небесном, по-прежнему возглавляет наше воинство последний истинный русский генерал, который делал и сделал то, чего ждали от него Бог, народ и его совесть.
Людмила ГЛАДКОВА.
Литература: Газета "Тагилка" от 06.05.2010. №9(93).