Судьба их гнула и косила

Литературно-исторический очерк

    Интерес к творчеству известного русского поэта Булата Окуджавы по истечении времени не ослабевает. Нам все больше хочется возвращаться к его замечательным стихам и песням, так как душа требует чего-то светлого и настоящего, которое невозможно заменить множеством облегченных по форме и содержанию стихотворных сборников и новомодных романов. Однако, если хочешь еще лучше понять любимого автора, то обязательно узнай больше о нем самом и о его семье. Скорее всего, там, в детстве и в памяти, кроется разгадка его трудных поисков, его тематических пристрастий, его языка и интонаций, его идеалов и его характера, который определяет по воле провидения в конечном итоге и творческую судьбу.

    Детство Булата отчасти прошло в Нижнем Тагиле. Его отец Шалва Степанович и мама Ашхен Степановна в тридцатые годы прошлого века принимали активное участие в строительстве гиганта машиностроения Уравагонзавода. В 1935 году Ш.С. Окуджава возглавил городскую Тагильскую партийную организацию ВКП (б). Но, к сожалению, и его самого, и жену, и сыновей не обошел стороной молох сталинских репрессий. О том, как это было, как совпало с невиданным энтузиазмом советских людей в эпоху строительства социализма, мы и попытаемся рассказать в своем документальном очерке, опираясь на уже вышедшие ранее публикации и на материалы областных архивов в пределах наших возможностей.

Цена одной ошибки

    "Вам не надоело ворошить прошлое? – говорят мне некоторые "умные" люди и новоиспеченные нувориши. – Достали со своим сталинизмом. Надо жить, радоваться, а не копаться в нафталине. Какого покаяния вы ждете от государства?"

    Увы, уже не ждем, потому и беремся за перо, поскольку у журналиста и писателя другого оружия нет. И в связи с этим я искренне благодарен моему коллеге Валерию Климцеву за публикацию "Флаги Победы в лагерной пыли" ("Тагилка", №12 за 17.06.10), которую он скромно назвал заметками на полях реферата своей внучки. Это не просто заметки, это погружение в историю Тагиллага и напоминание о том, что все наши заводы построены на костях. Со времен закладки памятника жертвам политических репрессий в нашем городе прошло уже два десятка лет, но ни у одного из мэров не нашлось средств (а деньги-то налогоплательщиков), чтобы заменить камень на тематическую скульптуру. О каком уважении к властям всех ветвей можно говорить? Даже городская первичная организаций правящей партии "Единая Россия" оказалась совсем неактивной в этом вопросе. Видимо, итоги последних выборов ее ничему не научили. Между тем нафталин, который упоминался уже выше, по мнению уральского поэта Аркадия Застырца, это не статика, "это ветер", а он, как мы наблюдаем его поведение в нынешнем году, весьма непредсказуем. Вы спросите, на что это я намекаю? На метафору, господа. И только на нее.

    История, о которой пойдет речь, касается не времен дикого русского капитализма. Ее начало и продолжение пронизаны духом всенародной борьбы со шпионами и вредителями. Только те, кого поставили к стенке, были пламенными большевиками и занимали в Нижнем Тагиле руководящие посты в партии и на промышленных предприятиях.

Протокол допроса

Протокол допроса

    Конечно, кто-то не удержится и скажет: "Опять за рыбу деньги". Но мне есть, что ему ответить. Во-первых, совсем недавно один из ныне живущих писателей отказал Булату Окуджаве в таланте. Во-вторых, архивы личных дел Ш.С. Окуджавы и А.С. Налбандян, его жены, будут открыты только через два года, когда истечет срок в семьдесят пять лет на их эмбарго, и мы получим (если получим) возможность с ними познакомиться в полном объеме. И, в-третьих, в существующих ныне документах и ссылках на них, которыми приходится сегодня пользоваться, встречаются существенные неточности и ошибки. Чтобы не быть голословным, приведу один из последних примеров. Литературная студия "Ступени" в №25 газеты "Тагилка" за 17 декабря 2009 года обратилась с открытым письмом в адрес депутатов городской Думы и ее председателя Г.Е. Упорова с просьбой рассмотреть вопрос о присвоении одной из новых улиц Нижнего Тагила имени замечательного русского поэта Булата Окуджавы. Через два дня письмо с аналогичным содержанием поступило в секретариат городской Думы. Спустя некоторое время по моей просьбе с аналогичным документом к народным избранникам обратилась от имени коллектива Г.А. Масликова, директор школы (МОУ СОШ) №32, в которой когда-то учился Булат Окуджава.

    Естественно, эти предложения требовали от депутатов соответствующей реакции. Г.Е Упоров отправил все поступившие в аппарат документы в городскую администрацию. Глава г. Нижний Тагил В.П. Исаева официально поддержала нашу инициативу, тем более что в Устав города были уже внесены конкретные изменения, позволяющие гражданам выступать с подобными предложениями. Однако в сопроводительной записке к ответу мэра, подготовленной по просьбе начальника управления культуры В.И. Капкана музеем "Горнозаводской Урал", обнаружились, кстати, не по вине сотрудников, некоторые неточности. Не будем акцентировать внимание на мелких из них, но об одной дате упомянем, а именно: 14 декабря 1938 года. Как раз в этот день, как утверждает автор записки, Ш.С. Окуджава был расстрелян... Однако такого в принципе не могло быть, так как знаменитого парторга Уралвагонстроя и первого секретаря Тагильского горкома ВКП (б) фактически не стало в день объявления Приговора Военной Коллегии Верховного Суда СССР 4 августа 1937 года, о чем гласит и справка под грифом "Секретно". Вот ее содержание: "Приговор о расстреле Окуджаво Шалво (В.О. – так в тексте) Степановича приведен в исполнение в гор. Свердловске 4.8.1937 г. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в особом архиве 1-го Спецотдела НКВД СССР том 10 лист № 338. Нач. 12 отд-ия 1 Спецотдела НКВД СССР Лейтенант госбезопасности (Подпись) (Кривицкий)".

Шалва Степанович Окуджава    Почему же до сего дня даже музейщики допускают ошибки? Потому что в силу закрытости темы они не знают истины. А дело вот в чем. А.С. Налбандян, выйдя после десятилетней отсидки из ГУЛАГА и ссылки потребовала от органов госбезопасности справку о смерти мужа. И такая справка ей была выдана за подписью председателя Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР генерал-лейтенанта А. Чепцова в следующей редакции: "Ваш муж был осужден, отбывал наказание до 14 декабря 1938 года и умер от болезни". Заметьте, ни одного слова о расстреле в этой справке нет. Думаю, это и понятно. На дворе стоял 1955 год. До ночного доклада Н.С. Хрущева о культе личности Сталина на XX съезде КПСС было еще далеко, и чекисты не научились признавать свои ошибки. Есть и еще одно фактологическое объяснение казуса, спровоцированного сотрудниками аппарата. В книге "Голос надежды" (Москва, 2007 г.) на стр. 142 мы читаем: "В дело затесалось еще одно официальное письмо, подшитое не по хронологии (л. 85). Это секретная просьба военной коллегии Верховного суда руководству МВД СССР "дать указание соответствующему отделу ЗАГСа": выдать свидетельство о смерти "умершего 14 декабря 1938 года" во время отбытия наказания Окуджава Ш.С. его вдове Налбандян А.С". Письмо имеет дату: 22 февраля 1955 г. и номер ИР0014/55, 04919. Вероятно, появилось оно в связи с обращением Ашхен Степановны и свидетельствует о том, что в 1955-м родные не знали истинную дату смерти мужа и отца. Остается добавить, что липовое свидетельство с прочерком в графе "Причины смерти" появилось-таки на свет 25 марта того же года".

    Для того, чтобы расставить все точки над "I", военной коллегии понадобится еще год. А почти через двадцать лет после гибели Шалвы Окуджавы его дело пополнится еще несколькими документами, но об этом мы поговорим чуть позже. Сейчас же хочется обратить внимание на циничное поведение тех, у кого должны быть "горячее сердце, холодная голова и чистые руки". Разве можно было этими "чистыми руками" подписывать такие секретные просьбы? Вот почему сын пламенного большевика Ш.С. Окуджавы Булат имел полное право написать:

    Убили моего отца

    ни за понюшку табака.

    Всего лишь капелька свинца –

    зато как рана глубока.

    Эта рана будет терзать его до последних минут жизни. Она сократит срок его земного пути. Она украдет у нас с вами десятки прекрасных стихотворений и песен. Она, наконец, не позволит ему в третий раз посетить наш город, чтобы разобраться в своих противоречивых чувствах. А он, видит Бог, этого хотел, но болезни и переживания сократили его ресурс времени.

Кто ты, Шалва Окуджава?

