Писатель Тагильского края

    6 ноября, как всегда, отмечается день рождения выдающегося русского писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка, жизнь и творчество которого теснейшим образом связаны с Уралом.

    Для нас, его земляков, это имя особенно близко и дорого, поскольку он был и остается, прежде всего, писателем нашего Тагильского края. В состав этого края в XIX - начале XX веков входила обширная территория притагильской части Среднего Урала и Причусовья, в котором находился Нижнетагильский горнозаводской округ Демидовых. В одном из поселков этого округа - Висимо-Шайтанском заводе (ныне поселок Висим) - в 1852 году родился будущий писатель.

    Постоянное пребывание Мамина-Сибиряка на территории Тагильского края (в Висиме, Нижней Салде и Нижнем Тагиле) продолжалось 15 лет. Это составляло около половины (48%) всего времени, проведенного писателем на Урале. К этим годам необходимо добавить месяцы приездов Дмитрия Мамина в родные места на время каникул, когда он совершал свои охотничьи странствия по окрестностям Висима. Походы оставили неизгладимый след в душе Дмитрия. Находясь в 1870-1877 годах в далеком Петербурге, он вспоминал о "прекрасной и суровой уральской природе", о дремучих северных лесах, о величественных скалах и быстрых горных реках. Вернувшись в 1878 году на Урал, он вновь увидел все это, а потом описал в своих так называемых "уральских" произведениях.

    В трудах писателя отразились впечатления и от встреч с самыми различными людьми, с которыми он познакомился на тагильской земле. Там зарождались замыслы, реализованные в многочисленных очерках, повестях и романах, которые по праву можно назвать произведениями "тагильского" цикла. Это "На рубежах Азии", "Старатели", "Сестры", "На шихане", "На золотом прииске", "Первые студенты", "Лес", "В камнях", "Бойцы", "Золотуха", "Горное гнездо" и многие другие.

    Определить их принадлежность помогает знание особенностей самобытного таланта Мамина-Сибиряка, его художественного метода, в котором органично сочетались две "ипостаси" - журналиста, отличавшегося острой наблюдательностью, быстрой реакцией публициста, с мастерством писателя, способного воплотить мимолетные впечатления и наблюдения в яркие художественные образы. Отсюда шло характерное для произведений Д. Н. Мамина-Сибиряка (особенно раннего периода) стремление к точности фактов в изображении событий, как правило, взятых из реальной жизни, хронологических и топографических описаний отдельных объектов (хотя и с измененными названиями). Отмеченные особенности во многом помогают в идентификации произведений Мамина-Сибиряка, в том числе и тех, которые относятся к "тагильским". По нашим данным, таких произведений в период с 1878 по 1885 годы было свыше 80%.

    Положение изменилось в 1886 году в связи с расширением географического ореола маршрутов путешествий Дмитрия Наркисовича. С 1886 года, кроме Среднего Урала, он все чаще начинает ездить на Южный и Северный Урал, а также в Прикамье и Зауралье, и это, естественно, не могло не привести и к расширению тематики его произведений.

    Тем не менее, Тагильский край в эти годы продолжает в значительной мере сохранять свою роль важнейшего источника творческих замыслов писателя. Во многом это было связано с формированием у Мамина-Сибиряка во второй половине 80-х - начале 90-х годов XIX века нового "глубинного" метода, когда, по его словам, перед ним "за внешней формой стало выступать глубокое внутреннее содержание, обусловленное историей Урала, его разнообразными этнографическими элементами, особенно богатыми экономическими условиями". Конечно, далеко не случайно этот новый метод был впервые использован в 1887 году при написании романа "Три конца", действие которого происходило на Висимо-Шайтанском ("Ключевском") заводе Нижнетагильского горного округа. В романе, названном современниками "летописью уральской жизни", Мамин-Сибиряк через судьбы отдельных семей своих висимских земляков показал не только жизнь и быт трудового населения типичного заводского поселка, но и нарисовал широкую и правдивую картину положения горнозаводского Урала на рубеже двух эпох - старой крепостнической и новой капиталистической.

    В таком же "ключе" выявления глобальных процессов и, прежде всего, развития новых капиталистических отношений, влияющих на судьбы героев его произведений, были написаны повести и рассказы "тагильского" цикла конца 80-х - начала 90-х годов XIX века. Это рассказы и повести - "Дикое счастье", "Самородок", "Морок", "Савка", "Вольный человек Яшка", "Платина", а также статьи - "Кризис уральской горнозаводской промышленности", "Платиновый кризис" и другие. В них он ставил вопросы большой социально-экономической значимости: о роли реформ 60-х-70-х годов XIX века, о судьбах горнозаводской промышленности Урала и связанного с ней населения.

    В своих художественных и публицистических произведениях Мамин-Сибиряк постоянно подчеркивал значимость и типичность Нижнетагильского округа как своего рода ""арены", на которую силой обстоятельств была выдвинута целая серия самых жгучих вопросов современности".

    Характерно, что "тагильский" цикл произведений был продолжен Маминым-Сибиряком и после его отъезда с Урала в Петербург. В 90-е годы Дмитрий Наркисович использовал в своих произведениях материал, который был собран еще на Урале ("Братья Гордеевы", рассказы, вошедшие в сборник "В глуши", и другие). Тагильский "след" еще виден в романе "Хлеб" и в исторической повести "Охонины брови". Позже "тагильские" произведения появляются всё реже и реже, в основном, в литературе для детей ("Аленушкины сказки", "Кормилец", "Серая шейка", "Приемыш", "Дедушкино золото" и другие). Крупных вещей об Урале он уже в эти годы не писал. Однако память о "малой родине" не исчезает - она присутствует в отдельных уральских сюжетах и персонажах. Последний рассказ "Сороковник", где, в известной мере, отразилась "тагильская" тематика, был написан Д. Н. Маминым-Сибиряком в 1910 году.

    Но и находясь вдали от Урала, Д. Н. Мамин-Сибиряк сохранил крепкие, неразрывные связи с ней. Он продолжал жить интересами уральцев. По-прежнему переживал все их беды, радовался успехам, в том числе верил в будущность уральской металлургии, когда Тагил станет "новым Берингемом и при содействии других уральских заводов вступит в промышленную борьбу на всемирном рынке с английскими и американскими заводами"...и тосковал об Урале и уральцах.

    Привязанность к Уралу, уральской природе с особой, щемящей сердце силой переданы в очерках "Из далекого прошлого". "Когда мне делается грустно, - писал в Петербурге уже далеко не молодой и больной писатель, - я уношусь мыслью в родные зеленые горы. Мне кажется, что небо там выше и яснее и люди такие добрые. И я сам делаюсь лучше"... К этим словам трудно что-либо добавить. Их мог написать только человек, любящий Урал беззаветной, сыновней любовью - писатель Тагильского края - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.

Т. ГУСЬКОВА.

Литература: Газета "Тагилка" от 03.12.2009. №24(82).

Матвеев луг

    Все знают Мамина-Сибиряка - писателя, автора романов "Горное гнездо" и "Приваловские миллионы", повести "Хлеб" и других художественных произведений. Значительно меньше он известен современному читателю как историк и краевед.

Портрет молодого Д.Н. Мамина-Сибиряка работы художника М. Дистергефта

Портрет молодого Д.Н. Мамина-Сибиряка работы художника М. Дистергефта

    Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк однажды сказал: "Матвеев луг в моих детских воспоминаниях играет большую роль, потому что на нем мы проводили много веселых юных дней. Купались, ловили рыбу и просто сидели около весело горевшего огонька..." Луг этот находится на реке Утке, близ Висима, и может быть отнесен к местам, которые, по замечанию К.Г. Паустовского, действуют на сердце с неотразимой силой, они благостны и успокоительны, в них есть нечто священное.

    Так уж получилось, что с малых лет судьба подарила Дмитрию Наркисовичу теплую искреннюю дружбу с дьячком Висимской церкви Николаем Матвеевичем Дюковым, человеком на редкость широкой души и с хорошо развитым чувством природы. Именно Дюков первый ввел Дмитрия Мамина в мир удивительной природы, рассказал о биологических особенностях цветов, деревьев и прочих растений, научил рыбалке и умению ходить по лесу. С Матвеева луга Мамин стал приобщаться и к охоте – занятию, которое он осудит в поздние закатные годы, однако до конца дней своих в душе все же останется охотником. Николай Матвеевич был для него не только наставник по охоте, но еще и "неиссякаемый источник всевозможных знаний, каких нельзя добыть ни из одной умной книжки".

    Источниками разных знаний, помимо Дюкова, были кучер Яков, кухарка Агафья и няня, служившие семье Маминых много лет подряд. Да и сами родители обладали немалыми знаниями истории православной церкви, русского раскола, хорошо знали заводскую жизнь своего времени. По отзывам самого писателя, его отец Наркис Матвеевич Мамин, заводской священник, высоко ценил русскую классическую литературу и "таким чистым сердцем" любил науку и людей науки. Видимо, такое "чистое сердце" заставляло его, представителя православия, быть еще и веротерпимым человеком по отношению к старообрядцам, населявшим Висим и его окрестности.

    Вероятно, генетически все лучшие свойства натуры отца передались по наследству Дмитрию Наркисовичу, особенно любовь к отчему краю. Читаем строки из его письма к брату Владимиру: "Родина – наша вторая мать, а такая родина, как Урал, - тем паче. Припомни "братца Антея" и родных богатырей, которые, падая на сырую землю, получали удесятеренную силу. Время людей-космополитов миновало, нужно быть просто человеком, который не забывает своей семьи, любит свою родину и работает для своего отечества".

Макет "Панорама старого Висима" из экспозиции музея писателя в Висиме

Макет "Панорама старого Висима" из экспозиции музея писателя в Висиме

    А вот слова, которые он адресует сестре Елизавете: "Уж, действительно, строили русские люди свои храмы божий из последнего. Только село Боголюбове, где жил Андрей Боголюбский (Лиза, загляни в русскую историю относительно сего великого князя владимирского)... Мысль уносится невольно в далёкое прошлое, во времена удельно-вечевого уклада и татарского ига (Лиза, еще раз загляни в русскую историю, ибо она поучительна," – настойчиво напоминает он сестре). Так что два эти свойства – любовь к родине и стремление познать ее историю – у Мамина тесно были связаны и являлись той питательной средой, от которой он "жить пошел".

    В ранних своих краеведческих поисках Дмитрии Наркисович опирается на помощь отца, просит его сообщать наиболее интересные факты из раскольничьего быта: "жизнь в скитах, сводные браки, взгляды на семейную и общественную жизнь со стороны раскольников, их предания, суеверия, приметы, заговоры, стихи, правила и т.п.". Особенный интерес проявляет Мамин-Сибиряк к документам из демидовского архива, где и доныне хранится множество сведений об истории заводской техники, золотоискательстве, социально-экономических отношениях, о сыске беглых и т.п.

    Матвеев луг делает своё дело – заставляет Мамина развивать краеведческие поиски. Наступает время, когда он уже не может оставаться наедине с накопленным материалом и начинает писать, чтобы "бросить искру света в окружающую тьму". Один из первых очерков – "Отрезанный ломоть" отличается автобиографичностью и подлинностью описываемых в нем событий. Далее следуют "Тайны зеленого леса", "Старцы", "В горах", где ведется повествование о скитах, старцах и начетчицах, населявших окрестные леса Висима, Веселые горы и другие пустынные места Нижнетагильского горного округа.