    Писать о судьбе Ш.С. Окуджавы в советское время было неудобно и рискованно. Поэтому завеса таинственности вокруг этой легендарной личности рассеивалась медленно. В эпоху ежедневной официальной цензуры, называемой термином "Горлит", каждое слово и каждая строка в любом печатном СМИ вычитывались с пристрастием. Для закрытого полностью Нижнего Тагила неразглашение государственной тайны представлялось актуальной задачей. Поэтому большинство журналистов, а все они были подконтрольны органам КПСС, всегда переживали, выйдет завтра свежий номер газеты или его тормознут какие-нибудь непредвиденные обстоятельства. Каждый редактор знал, чего нельзя печатать, но иногда и его опыта не хватало, чтобы избежать ошибок. И, конечно, когда очередная колонка перечеркивалась диагональной чертой сотрудником горлита, и он ставил на полосу свой гриф НС, то можно было смело идти за пивом. В особых случаях материалы просто снимались. Иногда помогало согласование их с вышестоящими органами, если цензоры были людьми с продвинутым мышлением. Так что появление чего-нибудь интересного всегда сопровождалось определенными осложнениями.

    В 1982 году производственное строительно-монтажное объединение "Тагилстрой" отмечало свое пятидесятилетие. И в честь этого события был издан буклет. Разумеется, на высокой печати (другой тогда еще у нас не было), не очень красочный, но полезный с точки зрения фактов и информации. Вот в этом буклете впервые и появились фотографии начальника Уралвагонстроя Л.М. Марьясина и секретаря парткома Ш.С. Окуджавы. Вокруг царил так называемый застой, а тут – на тебе. Я тогда работал заместителем редактора газеты "Строитель" и имел счастье убедиться, что тагильские строители своих не бросают.

    Второе, более расширенное упоминание о Л.М. Марьясине и Ш.С. Окуджаве пришлось на время перестройки. В 1986-м году в книге Г.М. Кузьминой и В.И. Костромина "Гордость моя – Вагонка" мы вновь встречаемся с портретом Ш.С. Окуджавы со следующей подписью: "Ш.С. Окуджава, парторг ЦК ВКП (б) на Урапвагонстрое в 1932-1935 годах. Снимок 1922 года". И такая редакция представляется нам исторически более точной. А далее Шалва Степанович упоминается в книге "Жертвы репрессий. Нижний Тагил 1920- 1980-е годы" (Екатеринбург, 1999 г.) на странице 91. В 2007 году в честь 285-летия Нижнего Тагила выходит еще одна книга "В ответе за город", в которой опубликована расширенная статья о первом секретаре Тагильского горкома ВКП (б) "Окуджава Шалва Степанович" (стр. 143-146) со ссылкой на очерк С.Д. Алексеева из книги "37-й на Урале" (Среднеуральское книжное издательство, 1990 г.). Но вот даты секретарства указаны неточно "25 апреля 1935 г. – январь 1937 г.", так как фактическое снятие с должности произошло 16 февраля, а до этого дня Шалва Степанович выполнял свои прямые обязанности.

    Я понимаю, что такое "буквоедство" кому-то покажется нарочитым, но история не терпит приблизительности. Кстати, Тагильскому горкому ВКП (б) вообще не везло с секретарями – в 1935 году был расстрелян М.В. Казаков, а в "урожайном" 1937-м такая же участь постигла Ш.С. Окуджаву. Сняты с работы по различным мотивам были Л.Н. Пальцев, Г.С. Богачев, П.М. Щербаков. И только Ф.Ф. Канавцева освободили от должности по собственному желанию в мае 1938 года. Представляете, какая кадровая вакханалия творилась в партийной организации города, и при этом еще удавалось сдавать цеха.

    Последующие публикации о Шалве Степановиче были больше связаны с его сыном Булатом Окуджавой в различных периодических изданиях. На одной из них мы остановимся более подробно. Речь идет о статье Юрия Золотухина. "Золотая гора обвиняет" ("Тагильский рабочий", № 223 за 22.11.1989 г.). Она поделила тагильчан на друзей Сталина и его врагов. Ф. Алыпова, жительница улицы Гвардейской, писала: "В "Тагильском рабочем" под рубрикой "Архивы рассказывают" опубликованы некоторые документы с комментариями подзаголовком "Кто ты, Шалва Окуджава"? На этот вопрос ответ один: враг народа. Если прочесть архивные документы без комментариев, станет ясно, что из себя представлял Окуджава. После ареста Марьясина, Окуджавы и других врагов народа (без кавычек), которых по всей стране были сотни, тысячи, 3 марта Сталин выступил на Пленуме ЦК ВКП (б). Он сказал, что убийцы, шпионы, диверсанты, агенты иностранных разведок задели все организации, все учреждения, проникли в хозяйственные, партийные, административные органы нате или иные посты. Необходимо разбить гнилую теорию о том, что классовая борьба в стране затихает, остатки разбитых эксплуататорских классов должны быть уничтожены! Сейчас эти "остатки" зашевелились. Оказывается, не они были враги, а Сталин. Им сегодня по команде "сверху" – и внимание, и почет, и льготы. Вот почему все те враги народа (и Окуджава в том числе) сегодня вдруг стали чистыми, невинными жертвами Сталина".

    Комментировать это ортодоксальное мнение не имеет смысла, а вот защитить честное имя Ш.С. Окуджавы необходимо. Кто, кроме нас, сделает это? Вот поэтому давайте и проясним вопрос "Кто ты, Шалва Окуджава"? Помочь нам в этом помогут несколько источников, а именно: Протокол допроса свидетеля Ашхен Степановны Налбандян прокурором Военной Прокуратуры от 13 декабря 1955 года, полученный мною в мае текущего года; Справка по материалам партийного личного дела №103292 на Окуджава Шалва Степановича, находящаяся в ЦК КПСС; "Окуджава Шалва Степанович (Краткая биография)", подписанная его женой 4.10.1975 г., и статья его двоюродного брата Василия Киквадзе, опубликованная в № 4-м альманаха "Голос надежды за 2007 год, изданного в Москве (составитель А.Е. Крылов), которую с предисловием подготовил для печати М. Гизатулин.

    Итак, приступим. Шалва Степанович Окуджава прожил тридцать семь лет и погиб в возрасте А.С. Пушкина. Он родился в семье кустаря-чувячника в 1901 году в г. Кутаиси. В десять лет начал учиться в Кутаисской дворянской гимназии. В феврале 1917 года связал свою жизнь с революционным движением. 28 мая 1918 года его избирают председателем Кутаисского губернского комитета коммунистической организации молодежи "Спартак", и в этом же году он вступает в партию. Годы вынужденного подполья, с 1918 по 1921, стали для молодого Шалвы школой политической зрелости. 11 марта 1921 года части Красной армии освободили Кутаиси. С этого времени начинается новая жизнь молодого революционера.

    Его переводят в Тифлис на работу в ЦК комсомола Грузии заведующим организационно-инструкторским отделом. Летом этого же года Ш. Окуджава избирают делегатом от Грузии на III Конгресс Коминтерна. Он впервые видит Ленина и слушает его доклад "О новой экономической политике". Доклад, не потерявший актуальности и в наши дни. Затем Шалва учится на экономическом факультете первого Государственного университета, но не заканчивает его, потому что партия испытывает кадровый голод. ЦК назначает его завагитпропа Тифлисского Горрабкома, а чуть позже комиссаром Грузинской дивизии. С1929 по 1930 годы Шалва учится в институте марксизма-ленинизма в Москве. А в 1930-1931 годах он уже работает секретарем райкома и горкома ВКП (б) г. Тифлиса. В это же время он становится членом ЦК ВКП (б) Грузии и Закавказского Красного комитета партии.

    Согласитесь, прекрасная биография, прямо для серии "ЖЗЛ"! Но вот о чем говорит Василий Киквадзе и о чем свидетельствует на допросе в 1955 году А.С. Налбандян. В жизни Ш.С. Окуджавы, уже тогда дружившего с Серго Орджоникидзе, который часто направлял его на горячие участки работы, наступает плохое время – наркомом внутренних дел Грузии становится Лаврентий Берия. Именно он добивается обновления партийного руководства ЦК республики, ставя на ответственные посты своих людей. Против такой порочной практики протестуют почти все члены ЦК КП(б) Грузии и Закавказского краевого комитета, в том числе и Ш. Окуджава, но они проигрывают своему жестокому противнику, который становится первым лицом в Закавказье. Чувствуя роковые последствия происходящего, Шалва стоит на своем, но обстоятельства складываются не в его пользу. Наступает момент выбора. Он не сдается, и тогда его освобождают от партийной работы в Грузии. А Лаврентий Берия, успешно опробовавший подмену партийного руководства силовыми структурами, уже готовится к своему честолюбивому броску на Москву. Туда же за назначением уезжает и Шалва Окуджава. Центральный комитет ВКП (б) и Серго Орджоникидзе направляют его на работу в Нижний Тагил секретарем парткома ЦК ВКП (б) Уралвагонстроя, надеясь, что его партийный опыт, знания и организаторские способности пригодятся на строительстве гиганта машиностроения. И они не ошибаются в своем выборе. Посещая тагильские стройки, Серго Орджоникидзе не раз отмечал деловую хватку молодого парторга, который, работая в тяжелейшей обстановке, делает все, чтобы бытовые и социальные условия жизни рабочих улучшались. Вот что мы читаем на стр. 77-78 книги "Гордость моя – Вагонка": "Щедро поощряя лучших тружеников и принимая строгие административные меры к нарушителям трудовой дисциплины, Л.М. Марьясин шел к цели. Своими средствами помогала ему партийная организация. Между начальником строительства и секретарем парткома Ш.С. Окуджавой установилось полное взаимопонимание. – Они прекрасно дополняли друг друга, – рассказывает С.И. Яновский, который после расформирования Агитпропа работал в Нижнетагильском горкоме партии. – Так же, как Иван Дмитриевич Кабаков (В.О. – секретарь Свердловского обкома партии, расстрелянный чекистами), Шалва Степанович Окуджава остался в моей памяти образованным партийным руководителем. Спокойный, уравновешенный, он никогда не повышал голоса, хотя на заседаниях парткома обычно страсти накалялись очень сильно. В его отношениях с людьми чувствовалось какое-то особое обаяние. В резком, вспыльчивом Марьясине поражала удивительная работоспособность и преданность делу". О положительных организационных и человеческих качествах парторга говорят и протоколы допросов некоторых свидетелей по контрреволюционному делу № 29584 (том 2). Но мы пока, в силу известных причин, процитировать их не можем. О том же свидетельствует и Справка ЦК КПСС от 30 ноября 1955 года: "Окуджава, как секретарь Тагильского Горкома партии, характеризуется как "политически грамотный, выдержанный большевик, имеет большой опыт партийной работы. С работой секретаря такой сложной организации, как Тагил, Окуджава справляется". Добавим к изложенному выше только одно – в 1934 году Ш.С. Окуджава был делегатом XVII Съезда партии.

    У Ф. Алыповой, которую мы цитировали ранее, видимо, до конца жизни оставалось мнение о Ш.С.Окуджаве, как о враге народа. Понять ее можно. Она одна из тех, кого опьянила концепция Сталина об обострении классовой борьбы в период строительства социализма. Поэтому не стоит удивляться всему, что происходило в "тридцатые роковые" с лучшими работниками партии, как в центре, так и на местах.

Нам допросы эти позабыть нельзя...

    Что-то периодически находит на меня, что-то мучает и терзает и, просыпаясь, я мысленно возвращаюсь к Булату Окуджаве и вспоминаю его роман "Бедный Авросимов". Мне почему-то кажется, что сюжет его родился у писателя после того, как он познакомился с протоколами допросов своего отца в архиве административных органов нашей области. Возможно, это и не так. Проза Булата чем-то напоминает прозу Пушкина, а вынужденное общение Шалвы Степановича со следователями похоже на допросы руководителя Южного общества декабристов, человека откровенных радикальных взглядов, не исключающего упразднение монархии, Павла Ивановича Пестеля. Не знаю, случайно это или нет, но арсенал и психологические приемы выявления "истины" из 19 века благополучно перекочевали в век двадцатый, да и сегодня, можно предполагать, нынешние работники сыска и дознания их изучают и применяют на практике. Как, например, отказаться от такого эффективного инструмента, как очная ставка? Как, например, не напомнить запирающемуся подследственному о показаниях третьих лиц, которые его изобличают? Как, внимательно выслушав ответы на поставленные вопросы, ненароком не бросить такую расхожую фразу: "А следствие располагает другими сведениями"? И, наконец, как избежать искушения на основе только косвенных доказательств, без признания вины отправить человека за решетку? Оказывается, можно, потому что каждому хочется расти по службе. Такова жизнь, таков соблазн дьявола. Замечательный писатель Василий Гроссман в книге "Жизнь и судьба" достаточно ярко рассказал об этом. Но к этой теме мы еще вернемся чуть позже. Нам бы сейчас хоть одним глазком посмотреть на 1937 год, ставший символом массовых сталинских репрессий. Судя по документам того времени, во враждебности к советской власти можно было заподозрить даже собственную жену.

    Давайте пролистаем с вами подшивки газеты "Тагильский рабочий" за февраль, март и апрель 1937 года. Прочитаем и захлебнемся от примитива и послушности толпы, которая, публично осуждая лучших людей страны, области и Нижнего Тагила, помогала органам уничтожать пламенных борцов за коммунизм. Когда идет большая драка за великую идею, такое случается. Я даже иногда радуюсь, что мы пока национальную идею не нашли. Может быть, и не надо ее искать – все само собой образуется? Подшивка "ТР" окунает нас в атмосферу особой "большевистской бдительности" и коллективного психоза. Почти в каждом номере печатаются передовицы "Правды", предупреждающие партийцев и сочувствующих о врагах народа, немецких, японских шпионах, которые не прочь нанести удар по промышленному потенциалу.

    И вот уже 4 января на XIV-й городской партийной конференции с докладом "Неустанно крепить боеспособность большевистских рядов" выступает секретарь Тагильского горкома ВКП (б) т. Окуджава. Содержание этого важного политического документа определяется его озаглавленными частями: 1. В борьбе за новый социалистический Урал, 2. Бдительность – основное качество большевика, 3. Работать с каждым коммунистом, 4. Строго отбирать при приеме в ВКП (б), 5. Выше качество пропаганды и агитации, 6. Развернуть вовсю стахановское движение.

    И везде, чуть ли не в каждом абзаце – ссылки на Сталина. А еще и суровые предупреждения: "В Тагильской организации требуется особая бдительность. В 1926-1927 годах в Тагиле сильны были влияния контрреволюционера Мрачковского и других троцкистов. Надо иметь в виду, что в Тагил часто наведывался мерзавец Пятаков". А дальше еще одна симптоматичная цитата: "Наигрубейшей ошибкой было то, что мы вовремя не разоблачили врагов, революционная бдительность в организации оказалась не на высоте. На Уралвагонстрое продолжительное время существовала группа активных врагов. Марьясин разоблачен, как троцкист и террорист, Ольховский, исключенный из нашей партии, не был до конца разоблачен, как троцкист-террорист. Буров, Абрамов – активные члены троцкисткой контрреволюционной организации. Короткий – активный сподвижник во всех этих делах".

    Оказывается, хозяйственное руководство Уралвагонстроя делало ставку на срыв сроков сдачи объектов, на омертвение сотен миллионов рублей, на создание диспропорции между цехами. Здесь поражают и лексика первого секретаря, и необоснованные утверждения, и особенно такая фраза: "Не был до конца разоблачен". Но т. Окуджава искренне уверен еще и в том, что каждая победа советского народа вызывает озлобление в стане врагов. "1937, – заключает он, – будет замечательным в летоисчислении нашей революции". Чувствуя своей обостренной интуицией, что над ним нависает угроза "справедливого большевистского гнева", Шалва Степанович еще надеется на свое спасение и спасение своей семьи и отказывается верить упрямым фактам. Он еще не знает, что это последний год его жизни, он еще не может даже предположить, что 4 августа будет расстрелян, как и все те, кто попал в железные объятия Великого Октября.

    А между тем идейно-классовое напряжение возрастает от номера к номеру. В газетах начинают публиковать протоколы допросов видных деятелей партии и правительства т.т. Пятакова, Радека, Сокольникова и иже с ними. И Генеральный прокурор Союза ССР А. Вышинский, урна с прахом которого до сих пор отягощает кремлевскую стену, становится одним из самых известных борцов за большевистские идеалы. 25 января "Тагильский рабочий" публикует "Обвинительное заключение", и под судьбой многих соратников Ленина подводится жирная черта.

    Ну, казалось бы, нам какое дело до этих общеизвестных фактов? Да вот Ш.С. Окуджава, оказывается, был лично знаком с Пятаковым. Следовательно, мог помогать ему творить вражьи дела. Положение первого секретаря Тагильского горкома ВКП (б) представляется в этот момент весьма незавидным – его, словно волка, обложили красными флажками. Это подтверждает и собрание городского актива 9-10 февраля. В нем участвовало 503 человека. После доклада члена областного комитета ВКП (б) т. Шахгиньдяна об итогах XII-го Пленума Свердловского областного комитета ВКП (б) начались прения, похожие на покаяния. Верь – не верь, а враги нанесли вред и Тагилстрою, и Уралвагонстрою, и железной дороге имени Кагановича, и Тагилдорстрою, и ВЖР, и Руднику III-го Интернационала, и НТЗ, и.т.д. Мама дорогая! Как же можно было созидательно работать на социализм в таком враждебном окружении?!