    После поездок по Уралу в газете "Русские ведомости и других изданиях в 1881 году появляются статьи краеведческого характера "От Урала до Москвы , в подзаголовке именуемые путевыми заметками. Серия эта замечательна наличием в ней превосходно написанных очерков. Один под названием "Тагил" касается истории Нижнетагильского округа и таких ее аспектов, как развитие горнозаводского дела, предприимчивости и деловитости первых заводчиков Демидовых, открытие железных и медных руд, заселение округа выходцами из Московской, Тульской, Рязанской, Казанской губерний, Малороссии и других мест России. В сжатой и динамичной форме ведется рассказ о роли и распространении раскола на Урале, о действии уставной грамоты и т.д.

    Почти в каждой строчке написанного им в эти годы жадный интерес к истории, который автор объясняет так: "В каждом деле, прежде всего, известная почва под ногами... Скажу про себя – я только и свет увидел, когда стал заниматься историей".

    В Екатеринбурге Дмитрий Наркисович полностью отдается изучению прошлого, археологии и этнографии, совершает поездки по Каме, посещает Чердынь в Пермской губернии, его внимание приковано ко многим историческим местам и памятникам. В Ныробе он осматривает яму, где во времена правления Бориса Годунова содержали опального боярина Михаила Никитича Романова. Неподалеку от Ныроба на берегах реки Колвы обследует известную на Урале Дивью пещеру, о которой еще в 1772 году знаменитый путешественник Н.П. Рычков сказал: "Сколько известно нам пещер, то ни в одной из них не видно, чтоб натура столь щедро источила в них редкости творения своего". Добавим, что в ней имеется 31 грот на двух этажах, длина которых 1300 метров, пещера славится сталагмитами, бахромистыми натеками и углублениями в виде крохотных озер...

    В рассуждении о Чердыни Дмитрий Наркисович делает ссылку на В.И. Даля о том, что "здесь живет еще старина русская, как при царях, речь напоминает здесь Киршу Данилова и Посошкова..." Недавно стало известно, что мастеровой Нижнетагильского завода Кирша Данилов, лицо исторически подлинное, в 1730-е годы бывал в Чердынском крае и, несомненно, брал там материалы для создания своих исторических песен и былин.

    В 1886 году Мамин-Сибиряк вместе с женой совершает длительное путешествие по маршруту Екатеринбург – Тюбук – Касли – Кыштым - зера Увильды, Тургояк – долина реки Миасс – Сыростан – Златоуст – станица Кундравинская – Зауральские степи... И все это делается из желания "отдохнуть, поездить, посмотреть, познакомиться с новыми людьми и, ... главное, проехать по благословенному Зауралью именно накануне строительства железной дороги". В Каслях Мамины осматривают художественное литье – фигурки лошадей, оленей, пастушков и т. п., знакомятся с Кыштымом, Миассом, поднимаются на гору Иремель. Впечатлений от увиденного и прочувствованного так много, что набралось еще на один большой очерк "По Зауралью".

    1887 год в жизни Д.Н. Мамина-Сибиряка особенный: писатель становится членом комитета УОЛЕ (Уральского общества любителей естествознания), которое вышло с инициативой – провести Сибирско-Уральскую научно-промышленную выставку в Екатеринбурге. Вот где Мамину пригодился накопленный опыт в журналистике. Во время выставки газета "Новости" публиковала его корреспонденции о состоянии производительных сил Урала. В них звучали призывы к охране природных богатств края. Публикации эти не утратили своего принципиального значения и в наши дни.

    В конце 1880-х годов Мамина увлекла еще и археология. Он ведет переписку с Дмитрием Николаевичем Анучиным (1843-1923), видным археологом, основателем отечественной школы географов, и получает от академика рекомендации по ведению раскопок стоянок древнего человека в долине реки Миасс, в бассейне рек Кидыш и Уй. Раскопки он ведет вместе с членом УОЛЕ А.П. Гаккелем. В Ирбитском, Камышловском и Шадринском уездах получает подробные сведения о городищах и курганах. В письмах археологическому обществу сетует на то, что хотя реки и озера Южного Урала представляют для археологии особый интерес, положительных результатов от их осмотра он так и не получил. "Карачий куль (Сосновое озеро) я обошел пешком все, и хоть бы осколок камня или черепок", - жалуется он Анучину. В январе 1887 года комитет УОЛЕ принимает решение об учреждении археологической комиссии, в число членов ее входит и Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.

    В ряде публицистических статей и художественных произведений Д.Н. Мамин-Сибиряк выступает как историк-патриот. Он утверждает, что иностранцы безжалостно грабят русские национальные богатства и в то же время "...разделяет с русским барином презрение ко всему русскому, кроме русских денег. Они живут чужими в России, наживают капиталы и мечтают только об одном, чтобы вернуться в свое отечество богатыми людьми..."

    В очерке "Родительская кровь", описывая засилье одной иностранной компании в Пластунском заводе, автор говорит, что иностранцы "разобрали самые лучшие места: главный управляющий Фридрих Баз получал двадцать пять тысяч годового жалованья, за ним следовали помощник главного управляющего Копачинский, заводской управитель Бадер, заведующий канцелярией Верх, главный бухгалтер Баль, начальник контроля Банг, заведующий хозяйственным отделением Барч, главный лесничий Бартельс, инженер по разным поручениям Адельсон, главный врач Абрагамсон, главный кассир Апшельзон и т.д. и т.п. Русские фамилии жались на последних ступеньках этой канцелярской лестницы..."

    Пластунский завод – это, конечно, обобщенный образ многих уральских заводов середины и последней четверти прошлого века. В его характеристике нетрудно найти черты, свойственные Нижнему Тагилу. Создается впечатление, что Мамин-Сибиряк как будто знакомился с документами Нижнетагильского архива в 1850-60-е годы – столь поразительно сходство тагильской действительности с теми сторонами пластунской жизни, которые ярко раскрыты в "Родительской крови".

    Весть о том, что на Нижнетагильских заводах на базе горнодобывающей промышленности стало усиленно развиваться железоделательное и медеплавильное производство и открыто богатейшее в мире месторождение малахита, быстро проникает в страны Западной Европы. И потянулись сюда иностранцы разных чинов, рангов, сословий. Таким вот образом должность главного управляющего Нижнетагильских заводов в 1858 году занял генерал-майор Корпуса горных инженеров Владимир Карлович Рашет (1812-1680), управляющим Выйским механическим заведением стал финский гражданин Вольстедт Иоганн Иоганнович, а в подчинении у него находились механики-шведы Карл Оберг, Карл Гультман и Леон Болин, француз Беньямин Тингль, бельгиец Николас Дюпон, австриец Георг Вишневский. Химическими опытами занимались француз Жан Жак Тисе, немцы Пернер и Август Маркс. С многочисленной семьей из города Метц прибыл в 1854 году горный инженер Леон Вейер, за ним – инженеры Карл Олендер, Карл Аубель и Карл Гейнц из Касселя. В разные годы приехали в Нижний Тагил англичане Генрих Инглис – кузнец, Самойло Браун – литейный мастер из Ньюкасла и золотоискатель Луи Белянже из Парижа. Главный лесничий на Нижнетагильских заводах в 1850-е годы был швед Карл Оберг, которого затем сменил Константин Бекман, отставной полковник Корпуса лесничих. В должности главного врача Нижнетагильского госпиталя служил Теодор Келлер, а чиновниками для разных поручений были иностранцы Евстафий Ните и Генрих Кошкуль. Седельный мастер Александр Тейхман и садовник Андерс Андерсон замыкают далеко не полный список иностранцев, наводнявших в свое время Нижнетагильские заводы. Все они, здесь служившие, получали большие суммы, пользовались бесплатной квартирой, мебелью, прислугой и экипажем. Наиболее предприимчивые заводили свои дела.

В доме-музее Д. Н. Мамина-Сибиряка. Висим.

В доме-музее Д. Н. Мамина-Сибиряка. Висим.

    Так, механик Карл Гультман по окончании контракта арендовал у наследников крестьянина Баженова дом неподалеку от Лисьей горы, соорудил там пивоваренный заводик и организовал продажу напитков под вывеской "Пиво, эль". Нижнетагильское заводоуправление вынуждено было вести длительную и упорную борьбу за закрытие этого пивоваренного заведения. Золотопромышленник Горст пытался монополизировать разработку золотоносных песков в тагильских дачах.

    На такого рода дельцов из-за рубежа Дмитрии Наркисович обратил внимание читателей в романе "Горное гнездо", заметив, что визиты на Урал слуг иностранного капитала могут принести большое зло. Неприязненное отношение к иноземцам, работавшим на Урале, может быть, имело основание. Однако многие из них трудились здесь добросовестно и честно, квалифицированным трудом зарабатывали свой хлеб, а для некоторых тагильский край стал второй родиной.

    Нельзя считать грабителем В.К. Рашета хотя бы потому, что он создал на Урале новый тип печей ("рашетовские печи"), имевших характерные особенности. Несколько таких были построены на Нижнетагильском заводе в 1874 году, а три года спустя на Саткинском заводе установлена рашетовская доменная печь с газоулавливающим аппаратом. До переезда в Нижний Тагил Рашет много и плодотворно работал на Гороблагодатских и других казенных заводах, где пытался достичь наименьшего использования горючего материала, проводил опыты "над выковкой железа с нагретым и холодным дутьем", некоторое время был директором Горного департамента. Управляющий завода в городе Тер-Нуаре на юге Франции Фридрих Вальтон занимался строительством бессемеровской фабрики в Нижней Салде и учил тагильских мастеровых людей овладению методами бессемерования. Мог ли этот горный деятель наносить материальный ущерб тагильским заводам?

    Англичанин Инглис Генрих, универсал по отковке тяжеловесных изделий, по контракту заведовал в Нижем Тагиле пудлинговым отделением и одновременно занимался фотоделом на уровне профессионала, имел свою фотографию – это в период с 1854 по 1858 годы. Думается, что в благодарной памяти тагильчан он оставил свой след как один из первых фотографов, снимавший здесь и архитектурные сооружения.

    Но были, конечно, и люди другого толка, о пользе России не радевшие. К этой категории отнесем А. Маркса, А. Пернера, К. Гультмана, К. Гейнца... Пруссак Карл Фрейлих, например, нашел себе достойное место в очерке "Тагил", написанном Д.Н. Маминым-Сибиряком в 1880-е годы. Он выведен здесь под литерой "X" как обвинявшийся в "громадных растратах чугуна, дров и даже каменного угля, а главным образом в том, что посадил козлов в домны..."

    В те же годы на Салдинских заводах работал инженером-теплотехником Владимир Ефимович Грум-Гржимайло. Он отозвался о Фрейлихе более определенно и точно: "Он был шурином управляющего на Урале Вольстета. Он считал себя большим специалистом по доменной плавке, ибо число козлов, посаженных им в домнах, было неисчислимо... На его чудачества была истрачена огромная по тому времени (середина 1870-х годов) сумма – около миллиона рублей. Остались после него – динас в Нижней Салде весьма плохих качеств, не могший работать мартен, бессемеровская мастерская и описанная потом профессором В.М. Липиным выплавка ферромарганца и ферросилиция, которые направлять пришлось мне... Салдинское бессемерование К. Фрейлих приписывал тоже себе... Я не возражал, ибо не хотел раздражать 80-летнего старика...