    И тогда т. Окуджаве ничего не остается, кроме того, как подвести черту под этими прениями своим выступлением. Цитируем его отрывок: "Вина Тагильского горкома, – говорит он, – огромна. Мы не разоблачили гнусную шайку бандитов Марьясина, которые вредили народу и готовили убийство наших руководителей, которые приезжали помогать нам в работе. Мне, как руководителю парторганизации, было поручено руководить, организовывать массы на бдительность, но эту задачу я не выполнил и допустил грубую ошибку. Для меня тем более это тяжело, и я должен это учесть, что у меня в прошлом были троцкистские ошибки и мои братья – контрреволюционеры". Комментировать это выступление тяжело. По сути, первый секретарь Тагильского горкома подписывает приговор и себе, и "шайке бандита Марьясина".

    Утешает одно, что эта "шайка" уже арестована, но все-таки официальное мнение т. Окуджавы на партактиве "гебисты" обязательно учтут. Они могут словно забыть, что за свою контрреволюционность его братья уже отбыли ссылку, но разве такие факты тогда играли особую роль? Справедливости ради, следует заметить, что в последних своих публичных выступлениях Ш.С. Окуджава всегда называет уже "засвеченные" имена. Он уже чувствует бульдожью хватку чекистов. Чувствует, да еще пока не верит, что его, преданного партии большевика, могут отправить, выражаясь питерским языком того времени, в "серый дом". Не случайно 16 февраля, в день ареста, (он был вызван в обком) они решают с женой сходить в театр на вечерний спектакль. Увы, из обкома Шалва Степанович благополучно перекочевал на Ленина, 17, а Ашхен Степановна его так и не дождалась.

    В статье "Минута молчания Булата Окуджавы" журналиста Юлии Матафоновой ("Уральский рабочий", 28 августа 2008 г.) мы читаем о приезде Б. Окуджавы в гости к поэту Владимиру Дагурову в Свердловск в октябре 1964 года. "Никогда, – пишет В. Дагуров, – не выветрится из памяти эта картина: напротив железных ворот стоит в темно-сером пальтишке сгорбленный человек, с обнаженной головой под нудным осенним дождем. Одному Богу известно, о чем передумал в то время Булат. Казалось, само небо плачет над ним"... В этот вечер в Свердловске Булат не пел.

    А газета "Тагильский рабочий", вернемся в 1937 год, которую тоже критиковали за классовую беззубость и отсутствие бдительности, вынуждена была добросовестно отрабатывать свой хлеб и вести себя строго в рамках статьи В.И. Ленина "Партийная организация и партийная литература". В ней 17 февраля появляются передовая под названием "Развернуть самокритику в Тагильской парторганизации!" и Сообщение о пленуме Горкома ВКП (6) об освобождении т. Окуджава от обязанностей первого секретаря Тагильского горкома ВКП (б) и о назначении на его место Л.Н. Пальцева. Конечно, в передовице т. Окуджаве досталось за все. Досталось и т. Пальцеву. До сих пор не понятно, почему его, нерадивого, сделали секретарем горкома? С точи зрения элементарной логики, он мог от врага т. Окуджавы набраться негатива, а вот стать нормальным вожаком городской партийной организации не мог, так как считал себя "непогрешимым, лишенным всяческих слабостей и недостатков".

    Но оставим т. Пальцева с его проблемами и противоречиями и вновь вернемся к Ш.С. Окуджаве. 18 февраля 1937 года сотрудники Тагильского УНКВД по Свердловской области провели обыск в квартире, конторе, складе Шалвы Степановича, и в этот же день в Москве застрелился его большой друг Серго Орджоникидзе. Что это – РОК? Или трагическая случайность? Авторы четвертого выпуска альманаха "Голос надежды" (Москва. Булат. 2007 г.) предполагают следующее: "Может быть, он (Серго) знал о готовящемся в Свердловске аресте, который, несомненно, утверждался в Кремле, и это стало для него той последней каплей? Во всяком случае, мертвый Серго еще пригодится уральским следователям для "дела Шалвы" (стр.135)".

    В чем же обвиняется Шалва? Цитируем самую важную часть Обвинительного заключения:

    "А). Является участником контрреволюционной троцкистской террористической организации, осуществившей 1/ XII- 34 года злодейское покушение на С.М. Кирова и подготовившей в последние годы (1934-1936) террористические акты против руководителей ВКП (б) и советского правительства. (Позволю себе одну реплику – где в 1934 году был Киров и где Окуджава? - Авт.).

    Б). С 1934 года, будучи связан с руководящим ядром антисоветского троцкистского центра Пятаковым, Смирновым, совместно с ними организовал террористические диверсионные группы на Уралвагонстрое и железнодорожном транспорте.

    В). Вместе с Марьясиным, Турок, Буяновским организовал теракт в августе месяце 1934 года против тов. Орджоникидзе.

    Г). Активно вел разрушительную работу на Уралвагонстрое, то есть обвиняется в преступлении, предусмотренным ст.ст. 58-7,58-8, и 58-11 УК РСФСР. И хотя Окуджава виноватым себя ни в чем не признал, что и зафиксировано в протоколах его допросов и в "Обвинительном заключении", Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила его к высшей мере уголовного наказания – расстрелу с конфискацией всего принадлежащего имущества". ("Голос надежды". Москва. Булат, стр. 138).

    Но до этого закрытого судебного заседания от 4 августа 1937 года были еще допросы. Помощник начальника УНКВД – начальник 3-го отдела капитан госбезопасности Дашевский начал работать с Ш.С. Окуджавой с большим старанием. Всего им проведено 5 допросов и одна очная ставка.

    Обвиняемый вызывался для дачи показаний 19, 21, 22, 26 февраля и 7 марта 1937 года. Очная ставка с Марьясиным состоялась 10 марта. Ни одно из обвинений Шалва не признал, о чем можно судить по его персональным подписям после каждого ответа на вопрос. По тону и стилю допросов, по их характеру, я бы даже сказал, интеллигентности и не особой вязкости возникает впечатление, что следователь словно формально конструирует обвинение. И ему не особо веришь.

    Так это или не так – утверждать не берусь. Однако, вот о чем сообщают составители "Голоса надежды" (выпуск 4. Москва. Булат. 2007 г.) на странице 142: "Впрочем, и оба заседания (речь идет о заседаниях Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР): и Приговор были сущей формальностью. В одном из многочисленных списков на лиц, подлежащих суду Военной коллегии по Свердловской области, Шалва Степанович Окуджава уже давно значился под № 27 "по первой категории, а "ПЕРВАЯ КАТЕГОРИЯ" В ДАННОМ СЛУЧАЕ БЫЛА ЭВФЕМИЗМОМ СМЕРТНОЙ КАЗНИ. Список был подписан Сталиным, Молотовым и Кагановичем еще четырьмя месяцами раньше – 1 апреля". Не исключено, что "гебисты" знали об этом, и в их задачу входило любым путем установить виновность первого секретаря Тагильского горкома ВКП (б). Прямых доказательств у них не было. Сам обвиняемый проявлял твердость и в контрреволюционной деятельности не признавался. Оставалось одно – выбить показания у третьих лиц. Вот на этих шатких показаниях и была "доказана" вина Ш.С. Окуджавы. Единственное, что меня волнует сейчас – в каком звании закончил свой "боевой" путь капитан Дашевский? Но этого, скорее всего, мы не узнаем никогда.

    Протоколы допросов Ш.С. Окуджавы вызывают большой интерес и сегодня, но на дворе, к счастью, не 1937 год, когда вся страна читала з газетах показания всех своих врагов, бывших вчера еще преданными борцами революций, Мы не будем уподобляться ретивым большевикам. Давайте лучше задумаемся над тем, что чувствовал Булат Окуджава, когда читал расстрельное дело своего отца? Наверное, его впечатлительная душа рвалась на куски, и ему в тот момент было не до поэзии. Но позже он все-таки написал:

    Не слишком-то изыскан

    вид за окнами,

    пропитан гарью и гнилой водой.

    Вот город, где отца

    моего кокнули.

    Стрелок тогда

    был слишком молодой.

    Ш.С. Окуджаву действительно "кокнули", потому что он был расстрелян незаконно, о ней гласит заключение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 28 апреля 1956 года. Приводим конкретную формулировку: "Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 4 августа 1937 года в отношении Окуджава Шалвы Степановича отменить и дело прекратить за отсутствием состава преступления".

    Вот и все – надо ставить точку, но я снова и снова перечитываю копию протокола №3 общегородского собрания партийного актива Н.-Тагильской парторганизации от 27-31 марта 1937 года. На нем слушается доклад тов. Бухарина, уполномоченного Комитета партийного контроля обкома партии "О решении февральского пленума ЦК ВКП (б)" и в прениях вновь клянут этих гадов – Окуджаву и Марьясина, Пятакова и Радека, и кается перед всеми секретарь горкома партии тов. Пальцев, и 536 человек, вчера еще во всем поддерживающих прежних руководителей, дружно в их лице осуждают заклятых врагов социализма. И никто не говорит, что вредительства никакого не было, потому что на стройках Тагила работали преимущественно вчерашние крестьяне да ЗЭКа, не имеющие никакого профессионального опыта. При дефиците инженеров это не могло отрицательно не сказаться на качестве работы. А самое главное, никто не сетует на то, что тагильские школяры видят в каждом, кто носит очки или шляпы, немецкого и японского шпиона и докладывают об этом милиции. И это моральное уродство взрослых и детей возмущает меня больше всего. Но я не могу, как герои писателя Станислава Рыбаса, по воле случая попасть в то время, чтобы что-то объяснить. Да и будут ли меня там слушать, если даже городское учительство (люди-то грамотные) тоже приняло резолюцию, осуждающую врагов народа?

    В заключение добавлю следующее: в 1938 году был по тем же мотивам расстрелян Л.Н. Пальцев. Он был снят с работы 28 марта 1937 года, то есть в один из дней проведения собрания городского партийного актива.

Сын за отца не отвечает?

    "Отец народов", родивший это изречение, оказался глубоко не прав. Именно Булату Окуджаве в течение всей жизни пришлось отвечать за все. "Властитель дум шестидесятых", он оставался им до конца своих дней, потому что люди ждали от него объяснений тому, чего не понимали, или о чем гремели на митингах в перестроечное и постперестроечное время демократы и коммунисты. Продолжается этот спор и сегодня, и магия простых решений, магия сильной руки не отпускает возбужденную толпу. Простым людям, работягам и крестьянам, не до политики. Им бы выжить в экономических реформах и спасти свои семьи от тотального обнищания. Но в сложной цепи вопросов о жизни на концертах и творческих вечерах почему-то люди все время спрашивали Булата Окудажаву о родителях и их трагической судьбе. Казалось бы, почему это их интересует? Наверное потому, что в прошлом они тоже ищут какой-то свой смысл. Вот и в 1994 году, когда поэт во второй раз приезжал в наш город, произошло то же самое. Мне тогда в закулисье удалось пообщаться с маэстро, но мы говорили о литературе, а не о временах ГУЛАГа. Однако в зале дворца УВЗ нашлись те, кто не отказал себе в удовольствии задавать подкожные вопросы. Вы знаете, когда тебя спрашивают: "Часто ли вам досаждают воспоминания прошедших дней?", позабыв совершенно об этике, то удовлетворять такое любопытство неприятно. Но Булат ответил честно и мужественно: "Прошлое, которое идет по пятам .. Я его не забываю, оно меня мучает".

    Тогда еще никто не знал, кроме жены поэта Ольги Арцимович, что по ночам в санатории "Леневка" поэт плакал. Это были слезы памяти о растоптанном детстве и, наверное, о непростой жизни, которая уже стремительно катилась под гору. А может быть, это были воспоминания о первой безгрешной любви к своей однокласснице Леле Шаминой. И еще не давал ему покоя отрывок надписи на стене дома по ул. Карла Маркса, 20 А. Вот как описывает этот случай в статье "Хватило бы улыбок, когда под ребра бьют" известный тагильский журналист Елена Овчинникова (газета "Пульсар", №34, 18 августа 1994 г.): "На стене особняка, утопленного в микрорайоне "хрущевок", висит мемориальная доска, свидетельствующая, что здесь жила семья Шалвы Окуджавы. В доме уже все иначе, вплоть до межкомнатных перегородок. Здесь сейчас размещается страховая кампания "Тагил-медсервис". Здесь много людей и совершенно другие разговоры. Но, безусловно, Окуджава не мог не прийти сюда. Он пришел. И увидел кем-то нанесенную белой краской под мемориальной доской надпись: "а сын его ...". Конец фразы сотрудницы успели к этому моменту соскоблить хирургическими скальпелями". Конец фразы соскоблить можно, нельзя соскоблить факт безобразного глумления.

    В четвертом выпуске альманаха "Голос надежды" (Москва. Булат.2007) на странице 133 под заголовком "Убили моего отца" из материалов расстрельного дела мое внимание привлек использованный в качестве эпиграфа диалог:

    "Вот мне Микоян говорил: "Ты знаешь, какой Окуджава. Это сын старого большевика". А старый большевик тоже был дерьмом, он был уклонистом, национал-уклонистом. Так что, конечно, дерьмо (...) Что Окуджава был расстрелян – это дело Сталина. Разные периоды времени. Окуджава совершил политическую ошибку, а другое время, когда он голову потерял. Это глупо. Видимо, это отложило отпечаток на сына. Так мы же не должны поддерживать в этом сына и укреплять его. А ты (обращаясь к Микояну) готов поддерживать с этой бандурой, гитарой. Так?.. (Н.С.Хрущев. Стенограмма заседания Президиума ЦК КПСС от 25 апреля 1963 г.)". Согласитесь, этот документ говорит о многом – уже 7-8 марта в Свердловском зале Кремля на собрании писателей Никитой Сергеевичем показательно "избиты" Андрей Вознесенский и Василий Аксенов. Но дело не только в этом, но и в том, что мы с вами убеждаемся вновь, что на творческом пути Булата ждут не розы. К тому же "римская империя времени упадка" пока чувствует себя великолепно. Правда, до очередного дворцового переворота, проводимого в форме внеочередного чрезвычайного пленума.

    Вот почему сегодня не стоит удивляться горячности и борзости продажных советских критиков, которые обрушились на Булата за повесть "Будь здоров, школяр!", опубликованную в альманахе "Тарусские страницы". Спас альманах от забвения и уничтожения своим писательским авторитетом Константин Паустовский. Но недотягивала тогда первая книга Булата до показного официального патриотизма.

    И потому нечего удивляться тому, что талантливого автора несколько раз пытались исключить из КПСС и Союза писателей СССР.

    А гримаса судьбы такова, что после расстрельного дела отца возникает дело сына, но не расстрельное, а идеологическое. И вот уже секретарь Московского отделения СП Анатолий Медников вынужден собирать в 1972 году в Доме литераторов пресс-конференцию и отвечать на неудобные вопросы иностранных журналистов. И он уверяет их, что нарекания вызваны не отдельными произведениями поэта, а в гораздо большей степени тем, что издательство "Посев" опубликовало подборку его произведений в переводе и преподнесло им предисловие антисоветского характера, в котором Окуджава характеризуется как противник советской власти. А далее, уже 1 июля, партийное бюро и партийный комитет Союза писателей высказались за исключение Булата Шалвовича из партии и творческого Союза. При этом первый секретарь Союза писателей Сергей Михалков указал, что исключения из Союза происходят крайне редко. Они действительно составляют исключения. Если кто-то считает себя несправедливо исключенным, то всегда остается возможность апелляции. Солженицын не подал такой апелляции. Напротив, он писал так, что было ясно, как мало он ценит членство в Союзе.

    Ну, и на том спасибо т. Михалкову. Но навал на Булата не ослабевает, и его вынуждают опубликовать под давлением обстоятельств в "Литературной газете" следующее заявление: "Критика моих отдельных произведений, касающихся их содержания или литературных качеств, никогда не давала реального повода считать меня политически скомпрометированным, и потому любые печатные поползновения истолковать мое творчество во враждебном для нас духе и приспособить мое имя к интересам, не имеющим ничего общего с литературными, считаю абсолютно несостоятельными. И оставляю таковые целиком на совести их авторов". И "ЛГ" счастлива, и все считают, что Булат сдался. Но он не сдался, он повел себя мудро, как веточка сакуры, прижатая снегом – сначала согнулся под грузом клеветы, а потом резко распрямился. И его заступничество за своих коллег из поэтического цеха не заставило себя ждать:

    Берегите нас, покуда

    можно уберечь.

    Только так не берегите,

    чтоб костьми нам лечь.

    Только так не берегите,

    как борзых – псари,

    только так не берегите,

    как псарей – цари.

    Берегите нас, поэтов,

    от дурацких рук,

    от нелепых приговоров,

    от слепых подруг.

    И еще:

    Поэтов травили, ловили

    на слове, им сети плели,

    куражась, корнали им крылья,

    бывало, и к стенке вели.