    Наш современник, уральский журналист Ю. Яровой, считает однако, что Фрейлих будто бы внес достаточно большой вклад в отечественную металлургию, особенно в мартеновское дело". Как видим, мнения об этом иностранном инженере разошлись. Поверим все же Мамину-Сибиряку и В.Е. Грум-Гржимайло, более компетентным в вопросах истории техники Нижнетагильских заводов. Эта тема получила наибольшее освещение в очерках Дмитрия Наркисовича "Самоцветы" и "Платина".

    В свойственной ему манере писатель приводит многочисленный статистический материал, показывает, как складывалось население тагильского края, как происходило переселение переведенцев из Черниговской, Тульской, Херсонской, Рязанской, Вятской, Московской губерний и других мест России. Все эти сведения объединяются рассказом о платиновых месторождениях Нижнетагильского и Гороблагодатского горных округов, приводятся названия многих приисков с датами их открытия. Тут в изобилии рассыпаны имена горных инженеров, приказчиков, смотрителей, штейгеров и рудознатцев, ученых, проводивших исследования как месторождений, так и самого метала. Однако первооткрыватели платины в очерке не названы. Писатель отмечает: "Остается неизвестным, кем, когда и при каких обстоятельствах найдена наша уральская платина".

    Между тем управляющий Гороблагодатским горным округом Николай Родионович Мамышев (1777-1840) в №1 Горного журнала за 1827 год писал, что в августе 1824-го маркшейдер Баранчинского завода Н. Волков вместе с мастеровым Андреевым открыли россыпь платины с золотом и это позволило в 12 верстах от завода на речке Орулихе открыть Царево-Александровский рудник как первый платиновый рудник "Старого света". Разделяя пальму первенства между Андреевым и Волковым, Мамышев замечает: "Если заслуживает памяти услуга того, кто первый открыл в Сибири платину, то не должно забыть и того, кто первый доказал там ее пользу и употребление, а сие неотъемлемо принадлежит г. Архипову".

    Александр Николаевич Архипов (1788-1836) – горный инженер, член Гороблагодатского горного ученого общества, автор геогностического описания Гороблагодатского округа. Он доказал, что гороблагодатская россыпная платина не уступает по своим качествам американской и даже превосходит ее. Он придумал способ отделения золота от платины, из очищенного металла сделал кольцо, чайную ложку и чернильницу, которые, "быв поднесены министром финансов на высочайшее усмотрение, как первые русские изделия из русской платины, удостоились благоволения и были приняты императором с благодарностью".

    Работая над "Платиной", Дмитрий Наркисович никак не прокомментировал сообщение Н.Р. Мамышева, хотя читал его статью в Горном журнале.

    "Самоцветы и "Платина" – последние очерки на краеведческую тему, добротно сделанные писателем. Тому предшествовала его поездка в дорогой Висим: "Я был последний раз на родных зеленых горах и опять увидел Шульпиху, Осиновую, Кирюшкин пригорок, Белую, Седло, Билимбаиху, трех Шайтанов и Старик-Камень. Я объехал верхом эти глубоко родные горы и часто вспоминал покойного Николая Матвеича. Мне иногда казалось, что между деревьями мелькает его крадущаяся тень... Родные места вызвали целый ряд других дорогих теней; но с милыми зелеными горами неразрывно связывалась тень одного Николая Матвеича, как с домом тень его бывшего хозяина. Да, это был настоящий хозяин, а зеленые горы служили ему домом".

    Таким же домом были для самого писателя и река Утка, и неповторимый Матвеев луг. В наше сознание он тоже может войти как дорогие и памятные с детства Бежин луг Тургенева, Михайловское Пушкина или Золотой плес Левитана.

Сергей ГАНЬЖА.

    Фото Аркадия ЧЕРНЫШЕВА.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 17.09.1996; 18.09.1996.

Писатель, воистину русский

    6 ноября 1982 года исполнилось 130 лет со дня рождения замечательного русского писателя-демократа Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка, который, по словам А.М. Горького, "открыл нам целую область русской жизни", связанную, прежде всего с Уралом, с его мастеровым людом, со своеобразным и своеобычным укладом заводской жизни. На этом материале горнозаводского Урала он ставил и разрешал общерусские "проклятые" вопросы своего времени. Романы, повести, очерки и рассказы являются настоящей энциклопедией жизни дореформенного и пореформенного Урала.

    "В произведениях этого писателя, – писал В.И. Ленин, – рельефно выступает особый быт Урала, близкий к дореформенному, с бесправием, темнотой и приниженностью привязанного к заводам населения, с "добросовестным ребяческим развратом" "господ", с отсутствием того среднего слоя людей (разночинцев, интеллигенции), который так характерен для капиталистического развития всех стран, не исключая "России".

Д.Н. Мамин-Сибиряк

Д.Н. Мамин-Сибиряк

    Дмитрий Наркисович страстно, по-сыновнему, любил Урал, изучал его историю, как неоднократно отмечал сам писатель, его произведения написаны "лучшей кровью сердца". Как же не дрогнет сердце, когда читаешь такие выстраданные, идущие из глубины доброй и чуткой души строки:

    "Милые зеленые горы! Когда делается грустно, я уношусь мысленно в родные зеленые горы. Мне начинает казаться, что и небо там выше и яснее, и люди такие добрые, и сам я делаюсь лучше. Да, я опять хожу по этим горам, поднимаюсь на каменистые кручи, опускаюсь в далекие лога, подолгу сижу около горных, ключиков и без конца слушаю, что шепчет столетний лес".

    Вспоминаю далекие тридцатые годы. Типичный уральский поселок, который называли, как повсюду на Урале, кратко и веско "завод". Вечером, когда зимние сумерки гасили дневной свет, к нам в дом повечеровать собирались один по одному соседи. Жарко полыхало пламя в печке, собравшиеся степенно обменивались новостями.

    – Быть войне, помяни мое слово, – говорил Осип Чехомов по прозвищу "черный". Работал он углевозом, угольная пыль так въелась в лицо и руки, что отмыть ее было уже невозможно.

    – Да будет про войну, – решительно говорил отец, – давай-ка, сын, про "Миллион" лучше почитай! На чем же мы тот раз остановились?

    Соседи как будто только того и ждали:

    – Послушаем, как тот "миллионщик" дела поведет,– язвительно говорил тот же Осип Чехомов.

    Я брал в руки потрепанный, читанный перечитанный сотнями людей библиотечный томик рассказов Мамина-Сибиряка, открывал страницу с рассказом "Миллион" и начинал громко читать о незадачливом мужике Марке Скоробогатове, которому как будто улыбнулось счастье – он нашел богатейшее месторождение медной руды, цена которому не меньше миллиона, но взять этот миллион Марк бессилен.

    В отчаянии Скоробогатов восклицает: "Горе мне одному! Пряменько сказать: отымут, ежели узнают... Всякий норовит живым мясо урвать".

    Слушатели мои покашливают, женщины из горницы переселяются в прихожую и тоже слушают о миллионе, сочувствуют и негодуют, осуждают незадачливого героя. Но вот рассказ подходит к концу, Скоробогатов получает известие о том, что его "компаньон" Павел Митрич умер, рухнули надежды открыть прииск, разбогатеть. Сам "миллионер", как известно, сходит с ума так и не получив богатства, которое он наивно ждал всю жизнь, тут уж мужики не выдерживают, выражают свое отношение к рассказу самым непосредственным образом. Особенно негодуют женщины, на глазах у них слезы:

    – Да что же это над человеком так измываются!

    – И зачем ему этот миллион. Разбогатеть хотел, вот и достукался.

    – Всех бы этих хищников в узел, да в шахту глубокую!

    Мне теперь удивительно, как эти "заводские люди", потомки вчерашних мастеровых, взволнованно, по-человечески чисто и ясно воспринимали написанное Д.Н. Маминым-Сибиряком. Позднее мы читали "Хлеб", "Три конца", "Золотуха" и все, о чем в них рассказывалось, было близко этим людям, понятно и объяснимо.

Д.Н. Мамин-Сибиряк в кругу писателей, слева А.П. Чехов, справа И.Н. Потапенко. Фото 1896 г.

Д.Н. Мамин-Сибиряк в кругу писателей, слева А.П. Чехов, справа И.Н. Потапенко. Фото 1896 г.

    Дмитрий Наркисович верил в Урал, в его людей, он любил их и желал им добра. Он, в отличие от многих писателей его времени, пришел к правильному выводу о неизбежности развития капитализма в России и на примерах горнозаводской жизни Урала показал шествие капитала, хищного, алчного, не знавшего удержу ни в чем. И здесь следует отметить несомненную заслугу Д.Н. Мамина-Сибиряка, мастерски использовавшего художественно - публицистические возможности очерка, который позволял писателю откликаться на злобу дня. Очерки Дмитрия Наркисовича отличаются большой фактической точностью, острым писательским видением, живостью и конкретностью изображаемых явлений, широтой художественного обобщения, публицистической страстностью:

    Такими, к примеру, являются ранние очерки Д. Н. Мамина-Сибиряка "Золотуха", "Самоцветы". Мне особенно интересен последний, который написан Д.Н. Маминым-Сибиряком в 1890 году. Речь идет о поездке в 1889 году в Мурзинку – самоцветную Мекку Урала. Зоркий взгляд писателя сразу же подметил примитивное ведение добычи камня и нещадную эксплуатацию горщиков хищниками-перекупщиками самоцветов за "штоф", за "полштофа", проще говоря, за бесценок. Мамин писал в очерке:

    "Добыванию самоцветов на Урале больше 100 лет, но, до сих пор оно не выбилось из самых примитивных форм. Промысел хищнический, если только можно назвать промыслом копание безобразных ям. Ни знаний, ни правильной работы, ни разумной предприимчивости, а главной двигательной силой является полштофа и кулачество". И писатель пророчески написал: "Можем предсказать без особенного риска, что в этом отношении ей (Мурзинке) предстоит еще блестящее будущее" и самоцветный камень станет служить людям, нести им красоту, свет и счастье.

    Такое время наступило: на мурзинской земле работает большая шахта "Ватиха", на глубине почти 120 метров здесь добывают промышленным способом чистой воды аметисты, и служат они людям, украшая и облагораживая их жизнь.

    Д.Н. Мамина-Сибиряка невозможно отделить от Урала, от той почвы, на которой взошел и окреп его талант, от родного Висима, который "так и смотрится" в повести "Три конца", с его заводским бытом, угнетением и темнотой. Вспомним воспетые им речки Висимку, Шайтанку, Панью, Нейву, заводские поселки: Невьянск, Нижний Тагил, многие уральские заводы. В автобиографических очерках "Из далекого прошлого" Д.Н. Мамин-Сибиряк писал: "Что такое родина в тесном смысле слова? Какие таинственные нити связывают нас с ней на всю жизнь? Отчего и сейчас я не могу без "волнения думать о ней, вызывая в воображении целые вереницы картин, сцен и лиц? Почему кажется, что ты должен был родиться именно здесь, где родился?" Так сроднился писатель с Уралом.