    За этими его строфами набатом звучала история. Автор статьи "Путь Булата Окуджавы" И. Игнатьев ("Голос надежды", выпуск пятый, Москва. Булат.2008) так комментирует эту ситуацию: "Советским поэтам не дано было пасть от рук светских дуэлянтов. Они или сами кончали с собою, как Есенин, Маяковский, Цветаева и Паоло Яшвили, или погибали от пули палача, как Николай Гумилев, Павел Васильев, Борис Корнилов, Тициан Табидзе, Перец Маркиш, Давид Гофштейн, Николай Клюев, Сергей Клычков, Даниил Хармс, Владимир Нарбут, либо от голода, как Осип Мандельштам, чтобы перечислить самых выдающихся. В лагерях томились Николай Заболоцкий, Наум Коржавин, Варлам Шаламов. Иосиф Бродский угодил в ссылку, где работал развозчиком навоза, Наталья Горбачевская только недавно была освобождена из психиатрической тюрьмы-больницы". Мне лично к этому добавить нечего, кроме слез, которые наворачиваются на глаза. Слез за нашу литературу советского периода и за нынешнюю, пытающуюся выжить в капиталистическом беспределе. Мы умеем и любить по-русски, и медленно убивать по-русски. Но однажды таланты иссякнут, и духовная нищета превратит нас, не читающих и не думающих, в обычных потребителей пищи.

    Однако, давайте вернемся ближе к нашей основной теме. Иногда сыну за отца приходилось отвечать очень откровенно. Вот, что вспоминает тагильчанин Вячеслав Грузман, встречавшийся с Булатом: "Конечно, я спросил об отце. Булат рассказал:

    – Отец проходил по делу Уральского повстанческого центра. Два коммуниста, посланные на Урал, доложили, что никакого контрреволюционного центра нет. Но Молотов проигнорировал эту докладную, и отца расстреляли в Свердловске.

    – Если бы он остался жив, – добавил Булат, – то тоже, как и другие, по горло вымазался бы в крови. Некоторые друзья пытаются оправдать своих расстрелянных отцов: мол, они были бы не такие, как их палачи. Такие. Система других не выращивала".

    Можно возмутиться жесткой оценкой Булата. Но ведь это было сказано в 1964 году, в первый приезд поэта в Нижний Тагил, то есть тогда, когда он, возможно, уже познакомился с делом своего отца. Примерно то же самое, но без особых подробностей, говорит Булат и во дворце УВЗ после концерта. Смысл его ответа выглядит так: они, родители, построили тоталитарную систему и от нее погибли, и потому сами повинны в своей участи. Безусловно, к таким выводам Булат шел долго и мучительно, но он не мог идти против правды. И еще, он не мог быть не великодушным, но душа его, ограненная жестокими испытаниями, допускала к себе не каждого. Отсюда обманчивое впечатление о его внешней холодности и высокомерии, отсюда некоторая дистанцированность в общении. Но кто сказал, что на вершину подниматься легко? А если вы к этому не готовы?

    Никому не пожелаешь такой судьбы, чтоб он всю жизнь отвечал за своего отца. Но Булат Окуджава ответил и книгами, и достоинством, и глубокой порядочностью.

Как рождаются поэты?

    Мой друг Дмитрий Ватажников, отвечая на вопрос, как он начал писать стихи, поведал вот такую давнюю историю. Однажды весной во двор ворвался штормовой вихрь и сорвал с березы скворечник. Бедные птенцы, не умевшие летать, погибли. Не вставший еще на крыло мальчик проплакал весь день, а вечером к нему начали приходить первые строки. Когда я думаю об одиннадцатилетнем Булате, мне кажется, что арест его отца 16 февраля 1937 года, а затем и матери прошлись по его душе, как радиация по Чернобылю. Она сначала оглушила его, а позже пробудила восприимчивость к любой беде, которая и стала его главной музой. К сожалению, в России поэзия к человеку приходит через большую боль, которая исходит не только от самого события, но и от последствий, сопровождающих его. Помните роман Бориса Васильева "Завтра была война" и судьбу Вики Люберецкой? Там даже отец из органов возвращается домой, да только дочери его, чистой и честной, уже нет в живых.

    А Булат уже на следующий день после ареста отца понял, что он не такой, как все. В Нижнем Тагиле еще живы дети репрессированных родителей. Спросите у них, как они себя чувствовали в роли изгоев? Вот что вспоминает об этом в статье "Памяти новогодней елки 1936 года" ("Голос надежды", Москва, 2007 г.) одноклассник Булата Михаил Меринов: "И вот что мне врезалось в память. В тот день Булат пришел в школу и проучился весь день. Но вел он себя по-особому. Отличие было не резким, но это был другой Булат. И Юрка, который с ним дружил, как-то, вроде, от него отошел.

    В нашем районе жила еврейская семья Глазоминских – довольно скромная, не из богатых, и очень хорошая. С Оськой Глазоминским я с детского сада дружил. И в школу мы пошли вместе с ним. Это был простой парень, добрый и правильный. У него никогда не было врагов. Если кто-то к нему придирается – он повернется, отойдет – и все. Такой разумный и славный. Потом он погиб на фронте.

    Так вот, в этот день Бунат ушел с Осей Глазоминским, это я хорошо помню. Потом я пытался понять: почему же – Ося? Видимо, Булат как-то почувствовал, что рядом с ним можно быть.

    Мы вышли из школы и пошли по направлению к тогдашнему центру города. Я, Юрка Самойлов и – не помню, кто третий – шли впереди. Булат с Оськой шли медленно, нас не догоняли, мы тоже от них не убегали.

    И вдруг Юрка заорал мне:

    – У тебя спички есть?!

    Я говорю:

    – Нету.

    – Ну, ничего, – кричит. – Спички есть, табак найдется, – повернулся и закончил: – Без троцкистов обойдется".

    Прочитав этот отрывок, я надолго задумался о нравственной слепоте и жестокости детства и о том, как по-сталински тогда калечили детей. Как видим, быть изгоем среди ровесников невыносимо трудно. Булат им был до 1956 года, пока не реабилитировали его отца. Может быть, поэтому и его отношения с нашим городом складывались не просто. Он пытался приехать к нам в 1962 году, но не получилось. А в 1964-м удалось благодаря активности комсомольцев УВЗ, которые послали поэту приглашение. В первый свой приезд Булат выступил с концертом во дворце вагоностроителей и в редакции газеты "Тагильский рабочий". Вторая встреча состоялась спустя тридцать лет, в 1994-м году. Она довольно широко освещалась в местных СМИ. Писал об этом и лично встречался с маэстро и ваш покорный слуга. Тагильчане могли прочитать мои материалы "Вот такая история", "Как не просто возвращаться в прежние места" в газете "За прогресс" №28 за 04.08.94 г. и №30 за 11.08.94 г., а "Булат – всегда Булат" в № 9 за 08.05.08 г. в газете "Тагилка". Вот тут бы и надо финишировать, но есть еще сопроводительная записка к ответу главы города В.П. Исаевой председателю Городской Думы Г.Е. Упорову о возможном присвоении одной из новых улиц Нижнего Тагила имени замечательного поэта Б.Ш. Окуджавы. Об одной неточности в ней мы уже подробно рассказали в первой части нашего очерка, но есть и другие.

    Например, не мог Булат вспоминать печку в старом здании и периодически выключающийся свет в школе №32, так как она была только что построена, и в нее он пришел из пятой школы, которая располагалась в старом здании музучилища. Скорее всего, речь идет о начальной 40-й школе на Вагонке, которая располагалась в двухэтажном бараке и находилась за нынешним Муниципальным молодежным театром, а позже переехала в техническое училище и влилась затем, по свидетельству некоторых ветеранов-учителей, в состав 70-й школы. Правда, работники городского архива пока не нашли ни одного приказа в связи с этим событием, но не могла же целая школа исчезнуть бесследно?

    В своем романе "Упраздненный театр" Б. Окуджава описал подробно бревенчатую сороковую школу и романтическую историю своей первой любви к однокласснице Леле Шаминой, с которой встретился спустя шестьдесят лет. Ольга Николаевна Шамина (Мелещенко) до сих пор проживает в Челябинске. Ей уже 86 лет, и дай Бог ей здоровья. А романтическая история из их детства продолжалась в форме писем вплоть до ухода Булата.

    Вообще, любовь и влюбленности – особая часть биографии поэта и достаточно интересная, но это отдельная тема, к которой я, возможно, еще приду, а пока, по законам кольцевой композиции, мы снова вернемся в школу №32, но уже в 2010 году. Цель моего визита носила многоплановый характер: во-первых, обнаружить какие-либо материалы по биографии Булата, если таковые есть; во-вторых, предложить руководству поддержать инициативу литературной студии "Ступени" по присвоению одной из улиц города имени поэта. А тут, в ходе подготовки к 65-летию Победы, у самих педагогов появилась идея изготовить мемориальную доску с изображением Б.Ш. Окуджавы и закрепить ее на здании учебного заведения. Все-таки 9 мая у поэта день рождения, и он к тому же участник Вешкой Отечественной войны. Мне, разумеется, это желание очень понравилось, и я даже вел переговоры со скульптором Олегом Подольским, чтобы он выступи в роли консультанта. Но чуть позже директорский совет проголосовал против собственной идеи. Безусловно, это его право, но есть еще и право тагильчан, которые, проходя по улице Карла Маркса, МОГЛИ бы, глядя на доску, вспомнить о великом поэте. Скорее, это бы не подорвало имидж тридцать второй, а наоборот. Однако сетовать было некогда, и мы решили сделать то же самое в другом месте.