    В одном из писем брату, которые найдены в рукописных отделах Государственной библиотеки имени В.И. Ленина и Центрального государственного архива литературы и искусства и впервые опубликованные в газете "Советская Россия" 4 октября 1982 года, Д. Н. Мамин-Сибиряк писал: "Скажу про себя (не из самовосхваления, а потому, что мне ближе известно) – только я и свет увидел, когда стал заниматься историей и бытом Урала. Советую и тебе взяться за ту же тему: ее хватит на десятки лет и на сотни годов, а между тем, она тебе даст всегда живое дело, которое всегда тебе пригодится".

    Произведения Д.Н. Мамина-Сибиряка "Приваловские миллионы", "Горное гнездо" "Золото", "Хлеб", "Три конца" раскрывают тайны первоначального накопления капитала, безудержной эксплуатации, показывают каторжный труд рабочих на приисках и заводах. Один из героев очерка "Золотуха" старатель Заяц так говорит о своих страданиях и мытарствах, о "свободе" после реформы 1861 года: "Прежде один мужик маялся на прииске да примал битву, а теперь всей семьей страдают. И выходит, что наша-то мужицкая воля поравнялась с волчьей! Много через это золото, барин, мужицких слез льется". Писатель не по рассказам, а своими глазами видевший страдания людей, с сочувствием пишет о них и с гневом обличает в образах Бучинского, Синицына, Безматерных, Карнаухова пьяную клику золотопромышленников, этих "чистейшей воды" подлецов, для которых не существует никаких моральных устоев.

    Писатель-патриот Д. Н. Мамин-Сибиряк не видел верных путей освобождения людей от эксплуатации, темноты и бесправия, но он верил в силы народа, в его нравственную чистоту и неистребимое стремление к освобождению от несправедливости. И устами одного из своих героев он говорил: "Будет правда на земле. Не вы, так внуки ваши увидят!". Этот оптимизм пронизывает все произведения писателя-демократа, талантливого, воистину русского писателя, занявшего прочное место в истории русской литературы, писателя любимого в нашей стране, читаемого и чтимого, особенно у нас на Урале. Его произведения продолжают нас волновать, учат любить свой край, свою Родину.

С. АЛАБАШЕВ.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 21.11.1982.

"Я только и свет увидел..."

    6 ноября 1982 года исполнилось 130 лет со дня рождения Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Писатель подарил нам замечательные художественные и публицистические произведения, в которых сумел раскрыть многие стороны быта дореволюционного Урала. Но Дмитрий Наркисович интересен не только как талантливый писатель. Он был необыкновенно увлечен краеведением.

    Многие исследователи творчества Мамина-Сибиряка рассматривают его путешествия лишь как способ получения материалов для художественных произведений. Но такая оценка была бы односторонней.

    Известно, что интерес к истории у Дмитрия Наркисовича проявился очень рано. Его пробудили красота природы Висима, услышанные еще в детстве рассказы и предания об уральской старине. В Петербурге, вдали от родных мест, возникает обостренное чувство потребности познать уральскую историю. В письмах домой он просит отца "припомнить, порассказать и прочитать побольше о Висиме, в частности, о раскольниках, о Демидовых, Ермаке, Пугачеве...".

    Позднее этот интерес он объяснил так: "В каждом деле, прежде всего, известная почва под ногами... Скажу про себя, – я только и свет увидел, когда стал заниматься историей и бытом Урала".

    Многие литературоведы единодушны в том, что восьмидесятые годы для писателя были самыми плодотворными. В Екатеринбурге все складывалось для него благополучно. Именно в это время Дмитрий Наркисович полностью отдается изучению истории края, археологии и этнографии, совершает многочисленные поездки по разным местам Урала, много и упорно работает над созданием романов "Приваловские миллионы", "Горное гнездо", "Три конца" и других.

    Увлеченность и практические занятия краеведением приводят, наконец, Мамина-Сибиряка в Уральское общество любителей естествознания – УОЛЕ, действительным членом которого он становится 21 октября 1884 года.

    Учрежденное в 1870 году УОЛЕ проводило большую работу по изучению истории, этнографии, археологии и климата Урала, а все это как раз и интересовало писателя.

    В соответствии с планами общества он вызвался обследовать Разбойничий остров на Карасьем озере, побывал в окрестностях Чердыни, Ныробе, Покче и в других интересовавших его местах. В Ныробе осмотрел яму, в которой во времена правления Бориса Годунова содержался опальный боярин Михаил Никитич Романов. На реке Койве обследовал Дивью пещеру, славившуюся сталактитами.

    Летом 1886 года Мамин-Сибиряк совершил длительное путешествие по маршруту Екатеринбург, Тюбук, Касли, Кыштым, озера Увильды, Тургояк, долина реки Миасс, Сыростан, Златоуст, станица Кундравинская, Зауральские степи... Поднимался на гору Ирамель, побывал в Челябинске, Троицке и других местах. Поездки дали писателю богатый исторический и фактический материал, положенный им в основу ряда записок и очерков.

    Литературовед К.В. Боголюбов отметил, что "многие произведения Мамина-Сибиряка носят очерковый краеведческий характер". К ним относятся очерки "Старая Пермь", "Екатеринбург" и другие. Интересны и содержательны записки "От Урала до Москвы". В этой серии замечателен очерк "Тагил", в котором автор с краеведческих позиций не только раскрыл историю Нижнего Тагила на известных этапах его развития, но и предсказал его будущее. Пророческими оказались слова писателя о том, что недалеко то время, когда Нижнетагильский завод "сделается русским Бирмингемом". Теперь трудно говорить что-либо о Бирмингеме, но наш город за годы Советской власти выстроен заново и руками тагильчан превращен в один из крупных промышленных и культурных центров на Урале.

    История тагильского завода находит отражение и в очерке "Платина", посвященном разработке в конце прошлого века платиносодержащих россыпей в окрестностях Висима. Очерк остро публицистичен. Автор на многих конкретных примерах сумел убедительно показать трагизм положения пришлых из разных мест России приисковых рабочих, их нищету и страдания. "Смотреть-то на них, так и то тяжело, – рассказывал писателю о старателях один заводской служащий. – Оголодали, изнищали, а дома уж совсем ничего не осталось, кроме голодных семей...".

    Другое деле местные, коренные жители, сумевшие в период платиновой лихорадки обогатиться, добиться зажиточности и "тугого мужицкого довольства". Но довольство это было призрачным и преходящим.

    Глядя на картину временного процветания висимчан, писатель спрашивал себя: "а что будет с этой столицей платинового дела, когда платина отойдет?". И делал вывод, что жителей Висима и окрестных деревень ждет "поголовная бедность и быстрое захудание".

    Во время поездок писателя всегда тянуло к людям, он быстро находил с ними общий язык, получал много интересных сведений. Так, бывая в Тагиле по делам, Дмитрий Наркисович встретился с заводским служащим, известным краеведом Д.П. Шориным, с которым его сближала общность духовных интересов. Разговоры касались истории, живописи, заводской работы и промыслов.

    Общность интересов и увлечений связывала Д.Н. Мамина-Сибиряка с интересными людьми того времени – библиотекарем УОЛЕ Б.Н. Котелянским, археологом М.В. Малаховым, историографом В.Н. Шишонко, известным ученым и краеведом Н.К. Чупиным и другими.

    Ярким эпизодом в творческой биографии писателя явилась его энергичная деятельность как члена УОЛЕ в организации и проведении в 1887 году Сибирско-Уральской научно-промышленной выставки. В дни ее проведения в газете "Новости" публиковались корреспонденции Мамина-Сибиряка о состоянии производительных сил Урала, в которых звучали призывы автора к охране природных богатств нашего края. По замечанию другого исследователя творчества писателя Е.А. Боголюбова "эти корреспонденции поднимают столько больших принципиальных вопросов из жизни Урала и дают им такую острую социальную постановку, что отнюдь не утратили своего значения даже до настоящего времени".

    В биографии писателя остается интересным, но недостаточно изученным факт его занятий археологией. Дмитрий Наркисович даже вел некоторое время активную переписку с видным археологом Д.Н. Анучиным, получал от него необходимые рекомендации по ведению раскопок. Из переписки видно, что писатель проявил археологический интерес к стоянке древнего человека в долине реки Исети вблизи деревни Малой Болды. Совместно с членом УОЛЕ А.П. Гаккелем вел расколки кургана в бассейне рек Кидыш и Уй, Летом 1888 года он заинтересовался Ирбитским, Камышловским и Шадринским уездами, получал "самые подробные сведения о городищах, курганах и находках".

    В письмах археологическому обществу сетовал на то, что хотя реки и озера Южного Урала представляют для археологии особый интерес, положительных результатов от их осмотра он так и не получил. "Карачий Куль" (Сосновое озеро) я обошел пешком все, и хоть бы осколок камня или черепок", – жаловался он Д.Н. Анучину.

    К исследовательской работе Дмитрий Наркисович относился с высокой ответственностью. Так, при подготовке к печати только одного исторического очерка "Екатеринбург" он использовал свыше 20 трудов, в числе которых можно назвать монументальные исследования историков В.Н. Шишонко, Н.С. Попова, академиков А.Ф. Купфера, И.П. Фалька и другие.

    В разные годы Мамин-Сибиряк подарил библиотеке УОЛЕ болев шестидесяти томов, в числе которых есть материалы археологического съезда в Тифлисе, труды четвертого археологического съезда в Казани и другие. А музею УОЛЕ он передал коллекцию известняков, собранную летом 1888 года, кости мамонта, найденные около деревни Колташи, и другие экспонаты.

    В 1891 году Дмитрий Наркисович покидает Урал навсегда и на этом, к сожалению, заканчивается его активная краеведческая деятельность.

С. ГАНЬЖА.

Литература: Газета "Тагильский рабочий", октябрь 1982 г.

Певец Урала

     6 ноября 1987 года исполнилось 135 лет со дня рождения Д.Н. Мамина-Сибиряка.

"Земле родной есть за что благодарить Вас, друг и учитель наш..."

    А.М. Горький – Д.Н. Мамину-Сибиряку.

    На западном склоне Уральских гор, у самой границы Европы и Азии, находится поселок Висим, бывший Висимо-Шайтанский демидовский завод. Здесь 6 ноября 1852 года в семье священника местной церкви Наркиса Матвеевича Мамина родился второй сын – Дмитрий. Через 30 лет Россия узнала в этом хрупком черноглазом мальчике "певца Урала" – Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Его перу принадлежат "Приваловские миллионы" и "Горное гнездо", "Хлеб" и "Золото", "Охонины брови" и "Три конца", любимые детворой "Аленушкины сказки".

    В 1912 году большевистская "Правда" предсказывала, что творчество писателя по достоинству оценит грядущий читатель. И это предсказание сбылось. Книги Мамина-Сибиряка расходятся миллионными тиражами, они переведены на десятки языков.

    6 ноября писателю исполняется 135 лет. В Висиме в честь этой даты проводятся маминские чтения, беседы, конференции, громкая читка по местному радиовещанию романа "Три конца". Роман имеет подзаголовок "Уральская летопись" и воспроизводит историю Ключевского завода, за которым легко угадывается родина писателя. Отражение жизни, обычаев, нравов "трех концов" Висима и показывает это большое художественное полотно писателя.

    Сто двадцать восемь произведений Мамин-Сибиряк посвятил детям. В сказках мы встретим и сибирского кота Ваську, и лохматого деревенского пса Постойко, и серую Мышку-норушку, и Сверчка за печкой, и пестрого Скворца. Дебют Мамина в качестве детского писателя был очень удачным. "Емеля – охотник" получил вторую премию Фребелевского общества в 1884 году. Правдивый, суровый рассказ о труженике и его четвероногом друге – "Зимовье на Студеной" произвел сильное впечатление и был удостоен Золотой медали Комитета грамотности.

    На "Аленушкиных сказках" воспитываются наши дети. Автор сам предсказал им долгую жизнь и по-своему объяснил причины долголетия: "Это моя любимая книжка – ее писала сама любовь, и потому она переживет все остальное".

    Висимцы чтят память своего земляка и очень гордятся им. Имя писателя носят центральная улица поселка и средняя школа. В доме, где прошли детские и юношеские годы Дмитрия Наркисовича, организован Государственный литературно-мемориальный музей. В июле 1962 года в центре поселка был открыт памятник, на мраморной плите которого надпись: "Великому писателю – земляки". В день рождения Мамина-Сибиряка представители трудовых коллективов, учащиеся школы с признательностью и уважением несут сюда букеты живых цветов.

В. ПЕТРОВА, сотрудник музея Д.Н. Мамина-Сибиряка.

    Рис. Н. Черемных.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 05.11.1987.

В творчестве художников

    К образу Д. Н. Мамина-Сибиряка и к его литературным героям часто обращаются художники нашего города.

    В 1962 году в Висимо-Шайтанске, на родине Дмитрия Наркисовича, установлен памятник писателю. Его авторы – наши земляки Ю. Клещевников и В. Горохов. Интересный портрет Мамина-Сибиряка для Нижнетагильского драматического театра, носящего имя певца Урала, выполнил живописец В. Маркин. Образ писателя - мыслителя воплощен с большой эмоциональной силой и выразительностью. К облику знаменитого земляка не раз обращался в своих медалях скульптор И. Боголюбов.

    Уже много лет работает над темой Мамина-Сибиряка график М. Дистергефт.

    В 50-е годы он выполнил цикл иллюстраций к роману "Горное гнездо", в основу которого положены события, связанные с жизнью тагильского железоделательного завода. Часть этих иллюстраций находилась в экспозиции Нижнетагильского историко-революционного музея. Позднее художник сделал иллюстрации к другому роману писателя – "Три конца", рассказам "Кормилец", "Башка", "В худых душах" для Свердловского литературного музея Д.Н. Мамина-Сибиряка и Серовского краеведческого музея.

    Тема исторического прошлого тагильского края, воспетая Маминым-Сибиряком, нашла продолжение в живописной серии М.В. Дистергефта "Уральские промыслы" (1980). "Углежог", "Гонщик", "Сплавщик". Здесь перед нами образы горнозаводских рабочих, занятых непосильным трудом, закаленных суровой жизнью. Сейчас художник работает над новым живописным портретом Мамина-Сибиряка.

М. АГЕЕВА, искусствовед, главный хранитель музея изобразительных искусств.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 05.11.1987.

На родине писателя

    Дом-музей Д.Н. Мамина-Сибиряка открыт в 1979 году, после реставрации здания. А еще раньше в доме, где родился будущий писатель, где прошли его детские и юношеские годы, была открыта мемориальная комната с выставкой материалов, рассказывающих о его жизни и творчестве. Создателями этой комнаты были кандидат исторических наук Т.К. Гуськова, кандидат философских наук Ю.П. Петров и заведующая висимской библиотекой В.Г. Широкова.

    Экспозиция открывается словами Д.Н. Мамина-Сибиряка: "Хочется что-нибудь сделать для Висима, считаю это своим долгом потому, что вскормлен висимским хлебом и вспоен висимской водой". Мы знакомимся со скромной обстановкой дома Маминых. В литературной экспозиции отдельный зал посвящен роману "Три конца" – основному произведению писателя о Висиме и его жителях.

Р. КУЛЬТИКОВА.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 05.11.1987.

"Присвоить имя..."

    Жизнь и творческая деятельность Мамина-Сибиряка неоднократно являлись темой исследования литературоведов и критиков. Но источники исторических знаний, архивные документы вновь и вновь раскрывают нам свои страницы, едва ли известные широкому кругу читателей.

    В Центральном Государственном историческом архиве СССР в Ленинграде, где сосредоточены документы высших и центральных органов государственной власти Российской империи XIX – начала XX веков, бережно хранятся и документы о Д.Н. Мамине-Сибиряке. Среди них есть свидетельствующие об увековечивании имени Дмитрия Наркисовича на его родине.

    В 1915 году состоялось заседание Верхнетурской уездной земской управы о внешкольном образовании. На заседании, в частности, рассматривался вопрос о присвоении Висимо-Шайтанской библиотеке-читальне имени Д.Н. Мамина-Сибиряка. В журнале заседания записано: "2 ноября с.г. минуло три года со дня смерти писателя. Память бытоописателя Урала вообще и, в частности, заводов Тагильского округа до сих пор ничем не почтена на его родине – в Висимо-Шайтанском заводе. Хотя его заслуги как писателя в области детской и народной литературы из жизни Урала громадны". В 1916 году ходатайство управы было представлено пермским губернатором на "благоусмотрение" министра внутренних дел. Интересно заметить, что в библиотеке-читальне предполагалось также открыть музей, рассказывающий о жизни и деятельности писателя. Верхнетурскому уездному земскому собранию поручалось обратиться к вдове Дмитрия Наркисовича с просьбой "оказать содействие в смысле снабжения библиотеки, как памятника, предметами, принадлежащими писателю или имевшими какое-либо отношение к его литературной деятельности и частной жизни".

    27 апреля 1916 года последовало разрешение министра внутренних дел "признать возможным присвоить Висимо-Шайтанской библиотеке-читальне имя писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка".

Л. СИНИЦИНА, младший научный сотрудник Центрального Государственного исторического архива СССР.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 05.11.1987.

Как первый вздох...

"Вскормлен висимским хлебом и вспоен висимской водой"

Д. Мамин-Сибиряк.

    Отсчет юбилейного, 150-го года со дня рождения самого крупного художника слова Урала Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка начался 6 ноября.

    Для уральцев и, в частности, для тагильчан юбилей знаменитого "певца Урала" – событие особой значимости. Ведь Мамин-Сибиряк наш земляк, он родился и провел детские годы в Висиме, в его отчем доме теперь мемориальный музей – филиал Нижнетагильского музея-заповедника горнозаводского дела Среднего Урала. Да и в самом нашем городе, который при жизни писателя именовался еще заводским поселком, Дмитрий Наркисович бывал неоднократно, общался со служащими заводской конторы Демидовых, напитывался материалом для своих будущих книг, изучал характеры и нравы людей, которые станут прототипами персонажей его литературных произведений.

дом-музей писателя в Висиме

Дом-музей писателя в Висиме

    Сегодня, задумываясь о его истоках как писателя и человека, мы, сотрудники музея-заповедника, коим суждено реконструировать экспозицию дома-усадьбы Маминых в Висиме, все более убеждаемся: истоки здесь, на так любимой им малой висимской родине, с ее седыми кручами, живописными озерами, реками и лесами – эти места он трепетно называл "милыми зелеными горами". А также – в отчем доме, где будущий писатель рос в атмосфере добра, отзывчивости, скромности, душевного покоя и любви.

    Думаю, все это чудно современному поколению, постепенно растворяющемуся в технократическом мире. Но именно такое наползание бездуховности и безликости еще в начале XX века так мучило Мамина-Сибиряка, убивая в нем интерес к жизни и творчеству. И все же в основу содержания будущего музея писателя на его родине мы поставили любовь к ней и к этому дому, которую Дмитрий Наркисович пронес через всю жизнь.

    Семья молодого священника Наркиса Матвеевича Мамина – его жена Анна Семеновна и маленький сын Николка – приехали в Висимо-Шайтанский завод летом 1852 года. Ожидалось и пополнение... Ребенок родился поздней осенью. Мальчика нарекли Дмитрием. Тогда никто не знал, что он станет крупным писателем, прославит Висим и весь Урал в своих творениях.

    Дом, в котором поселили поповскую семью, не был и никогда не стал собственностью Маминых. Он принадлежал заводу, а значит, всемогущим его владельцам Демидовым. В этом было и преимущество: топливо, свечи и выезд (лошадей с экипажем) священнику предоставлял завод/что позволяло не расходовать на бытовые нужды средства из приходского дохода, а тратить их на благоустройство церкви и пополнение епархиальной казны.

    Несмотря на бедность, Анна Семеновна обустроила жилище так, чтобы всем было в нем тепло и уютно. В дом тянулись люди. Наркис Матвеевич был строг, но справедлив: в его рассудительности искали спасения, защиты и утешения многие прихожане. В комнате отца рядом с кухней всегда теплилась лампада и горела свеча. Ежели не было посетителей, здесь читали журналы и книги – они покоились в большом книжном шкафу, который Мамин-Сибиряк увековечил в своих воспоминаниях.

    Очевидно, именно тут зарождался у Мити интерес к писательскому труду: на страницах журналов разгоралась полемика литературных критиков, отец беседовал с матерью или своими гостями об этих перипетиях, обсуждались и литературные новинки.

    Читать и писать Анну Семеновну научил Наркис Матвеевич. Когда они поженились, ей было всего 17 лет. Он как бы сотворил ее заново и открыл большой мир. И потом всю жизнь она вела хозяйственные тетради, дневники, записывала полюбившиеся стихи.

    Родители Мити редко расставались, но если случалось, то они переписывались, а дни, не совпадавшие с почтовыми отправлениями, подробно описывали в дневниках. Записи явно предназначались для ознакомления супругов, ибо не было у них секретов друг от друга. Вот строки из дневника Наркиса Матвеевича, написанные в дни отъезда жены в Горный Щит к своим родителям летом 1851 года (цитата дана в орфографии Н.М. Мамина. – Прим. автора):

    "Аннушка, Друг мой! Право мне опять скучно. Прикащик с прикащицей вдвоем; Алек. Александ. вдвоем, только я один. Скучно! Когда уже я дождусь Вас? Как я буду опять счастлив. Но скоро ли это будет?"

Родители Д.Н. Мамина-Сибиряка

Родители Д.Н. Мамина-Сибиряка

    И так почти каждый день отсутствия жены его "сердце томится, так и ждет" ее возвращения.

    Естественно, дети не могли не замечать родительскую любовь, они тянулись к обоим. Хотя Митя больше любил отца, и первая разлука в его воспоминаниях связана именно с горячо любимым батюшкой. Можно представить, что испытал уже взрослый Дмитрий Наркисович, когда на его руках в начале 1878 года в Нижнесалдинском заводе умер этот человек. Ведь в детстве он казался сыну самым добрым, самым близким, без которого ничего нельзя изменить в жизни. Письма Наркиса Матвеевича к детям были скупы, но в них прослеживалась отеческая, по-своему нежная забота.