    Кое-какие разговоры и воспоминания ветеранов давали основание предположить, что нынешняя 9-я школа и есть правопреемница 40-й. Директор Е.Г. Соколова буквально загорелась этим проектом и начала уточнять все факты и детали через музей Уралвагонзазода, но, увы, оказалось, что в силу разных обстоятельств нас дезориентировали. Разочарованию не было конца. Вот тогда мы вышли на директора 70-й школы Г.А. Маклакову, с которой до сих пор и ищем следы 40-й. И деньги уже кое-какие накопили, да что-то с документами не получается. Впереди у нас День учителя, впереди 19 октября – День Пушкинского лицея, чем не повод для открытия мемориальной доски Б.Ш. Окуджавы? В посланиях его к своим друзьям в нашем городе он всегда писал: "Дорогие тагильчане!", "Дорогие земляки!". Но если мы земляки, если мы помним о том, что семейное гнездо семьи Окуджавы было сорвано исторически вихрем с древа жизни, а потом под впечатлением этой беды родился замечательный русский поэт, то только от нас самих зависит память о нем.

    Время начала XXI века очень сложное и весьма жестокое. Оно упростило нравственные императивы общества до рационально-выгодного, аморального, с ориентирами на собственный эгоизм человека. Многое, что называлось совестью, верой, кодексом чести, истиной, превратилось в серую пыль. Она, эта пыль, засыпает своей серостью все настоящее. И я задаю себе вопрос: "А кого с базара понесут наши дети – Пушкина, Толстого, Достоевского, Пастернака, Ахматову, Окуджаву или продукты окололитературного суррогата"? Если такая беда с нами случится, если от великой русской культуры останутся ножки да рожки, а кто-то у нас в России этого очень хочет, то мы перестанем быть великим народом. "Лишь тот, кто мыслит, тот народ. Все остальное – населенье". Это слова не мои. Это слова Евгения Евтушенко, которому в интуиции настоящего и будущего не откажешь.

Василий ОВСЕПЬЯН, член Союза писателей России,

    Коллаж из газет - "Голос надежды". Москва.

    На снимке: Булат с родителями.

    Литература: Газета "Тагилка" от 15.07.2010. №14(98); от 29.07.2010. №15(99); от 09.09.2010. №16(100).

Это было давно

    А если точнее, то в 1964 году, когда прекрасный российский поэт, а по совместительству наш земляк Булат Окуджава впервые посетил Нижний Тагил спустя 27 лет после ареста и расстрела его отца Ш. С. Окуджава, бывшего парторга ЦК ВКП (б) и первого секретаря горкома этой же партии. Тогда визит уже известного барда проходил полулегально, и слух о том, что он будет петь свои песни в редакции газеты "Тагильский рабочий", быстро передавался из уст в уста представителями творческой интеллигенции.

Булат ОкуджаваБулат Окуджава

Булат Окуджава

Булат Окуджава    На той знаменательной встрече присутствовал и молодой фотолюбитель И.Т. Коверда. Позже его фотографии вошли в сборники альманахов "Голос надежды", но часть снимков осела в домашнем архиве. Недавно Иван Трофимович показал мне несколько из них, и я попросил его поделиться этим богатством с читателями нашей газеты.

    Уважаемые друзья, вы видите перед собой три фотоснимка 1964 года, которые позволяют взглянуть на Булата, когда ему немногим за тридцать. Смотрите, какая динамика движений, какой внутренний порыв, какие глаза, какая цельность личности и целеустремленность. Можно было предполагать, что он станет одним из лучших поэтов страны, раз уже тогда был талантливым автором. Но кто тогда знал, что этот молодой человек своим творчеством достойно завершит (и это уже на закате 20-го столетия) серебряный век русской поэзии, что он будет авторитетным кумиром нескольких поколений.

    Думаю, научившись преодолевать собственную душевную боль в отрочестве, он не мог от нее избавиться всю жизнь. И она вылилась в сочувствие к людям через его гениальные строки. К сожалению, печальная роль Нижнего Тагила в жизни самого поэта и его родных неоспорима. Но Булат боролся с собой, пытался преодолеть свое предубеждение к нашему городу и собирался к нам приехать в третий раз после своего второго визита в 1994 году. Жаль, очень жаль, что этого не случилось. Через три года маэстро умер в Париже. Мы вновь опоздали сделать что-то главное для него. Извиниться что ли? Появление улицы его имени на Муринских прудах хоть в чем-то оправдывает нас.

Василий ОВСЕПЬЯН.

    Литература: Газета "Тагилка" от 02.12.2010. №22(106).

Шалва, Ашхен и Булат

    Вышла в свет книга Василия Овсепьяна "Булат Окуджава: "Прошлое, которое идет по пятам...".

    Интервью с автором, известным тагильским поэтом и публицистом В. А. Овсепьяном.

    - Как возник замысел такого рода произведения?

    Как такового, замысла, пожалуй, и не было. Была попытка рассказать об этой семье, добыть какие-то архивные документы, которые бы расширили наше представление о трагической судьбе родителей Булата – Шалве Степановиче Окуджаве и Ашхен Степановне Налбандян. Тем более что часть жизни всех троих была связана с Нижним Тагилом.

Василий Овсепьян. Булат Окуджава. "Прошлое, которое идет по пятам"

Василий Овсепьян. Булат Окуджава. "Прошлое, которое идет по пятам"

    Непросто было получить доступ в архив, даже имея на руках корочки члена двух творческих российских союзов – писателей и журналистов. В определенной степени помогло письмо от музея "Горнозаводского Урала" в управление, курирующее все музеи Свердловской области. Поддержку также оказал работавший тогда в областном правительстве бывший тагильчанин Борис Абрамович Кортин. В итоге я получил доступ к двум архивам – общественных организаций и административных органов Свердловской области. В первом удалось выяснить, что Ашхен Степановна в свое время была секретарем парторганизации заводоуправления Уралвагонстроя и секретарем Сталинского РК ВКП(б), что позже, возможно, в какой-то степени помогло ее сыну Булату избежать больших бед. Здесь же добыл протоколы партийных пленумов и общих собраний, где обсуждалась самая популярная в 1937-м году тема вредительства. Напомню, что Шалва Окуджава был парторгом ЦК ВКП(б) Уралвагонстроя, а потом – первым секретарем Нижнетагильского горкома партии, и сам стал жертвой этого молоха.

    В архиве административных органов удалось получить протоколы его допросов, которых оказалось пять, в то время, как ранее было известно только о четырех. Не было также раньше точно известно, когда проходила очная ставка Ш.С. Окуджавы с бывшим начальником Уралвагонстроя Л.Я. Марьясиным.

    Практически вопрос об уничтожении 50 политически активных деятелей Свердловской области был решен 1 апреля 1937 года в Москве, когда "особая тройка" в составе Сталина, Молотова и Кагановича подписала этот расстрельный список, закамуфлированный под обозначением "первая категория". На 27-м "почетном" месте в нем значится Шалва Окуджава. Было непонятно, почему же его допрашивали вплоть до августа того же года. Знакомясь с протоколами допросов, я не увидел, чтобы на подследственного оказывалось особо мощное давление, они мне показались даже мягкими, если так можно выразиться. Думаю, следствию нужно было создать иллюзию справедливого пролетарского суда над Шалвой Окуджавой, который, кстати, подписывая протоколы, на все вопросы отвечал отрицательно.

    Видимо, нужно было плотно поработать с третьими лицами, показания которых хоть как-то можно было притянуть к обвинению во вредительстве. Но эти материалы находятся во втором томе, который до сих пор засекречен. И вместо 180 листов текста, которые я заказал в архиве, для работы мне выдали только 64: приехали люди с улицы Вайнера и запретили ксерокопировать более 100 страниц. В том числе справку, подтверждающую, что Ш.С. Окуджава был расстрелян 4 августа 1937 года, до этого в ходу была ложная версия, что он умер от болезни в 1938-м году. Подробнее об этом можно прочесть в моей книге, как и о выдуманном Уральском повстанческом центре, куда якобы входили Пятаков и Окуджава.

    Тот факт, что был наложен запрет на раскрытие большей части сведений по делу Окуджавы, меня, честно признаться, огорчил. Получается, что мы до сих пор живем в тоталитарном государстве? Надо не забывать уроки собственной истории, создавать атмосферу открытости в обществе – собственно, и эти соображения тоже двигали мной при написании очерка.

Вероника ЧЕРНЯВСКАЯ.

    Литература: Газета "Тагилка" от 18.11.2010. №21(105).