    Тогда, в детстве, в теплом висимском доме они всегда были вместе, хотя родители – постоянно в трудах и заботах, а дети – под присмотром няньки из заводских. По малолетству за ворота их не выпускали, пора познания яркого мира наступит позже. И все же с матерью дети общались чаще, хлопотала ли она по хозяйству, сидела ли за любимым рукоделием, или над томиком обожаемого ею Гоголя.

    Митя любил мать, но считал строгой, а потому всегда ждал отца, его справедливости. Этот желанный час наступал вечером, когда все собирались за большим семейным столом. Обиды, страхи исчезали сами собой, наступали мир, покой и счастье. Вечерами дома часто читали вслух, и это становилось одним из самых любимых занятий детей, не считая, конечно, бесхитростных игр. Кстати сказать, игрушки редко покупались, чаще их мастерили взрослые или делали своими, еще не очень умелыми руками дети...

    Вскоре забот в семье Маминых прибавилось. Мальчики, Николай и Дмитрий, подросли – настала пора учебы. К тому времени Наркис Матвеевич уже взвалил на себя груз неофициального заведования Висимо-Шайтанским училищем. Оно больше походило на церковно-приходскую школу, где обучались и мальчики, и девочки, хотя некоторые предметы у них отличались. Так, под руководством Анны Семеновны девочки обучались основам рукоделия.

Первый автограф девятилетнего Мити Мамина, 1861 г. (ксерокопия документа из фондов объединенного Музея писателей Урала, г. Екатеринбург).

Первый автограф девятилетнего Мити Мамина, 1861 г. (ксерокопия документа из фондов объединенного Музея писателей Урала, г. Екатеринбург).

    Дети Маминых начальное образование получили под присмотром родителей. Так что и здесь семья была вместе. Из тех дней до нас дошел первый автограф Мити, его "проба пера" на отцовском черновике. Он старательно, печатными буквами пытался написать: "Димитрий Мамин милостивый государь", – но, видимо, смазал написанное. Возможно, это происходило на уроке, потому что отец ровно вывел на краю листа: "Подай сюда перо". И, достигнув желаемого, резюмировал: "Благодарю".

    У Мити страсть к чтению проснулась довольно рано. Правда, по его признанию, детских книг в доме не было, первую он получил только лет в десять. А потому учителями в познании азов чтения сразу же стали для него книги замечательных русских писателей. Потом он вспоминал: "Мне пришлось начать чтение прямо с классиков, как дедушка Крылов, Гоголь, Пушкин, Гончаров и т.д.". Мог ли предполагать висимский мальчик, что последнее место его упокоения будет рядом с. могилой Гончарова, которого он, будучи еще ребенком, почитал классиком русской словесности!

    Со своим незабвенным другом Костей Рябовым Митя обследовал библиотеку его отца и даже некоторых заводских служащих – так велика была тяга к чтению.

    И тайна литературного труда заинтриговала Митю именно в эти годы: писатели казались ему недосягаемыми. Еще больше он утвердился в этой мысли, когда отец Кости объяснил им, что "романы" могут писать только генералы, которых Митя видел в журналах в пышных мундирах с многочисленными орденами. Позже, став уже известным писателем, Д.Н. Мамин-Сибиряк с некоторым подтруниванием над собой вспоминал об этом.

    Его привязанность к Висиму, малой родине, к Уралу сохранится на долгие годы расставания. Конечно, все мы родом из детства, но именно Дмитрию Наркисовичу Мамину-Сибиряку удалось доказать и выразить это всем своим творчеством и жизнью. "Привычку к родному месту" он считал признаком "здоровой, неиспорченной натуры". Он всегда называл себя автором из Висима, который "вскормлен висимским хлебом и вспоен висимской водой". Даже в конце жизни, в далеком Петербурге, он вспоминал в одном из писем к матери "свое теплое, уютное и счастливое детство" и жалел, что не смог подарить такого любимой дочери Аленушке.

    Где бы он ни жил, родным считал только родительский дом. Висимского воздуха ему не хватало в Петербурге, он пророс корнями в уральские зеленые горы. Обрубив их, писатель задохнулся. Без подпитки родными источниками, он жить и писать не мог. Отчий дом и висимские просторы, как первый вздох, как первую любовь, хранил он в памяти всегда.

Александр СМИРНОВ, старший научный сотрудник Нижнетагильского музея-заповедника.

Литература: Газета "Горный край" от 16.11.2001.

"...Когда приезжал в Нижнетагильский завод"

    Верно сказано: рукописи не горят. Сгорают люди. А написанное ими, переживая авторов, остается – в публикациях или в "долгом" ящике стола, реже в музейных архивах. Елизавете Васильевне Боташевой, многие годы проработавшей в краеведческой библиотеке, повезло – ее заметки "Мамин-Сибиряк и Нижний Тагил" сохранились в фондах музея-заповедника. При жизни она заботилась о сохранении его книжных богатств. После ее смерти музей позаботился о рукописном наследии своего ветерана.

    Заметки Елизаветы Васильевны были написаны в начале 50-х годов минувшего века, в преддверии 100-летия со дня рождения знаменитого "певца Урала". И вот сейчас, полвека спустя, они приходят к читателям.

    Готовя их к печати, я не стала "редактировать" рукопись, пытаясь приблизить ее к современным запросам и вкусам. Сделаны лишь незначительные сокращения, относящиеся в основном к "политическому моменту", – написанное, вероятно, предназначалось для публикации еще в сталинские времена. А тогда в любой статье обязательными считались здравицы в честь Великого Октября и панегирик советской власти. В остальном заметки "Мамин-Сибиряк и Нижний Тагил" сохранены в том виде, как были написаны Е. В. Боташевой, с указанными автором датами, прежними названиями улиц, номерами домов.

    Некоторых из них уже нет на карте сегодняшнего Тагила. Но вопросы, которые волновали автора 50 лет назад, остались нерешенными и поныне. В первую очередь это касается увековечения памяти Д.Н. Мамина-Сибиряка в нашем городе.

    До сих пор "признательные тагильчане" так и не удосужились поставить памятник писателю, хотя творческие силы и возможности для этого есть. Была какое-то время в старой заводской части Тагила, за Горбатым мостом, улица Мамина-Сибиряка. Но теперь такой нет.

    Старинный дом на улице Кирова, где гостил Дмитрий Наркисович, приезжая в Тагил, к счастью, еще существует. Несколько десятилетий назад его фасад даже обновляли, реставрировали. Однако каким запущенным, неухоженным выглядит он накануне 150-летия Мамина-Сибиряка!

Ада ЕГОРОВА.

    "Поезд медленно подходил к Тагилу, который широкой картиной развернулся у самого подножья Урала, как самое близкое и самое дорогое его каменному сердцу дитя".

(Мамин-Сибиряк. Путевые заметки "От Урала до Москвы")

    Жизнь Мамина-Сибиряка и его творчество тесно связаны с Нижним Тагилом. Уроженец Висимо-Шайтанского завода, входившего в Нижнетагильский горный округ, Мамин-Сибиряк с детских лет знал Тагил и бывал в нем неоднократно. Да и сам Висим тесно связан с Тагилом. История его заселения аналогична истории заселения Тагила. Все бытовые формы жизни одинаковы у этих двух заводов.

    Но Нижний Тагил казался Мамину в детстве, в сравнении с Висимом, большим городом. Впоследствии, уже будучи взрослым, Мамин-Сибиряк любовался панорамой Тагила, раскрывавшейся с Лисьей горы.

    "В самом центре... на берегу пруда стоит высокая Лисья гора с башенкой наверху: у ее подножья чернеют здания заводской фабрики, высокие черные трубы, доменные печи и угольные валы. Громадный заводский пруд со всех сторон обошли опрятные домики рабочих; кое-где мелькают каменные дома и зеленые крыши "богатых мужиков".

    Окрестности Тагила Мамин-Сибиряк находил самыми живописными во всем Среднем Урале. В очерке "Старатели" в VII главе, описывая "Старый завод", Мамин-Сибиряк дает характерную картину:

    "Издали вид на Старый завод очень красив: зелень леса, синева неба, пестрота строений – все это смешивается в оригинальную картину, которая целиком отражается на блестящей поверхности пруда, особенно рано утром, когда еще ни одна волна не поднята ветром и вдали пруд подернут туманной дымкой. Одна из гор, у подножья которых раскинулся Старый завод, стоит еще наполовину в лесу, от которого на самой горе остался лишь небольшой гребень; эта гора составляет главную силу и источник богатства Старого завода, потому что почти вся состоит из богатейшей железной руды. В настоящее время знаменитая гора представляет из себя что-то вроде громадной цитадели с полуразрушенными бастионами и высоким желтым валом кругом".

    В очерке "От Урала до Москвы" Мамин-Сибиряк Тагилу отводит целую главу. Интереснейший материал по истории нашего города, начиная с 16 века и кончая пореформенными годами. Очерк проникнут глубоким сочувствием к народу – рабочим и крестьянам. Мамин-Сибиряк до глубины души возмущался, как управляющие Нижнетагильских заводов в угоду заводчикам бессовестно обманули рабочих после реформы 1861 года, составив "уставную грамоту". По этой грамоте громадное население тагильских заводов было зачислено мастеровыми, и таким образом владелец заводов сохранил всю ту землю, которую обязан был выделить сельским работникам.

    В очерке "Платина" писатель красочно рисует типы рабочих: "Население тагильских заводов вообще отличается большой смышленостью, пробойностью и чисто заводской ухваткой – никакое дело из рук не уйдет. Красивых лиц мало, но зато каждый экземпляр сам по себе типичен: вот подстриженные в скобку кержацкие головы с уклончивым взглядом и деланной раскольничьей ласковостью. Вот открытые лица великороссов-туляков, вот ленивая походка, упрямые очи и точно заспанные лица хохлов. Кого только тут нет"...

    Много ценных материалов из жизни рабочих Урала и инженерной верхушки, необходимых для творческой работы, давала Мамину-Сибиряку Мария Якимовна Колногорова, спутник жизни писателя с 1878 по 1890 год. Мария Акимовна была коренной тагильчанкой и прекрасно знала жизнь Нижнетагильского округа.

    Эти сведения Дмитрий Наркисович использовал для романа "Горное гнездо" – так назвал Мамин наш Нижний Тагил. В романе он фигурирует под "псевдонимом" – Кукарский завод. События происходят в 1863 году, вскоре после реформы 1861 года. Описан приезд в Тагил Павла Павловича Демидова. В связи с этим приездом и развертываются все основные сюжетные линии романа: борьба рабочих и крестьян за пересмотр "уставной грамоты" (то есть за землю) и интриги в кругу заводского управителя.

    "Все эти люди, изо дня в день тянувшие каторжную заводскую работу, которую бойкий заводский человек недаром окрестил "огненной", теперь слились в одно общее желание взглянуть на барина, для которого они жарились у горнов, ворочали клещами раскаленные двенадцатипудовые крицы, вымогались над такой работой, от которой пестрядевые рубахи после двух смен вставали от потовой соли коробом". Но напрасны были надежды – результатом приезда хозяина было только несколько загнанных лошадей, а рабочих даже не допустили до барина с их жалобами.

    В романе "Три конца" основные события происходят в Висимо-Шайтанске (Ключевской завод), но в некоторых главах представлен и Нижний Тагил под названием Мурмосских заводов. Описано главное заводское управление, памятник Н.Н. Демидову и знаменитая портретная галерея Демидовых в "господском доме". Прототипом самого Мухина, главного героя "Трех концов", является, очень возможно, Федор Петрович Шорин, один из тех трагически закончивших свою жизнь "заграничных", история которых рассказана в очерке "Платина", в "Братьях Гордеевых" и в "Трех концах". Ф.П. Шорин – брат Дмитрия Петровича Ширина, описанного Маминым-Сибиряком в очерке "Платина".

    В романе "Хлеб" отец героя Галактиона Колобова Михей списан с талантливого тагильского крепостного инженера-самоучки Климентия Ушкова, проложившего канал от реки Черной до Черноисточинского пруда.

    Мамин-Сибиряк хорошо знал Тагил, так как много раз бывал в нем, а в 1878 году, вскоре после смерти отца, из Нижней Салды переехал сюда и жил, правда, недолго, так как надежда получить здесь работу – репетиторство не увенчалась успехом. Сохранился до сих пор дом по улице Кирова (бывшая Б.- Рудянская), где жил Мамин-Сибиряк "на хлебах" у Екатерины Степановны Гаевой. Дочь ее, моя мать, рассказывала, что она тогда была совсем маленькой, но запомнила, как спрашивала у взрослых: "Чей это живет у них дядя?" Ей отвечали: "Это Мамин". И она долго не могла понять, что значит "мамин", и спрашивала свою мать: "Значит, он твой, мама?"

    Дома через два от них был дом Колногорова Якима Семеновича, отца Марии Якимовны (будущей жены Мамина-Сибиряка). Мамин часто бывал тут. Вспоминают, что Дмитрий Наркисович бывал и у Дмитрия Кузьмича Губкина – смотрителя приисков. Из писем Мамина-Сибиряка, как сообщает его племянник Борис Дмитриевич Удинцев, известно, что, приезжая в Тагил, он часто заходил к своей крестной матери Феоктисте Даниловне Шориной, пользовавшейся большим уважением в семье Маминых (ул. Комсомольская, бывшая В. Ерзовка).

    В очерке "Платина" писатель вспоминает одно из своих посещений Нижнего Тагила: "Посмотреть здесь есть что, не в пример другим заводам и городам. Прежде всего я направился в Выйский заводский музей, как учреждение в своем роде единственное". Там Мамин осмотрел заводскую продукцию и редкости, а затем пошел "к своему старому хорошему знакомому Дмитрию Петровичу Шорину, у которого бываю каждый раз, когда случается заезжать в Тагил. Это тагильский старожил и большой любитель всякой старины, живописи и минералогии. Его небольшой домик – сплошная коллекция. В этом домике перебывали все минералоги, посещавшие Тагил...

    Сам по себе хозяин является живой летописью последних 50-60 лет тагильской жизни, и мне приходится время от времени обращаться к нему за разными историческими справками. Одним словом, вполне редкий человек, как попадаются редкие камни. А главное, человек глубоко интересуется своим краем, его историей, бытом и всеми особенностями, какие только может представить такой оригинальный округ, как Тагильские заводы".

    Дмитрий Петрович в 1845 году впервые занимался у нас в окрестностях Тагила на реке Полуденке археологическими раскопками. У меня сохранилось несколько записок Д.П. Шорина, который приходится мне родным дедом. В них он упоминает о том, что в 40-х годах объехал всю северную часть Нижнетагильской дачи для описания курганов. Описания эти были напечатаны в "Пермских губернских ведомостях", а рисунки на шести листах переданы профессору Погодину и археологу Сахарову. Это были первые археологические раскопки в окрестностях Тагила. Сохранились статья Д.П. Шорина "Нравы и обычаи жителей Тагильских заводов", акварельные рисунки и картины – копии с Рафаэля. Дмитрий Петрович мой дед, но я смутно помню его. Умер он 90 лет от роду, когда мне было всего семь. Дом, где бывал Мамин-Сибиряк у дедушки, сохранился до сих пор, хотя стал неузнаваемым, - это на улице Комсомольская, № 5 (бывшая Верхняя Ерзовка).

    Старшая дочь Д.П. Шорина бывала у Мамина-Сибиряка в Петербурге в последние годы его жизни и на похоронах писателя в 1912 году.

    Другая моя тетка, Юлия Алексеевна Шорина, была подругой сестры Дмитрия Наркисовича Елизаветы Наркисовны в годы учения в Екатеринбурге и жила у Маминых "на хлебах" в 1878 году. Родители ее и Мамина-Сибиряка дружили, бывали друг у друга в гостях. Дмитрий Наркисович, вспоминает Юлия Шорина, "был всегда очень добрым и отзывчивым, помогал нам в наших занятиях, решал задачи, помогал переводить французские статьи и стихотворения. Кроме того, проверял наши сочинения и читал нам вслух. В дни отдыха играл на скрипке, а мы танцевали. Очень любил, когда мы пели "Вниз по матушке по Волге", "Есть на Волге утес" и другие песни".

    Хорошо знали в Нижнем Тагиле Мамина-Сибиряка уже умершие сейчас Августа Романовна Челышева – учительница, Мария Александровна Касаткина и многие другие.

    Много лет прошло с того времени. В этом году исполняется уже 40 лет со дня смерти Дмитрия Наркисовича и 100 лет со дня его рождения. К юбилею знаменитого земляка Нижний Тагил должен серьезно подготовиться. Пора запечатлеть пребывание писателя в Тагиле мемориальными досками на домах, назвать его именем одну из улиц Тагила, установить памятник или бюст Мамина-Сибиряка на площади или в сквере города.

    Это будет благодарность писателю – от признательных тагильчан.

Елизавета БОТАШЕВА.

Литература: Газета "Горный край" от 19.07.2002.

"Жить тысячью жизней..."

    По материалам, предоставленным Сергеем ГАНЬЖОЙ, знакомимся с фрагментом статьи "Памятник Д.Н. Мамину-Сибиряку", опубликованной в журнале "Нива" в 1915 году.

Д.Н. Мамин перед самой кончиной, в 1912 году

Д.Н. Мамин перед самой кончиной, в 1912 году

 

    "26 октября, в день ангела (великомученика Дмитрия Солунского) Д.Н. Мамина-Сибиряка, перед третьей годовщиной кончины писателя (2 ноября), на его могиле на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Петрограде освящен памятник, поставленный вдовой покойного писателя. Памятник этот работы академика И.Я. Гинцбурга представляет собой гранитную скалу, украшенную бронзовыми бюстами Д.Н. Мамина и его любимой дочери Елены – Аленушки, которой посвящены его известные детские рассказы и сказки.

Памятник на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Петрограде

Памятник на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Петрограде

    Три года назад Д.Н. Мамин-Сибиряк медленно и тяжело умирал в неприветливой холодной столице. Тяжелая болезнь заставила его отойти в сторону от общественной жизни, от людей, которых он так любил, которых неустанно изображал сорок лет. Недаром у подножия его памятника высечена надпись, взятая из его известного произведения "Черты из жизни Пепко", считающегося его автобиографией: "Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец – вот где настоящая жизнь и настоящее счастье".

    Иллюстрации по фотографии Я. ШТЕЙНБЕРГА.

Литература: Газета "Горный край" от 25.10.2002.

Герои Мамина живут и побеждают

    В одном из последних своих писем – в ответе собирателю автографов А.Ю. Анненскому, датированном 2 марта 1912 года, - Мамин-Сибиряк замечает: "Все, что я умел и мог сказать, мною сказано в моих сочинениях, которых, если собрать все вместе, наберется до 100 томов, а издано около 36..." Мамин действительно отличался огромной плодовитостью, и на самом деле опубликовано далеко не все из его сочинений, да и после смерти он остался за пределами полного академического издания. При этом в 80-90-е годы 19-го века он был одним из самых публикуемых русских писателей. Можно сказать, что он открыл для России Урал, до него многие не представляли, чем и как живет Урал, и поэтому столичные журналы охотились за Маминым-Сибиряком, его рассказы, очерки и романы активно печатались и высоко оплачивались. Тиражи журналов росли, росли и гонорары-писателя: ему платили сначала по 200, потом по 300, 500 и даже по 1000 рублей за печатный лист.

    Своим "проводником", "отцом" почитал Салтыкова-Щедрина, входил в кружок беллетристов, организованный Чеховым, вместе с Горьким, Телешовым, Буниным. Близок был с Глебом Успенским... Если говорить о значении Мамина в отечественной литературе, он входит во вторую линию русских классиков наряду с такими писателями, как Успенский, Короленко. А если в масштабах Урала, то писателя земли уральской значительней и крупнее Мамина не было и нет. Так что, если бы у нас была сейчас Уральская республика, как мечтал Россель, то Мамин-Сибиряк стал бы первым великим писателем этой республики...

    При жизни Мамина-Сибиряка нередко сравнивали с Эмилем Золя – оба показывали низменные стороны жизни, социальное дно, сам Мамин, как видно из замечаний в его письмах, не признавал такого сходства, открещивался от сравнений.

    Сегодня наиболее читаемы "Аленушкины сказки", которые вошли в золотой фонд детской литературы, не случайно еще в 1909 году в Париже Мамину была присвоена золотая медаль за детские произведения.

    Надо сказать, что последние десять лет творчество Мамина-Сибиряка ушло в тень, скорее всего, это связано с тем, что в 1991 году умер И.А. Дергачев, генеральный исследователь наследия писателя. Издавать его тоже почти прекратили. Конечно, в библиотеках книги есть, но они лежат невостребованными. Тогда как на самом деле многие его вещи сегодня приобрели современное звучание, в первую очередь, тема хищнической капитализации... Не зря спектакль нашего драматического театра по "Горному гнезду" пользуется такой популярностью у тагильчан – проблемы схожи, многие герои узнаваемы, как будто прототипами писателю служили не тогдашние представители власти, бизнеса, а наши, современные.

Александр СМИРНОВ.

Литература: Газета "Тагильский металлург" от 07.11.2002.

Путешествие в параллелях

    Заинтересовался я Маминым-Сибиряком в связи с историей моего семейства. Отправился по местам, где жили мои предки, и оказалось, что эти места связаны с семьей писателя. В 1888 году он приезжал в Чердынь. С 1898-го по 1901-й годы там жили его мать и сестра Елизавета, вышедшая замуж за Дмитрия Аристарховича Удинцева, председателя Чердынской земской уездной управы. По линии Удинцевых и продолжилось потомство писателя. В те же годы в Чердыни (это нынешняя Пермская область) жил и мой дед Петр Михайлович Кузнецов (1870 г.р.), в молодости он служил приказчиком в магазине. Поэтому, когда я читал "Зимовье на Студеной", представлял, как жил дед: он ведь мог быть тем самым молоденьким приказчиком, что приехал с чердынским обозом в избушку к старику-охотнику. Недавно я понял, что Студеной реку назвали неспроста, и что такой она и осталась. Одноклассники ездили туда на рыбалку в июле. Я спросил, не заели ли их комары, а они мне говорят: "Какие там комары? Мы утром удочки изо льда кое-как выковыривали!" Сохранилось порядка ста писем Мамина в Чердынь. Город славился пушным промыслом. Так в одном из писем Дмитрий Наркисович просит мать выслать ему куницу на воротник. Меха выслали, и оказалось, что это не куница, а соболь, – воротник, как он отписал родным, произвел фурор в петербургском окружении, как и подаренные следом шкуры рыси. А Удинцев, по словам Мамина, "ушиб" его шкурой медведя – подарком тем паче дорогим, что "медведь был свой, уральский"...