Уточняя факты

    Термин "Окуджавоведение" получил свое право на существование. Сегодня исследователи творчества Булата употребляют его довольно часто. Все потому, что интерес к жизни и биографии одного из "знаменитой четверки" шестидесятников не ослабевает, а скорее – наоборот. 21-й век не стоит на месте. Часто выходят книги, в которых, к сожалению, допускаются неточности, а иногда и ошибки, требующие исправления. Вот почему в моей статье речь пойдет об изданиях, вышедших не так давно и требующих некоторых корректировок.

    В связи с 285-летием со дня основания Нижнего Тагила (неважно, что он в начале назывался поселком), а было это в 2007-м году, увидела свет книга "В ответе за город", рассказывающая о его руководителях советской и постсоветской эпохи. Нас в ней интересует только одна глава – "Окуджава Шалва Степанович". Дело в том, что еще 16 февраля 1937 года вышло постановление бюро Свердловского обкома ВКП(б) "О секретаре Тагильского горкома ВКП(б)". Поскольку оно не объемное, то его следует процитировать:

    "Освободить Окуджава Ш.С. от работы первого секретаря Тагильского горкома ВКП(б) в связи с переходом на другую работу. Рекомендовать первым секретарем Тагильского горкома Пальцева Л.Н., освободив его от работы второго секретаря и зав. отделом парткадров".

Булат с мамой. Москва, 1978 г.

Булат с мамой. Москва, 1978 г.

    Но вот что любопытно, бюро обкома еще не называет Окуджаву Ш.С. (отца Булата) "врагом народа", так как он арестован всего несколько часов назад. А вот уже 14 марта Пленум обкома партии исключает из своего состава Окуджаву, как "врага народа", а еще месяцем раньше Пленум Тагильского горкома принял постановление, в первом пункте которого было записано: "Исключить Окуджаву как троцкиста-двурушника из членов ВКП(б)". Из этого следует, что наши земляки подвели черту под судьбой Ш.С. Окуджавы гораздо раньше, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Они в своем классовом рвении сделали это даже раньше В.М. Молотова, который, выступая на Пленуме ЦК ВКП(б) 28 февраля того же года, особое внимание уделил тагильской городской парторганизации и Уралвагонстрою, в частности. Причем, никто из большевиков ни в чем не сомневался, хотя вина Ш.С. Окуджавы не была доказана ни одним следователем.

    В публикации книги "В ответе за город" использованы данные, приведенные в очерке С.Д. Алексеева "Окуджава Шалва Степанович" из документального исследования "37-й на Урале" (Средне-Уральское книжное издательство, 1990 г.). Беда только в том, что составители тагильской версии статью об Окуджаве предварили такими датами: "25 января 1935 – январь 1937",таким образом сняв его с должности секретаря горкома на месяц раньше, хотя 16 февраля 1937 года у него был последний рабочий день. А в следующей главе "Пальцев Леонид Николаевич" они вывели последнего на работу во главе городской Тагильской партийной организации с января по март 1937 года, что тоже, по изложенным выше причинам, не совсем верно.

    Мы понимаем, что речь идет, вроде, о мелочах, но это далеко не мелочи. И Ш.С. Окуджава, и Л.Н. Пальцев отвечали полностью за социально-политическую обстановку в городе и подписывали множество важных текущих документов. И то, что это были за решения и документы, ярко характеризует их как политических руководителей. Казалось бы, речь идет всего о небольшом отрезке времени, но Окуджава сам бы не отказался от ответственности, которую нес, а Пальцев не стал бы пристегивать его к своей биографии, так как это было опасно. Обстановка была жесткой и обостренной, и головы летели с плеч по всей стране.

    Вторая книга, о которой пойдет речь, была написана и издана в 2008 году Владимиром Кашиным, она называется "На службе у государства". Это расширенный рассказ, насыщенный конкретными фактами и очерками о людях, обеспечивавших безопасность Нижнего Тагила в 1918 -1960 годы. Книга интересная, достаточно любопытная и ценная.

    Мы коснемся только одной ее главы, а именно: "Вагонстрой. Окуджава и другие". Вот что мы читаем на странице 184-й этого научно-исторического документального труда: "Булат родился в Москве в семье партийных работников (отец – грузин, мать – армянка). В начале 30-х годов приехал вслед за родителями в Нижний Тагил, куда его отец был послан секретарем ЦК ВКП(б) на Уралвагонстрой, а затем избран первым секретарем Нижнетагильского горкома партии, а мать – секретарем райкома. В 37- м родителей арестовали: отца расстреляли, а мать умерла в Красноярской ссылке через 17 лет, так и не увидев сына".

    Здесь же ниже читаем следующее: "В жестоких боях под Моздоком, где наши войска встали последним рубежом на Тереке, не пропустив захватчиков к нефтяным вышкам Грозного, Булат был ранен. После излечения молодой солдат воевал до Победы". Первое в данном случае соответствует действительности, а второе – совсем нет. В 1944 году Булат был демобилизован по состоянию здоровья и встретил День Победы 9 Мая 1945 года (в свой день рождения) вполне гражданским человеком. Но эта неточность не особенно меня расстроила. Другое дело ошибки, допущенные в рассказе о матери. Ашхен Степановна Налбандян не умерла в Красноярской ссылке. Да и была это не ссылка, а полноценное лагерное заключение. Она вышла оттуда в 1947 году, и ее тут же отправили на поселение в Казахстан. Полное освобождение наступило только в 1954 году. 5 ноября этого же года ее восстановили в партии, а 28 февраля 1955 года реабилитировали. Именно в этом году она ищет следы своего мужа, и органы выдают ей фальшивые медицинские и прочие справки. Именно к этим временам, накануне 20 съезда КПСС, решительно осудившего сталинский террор и культ личности, относится ее борьба за реабилитацию Ш.С. Окуджавы. А с сыном Булатом они, конечно, увиделись, и она искренне гордилась его поэтическими успехами. Вот их фото, относящееся к 1978 году. А еще есть письма А.С. Налбандян, хранящиеся в музее Уралвагонзавода. Она довольно доверительно общалась с научными сотрудниками музея и особенно с Н.Ф. Борщ. Последнюю телеграмму с поздравлениями по случаю 45-летия УВЗ Нина Федоровна получила в октябре 1981 года. Обо всем этом можно прочитать в книге "Голос надежды" (Москва. 2007 г.). Здесь же, на страницах со 163-й по 173-ю, опубликованы письма Ашхен Степановны, адресованные тагильчанам.

    Все, о чем я рассказал, не попытка кого-то поймать за руку и в чем-то обвинить. Время зачастую сильнее нас. Оно способно все запутать так, что разобраться порой невозможно. Иногда ему помогают конкретные люди, и это прискорбно. В любом случае, для всех нас, кто еще жив и кого уже нет, важны точность и достоверность фактов. Это наш путь к правде. Поэтому, когда речь идет об истории, то ко всему нужно относиться с философским спокойствием.

Василий ОВСЕПЬЯН, член Союза писателей России.

    Литература: Газета "Тагильский вариант" от 13.01.2011, №1 (2).

Булат Окуджава

    Трагическая история семьи Булата Окуджавы тесно связана с Нижним Тагилом и Уралвагонзаводом. Отец поэта Шалва Степанович в 1932 году был направлен парторгом на строительство Уралвагонстроя. В 1935-м он избирается первым секретарем Нижнетагильского горкома и вместе с женой, тещей и сыновьями Булатом и Виктором переезжает в Нижний Тагил. В 1937 году был арестован и расстрелян по решению военной коллеги за участие в преступной контрреволюционной организации, готовившей покушение на С.М. Кирова. Реабилитирован 28 апреля 1956 года. Сам Булат Окуджава дважды приезжал в наш город по приглашению уралвагонзаводцев – в 1964 и 1994 годах.

    Сегодня на доме по адресу: улица Карла Маркса, 20а, где жила семья поэта, висит мемориальная доска. Еще один барельеф расположен на здании школы № 32, где в 1936-1937 годах учился Булат Окуджава. В этой школе также есть мемориальный список ее бывших учеников, участников Великой Отечественной войны, в число которых по праву внесен и Булат Окуджава. В 2010 году глава Нижнего Тагила Валентина Исаева подписала постановление о присвоении новой улице, расположенной в микрорайоне жилого района "Муринские пруды" и протянувшейся от ул. Удовенко до ул. Муринской, имени Булата Окуджавы. В городе активно ведется работа по созданию литературно-музейного центра "Дом Окуджавы", который планируется открыть 9 мая 2017 года – в день рождения поэта. Интересные экспонаты хранятся в экспозиции Выставочного комплекса Уралвагонзавода. В середине прошлого века сотрудница заводского музея Нонна Борщ вела переписку с матерью Булата Окуджавы Ашхен Налбандян, которая передала ей копии многих документов и семейных фотографий. В музее УВЗ создан персональный комплекс семьи Окуджавы, также здесь представлены книги с дарственной надписью и личным автографом поэта.

    Литература: Газета "Машиностроитель" от 01.04.2016, №12.

Главная страница