Чердынь. Хлебная пристань

Чердынь. Хлебная пристань

    А моя мама рассказывала, что у чердынского дедушки в зрелые годы имелось пять шуб, в том числе бобровая и на седой лисе...

    Затем, уже в 2000 году, поиски корней привели меня в Томск, где жил прадед. И там уже совсем неожиданно выяснил, что Мамин бывал и в Томске – на это указывали местные краеведческие материалы. Дело в том, что в Сретенской церкви, построенной в городе в 1908 году, до 1919 года служил настоятелем родной брат писателя – Николай Наркисович Мамин, и Дмитрий Наркисович приезжал к нему в гости. Старший Николай был личностью примечательной, по его рассказам, Мамин писал о жизни босяков. Прежде брат страдал запоями и нередко "исчезал" из дому, проводя время в самых злачных местах. Об этом биографы пишут нередко, а вот о более позднем, томском периоде жизни Николая мало кто знает.

Чердынь. Богословская церковь    О поездках Мамина в Томск я не встречал упоминания нигде – ни в материалах уральской конференции к 100-летию Мамина, ни в биографических материалах. Не слыхал об этом и наш маминовед Ю.П. Петров, с которым я не раз имел удовольствие общаться. И уже нынче взял октябрьский выпуск журнала "Урал", половина которого посвящена маминскому юбилею, и там, в хронологии путешествий писателя, не обнаружил упоминания о Томске. Но что интересно, в приведенном там же перечне псевдонимов Мамина-Сибиряка есть фамилия Томский... Случайно ли это?

    Я побывал, наверное, во всех городах, где сколько-нибудь живал Мамин, и, в частности, интересовался, есть ли там улицы, названные его именем. В Москве таковой нет, хотя имеются и Уральская, и Тагильская улицы, в С.-Петербурге – нет. В Царском Селе – тоже, но там есть хорошая библиотека им. М-Сибиряка. Его именем названа улица в Чердыни: она ведет к самому старому на Урале храму – храму Иоанна Богослова. В Екатеринбурге улица Мамина – одна из центральных. У нас в Тагиле, где, как можно заметить, "писательские" улицы вообще прибиты по окраинам, в северной части Рудника, ближе к Сан-Донато, есть маленькая улочка имени Мамина-Сибиряка: видел ее в ужасном состоянии – такие ухабы, что на машине не смог проехать... Неподалеку ютится такая же примерно улочка имени Пушкина.

    Не могу сказать, что я одолел все его тома, что зачитываюсь романами Мамина-Сибиряка... Мне у него нравится больше всего публицистика. С большим интересом прочел очерки "От Урала до Москвы" – такие реалии бытовые, технические, такие любопытные подробности (вплоть до цен на различные товары и услуги), каких нигде больше не встретишь. Мне хочется, чтобы тагильчане прочли эту вещь. Привлекает манера письма – очень образная, яркие речевые обороты, характерный язык персонажей. Хороши уральские рассказы и повести. В "Сестрах", к примеру, изображена жизнь рабочих в Н. Салде, и так описано производство, что можно хорошо представить тогдашнюю технологию прокатки.

    Вызывает большое уважение личность самого писателя. Очень увлекает его эпистолярное наследие, и письма – отцу, матери, братьям, сестре – являют человека удивительно привязанного к своей семье, всю сознательную жизнь заботящегося о ней. Ведь после смерти отца писатель практически содержал их всех, пока сестра не вышла замуж, пока младший брат не встал на ноги. А каким он был любящим и нежным отцом своей Аленушке!

    Еще в 80-м году мы с дочкой взяли за правило каждое последнее воскресенье сентября ездить в Висимский музей Маминых, гулять в окрестностях. И что интересно, все пять лет наших поездок на эти воскресенья приходилась чудесная солнечная погода!

Ю.Д. ИСУПОВ.

Литература: Газета "Тагильский металлург" от 16.11.2002.

И Мамин становится ближе...

Несколько эпизодов из эпистолярного общения писателя в письмах

В минуту душевной невзгоды...

    Вот, к примеру, отрывок из письма к брату Владимиру от 22 июня 1881 г. Поясним, что первая половина 1881-го была связана для писателя с рядом неудач на литературном поприще, на жизнь и содержание всей семьи ему приходилось зарабатывать, давая уроки купеческим детям.

    "...Погода у нас стоит самая скандальная, ненастье одолело. А лично для меня это ненастье совпадает с безработицей... Это страшное слово, Володя, "нет работы". И руки есть, и голова в порядке, и старания не занимать стать, а работы нет... Когда-то, в дни самой зеленой юности, я, как разборчивая невеста, все перебирал различные профессии, отыскивая, по тогдашнему модному выражению, "труд по душе". В настоящую минуту несу достойное наказание за ошибки юности и не падаю духом – такой уж у меня счастливый характер, – а сие пишу в назидание тебе, чтобы ты не повторял моей ошибки. Ведь у меня, Володя, душа болит от сознания, что пропадают и силы, и время на дурацкой неблагодарной работе с разными купеческими сынками, но я не ропщу на свою судьбу, потому что есть миллионы людей, из поколения в поколение несущих неизмеримо большие несчастия... Последняя мысль всегда укрепляет меня в минуту душевной невзгоды, когда вспоминаешь, например, что (...) тысячи переселенцев, голодом и холодом, с грудными детьми и стариками, тащатся христовым именем за тысячи верст, где неизвестно как устроятся. Вот нужно пожить в такой коже, тогда много лишней дури повыбьет из головы. Я отлично помню слова покойного папы: "Ты сыт, одет, сидишь в тепле, – чего же еще нужно? Остальное прихоти, т.е. если они есть – хорошо, нет – не о чем особенно убиваться...".

О преимуществах провинции

    Из письма к отцу 21 августа 1875 г. из Петербурга:

    "Ваши сожаления, папа, о том, что приходится так долго служить в гиблом Висимишке, имеют свое основание и свою слабую сторону. Скажу только, что жизнь более или менее бойких пунктов, но даже и самих столиц держится на таких основаниях, о которых остается пожалеть от всей души и попросить господа бога, чтобы он не посылал их на Висим. Издали, конечно, интересно смотреть, как шумит и хлопочет вечно суетящаяся разношерстная толпа наших городов, но вмешиваться в эту толпу не стоит, потому что единственный двигатель здесь деньги, деньги и деньги, и неприхотливое сероватое лоно родной провинции покажется в десять раз лучше. (...) Таков мой личный взгляд, хотя сам я пока и не желал бы закупориться в провинции, потому что мне еще нужно потолкаться между людьми да поучиться уму-разуму...".

Самокритика

    Критики-современники не раз упрекали Мамина в чрезмерной плодовитости в ущерб художественным достоинствам, да и издатели предпочитали его как автора малой прозы, не слишком "тянущего" крупные формы.

    Из письма 1890 г. к издателю "Русской мысли" В.А. Гольцеву по поводу предложенных сокращений романа "Три конца":

    "Я знаю сам, что большие вещи мне удаются меньше, чем маленькие, но пишу протяженно сложенные летописи только потому, чтобы не разбивать на осколки целую тему. С точки зрения пятачков (т.е. гонораров – И.Д.), нет ничего выгоднее фельетонной газетной работы, а большие вещи пишешь буквально себе в убыток.(...) Не может ли редакция "Русской мысли" выслать мне некоторую часть мзды за роман авансом, - сильно прохарчился я на этой работе и по уши сижу в долгах".

И. ДЯГИЛЬ.

Литература: Газета "Тагильский металлург" от 16.11.2002.

"...Я записался в партию..."

    Это интересное признание сделал самый крупный и известный писатель Урала, которого советская критика и литературоведение считали аполитичным.

    Его общественная жизнь оставалась практически неизвестной для всех исследователей. И неудивительно, ведь до сих пор часть архивов хранится в семье правнучатого племянника писателя – Глеба Борисовича Удинцева.

    Проницательный читатель уже догадался, что речь идет о Дмитрии Наркисовиче Мамине-Сибиряке, который в первый день 1906 года писал из Царского Села матери Анне Семеновне:

    "Милая, дорогая мама. По обычаю новый год начинаю письмом к тебе. Слава Богу, страшный год миновал (1905 – год начала первой русской революции. – Прим. А.С.), и будем надеяться, что в нынешнем году наступит созидающая тишина".

    А далее – то признание, о котором я говорил выше и, я думаю, которое стало причиной того, что письмо это хранилось у родственников и было передано научной общественности в год 150-летия Дмитрия Наркисовича, ровно через 90 лет после его кончины. О причине скажу позже, а читателя отсылаю к тексту письма: "У нас идут подготовления к избирательному подходу. Кстати, я записался в партию конституционно-демократическую, к которой принадлежит, кажется, и брат Володя".

    Вот так просто, обыденно взял и вступил, или, как говорил сам писатель, "записался в, партию".

    Партия кадетов выражала интересы либерально настроенной буржуазии и интеллигенции. Программа партии была принята в марте 1905 года на III съезде Союза Освобождения. 6 августа был издан Манифест о созыве законосовещательной Думы. Наступил неимоверный подъем конституционных настроений, особенно правого крыла либерально-оппозиционного лагеря. Либералы получили право на легальную деятельность и в октябре 1905 года партия кадетов организованно оформилась. Это произошло в период наивысшего подъема 1-й русской революции – октябрьской политической стачки, принявшей Всероссийский характер и в результате которой был издан Манифест 17 октября 1905 года, даровавший некоторые свободы.

    В первые полгода существования и на волне выборов в I Думу было создано около 300 кадетских комитетов, или первичных организаций, по всей стране, но главным образом в европейской России. Высшим органом партии стал съезд, созываемый не реже одного раза в год. Число кадетов весной и летом 1906 года составило примерно 60 тысяч человек, самыми крупными были столичные организации – в Москве насчитывалось 12240 членов партии, а в Петербурге – 7500. Этому способствовали созданные здесь специальные бюро прогрессивной печати. Кадетская партия развернула широкую пропагандистскую кампанию, переведя свою программу почти на все языки народов России, издавалось 66 наименований брошюр и листовок общим тиражом 2 миллиона 380 тысяч экземпляров, выходило 70 газет кадетского направления, широких масштабов достигла устная агитация и пропаганда. Все это велось под флагом оппозиции царскому правительству.

    Кадеты требовали ограничения монархии избранием двухпалатного парламента: верхнюю палату должны были избирать на основе двухсторонних выборов и ценза оседлости, нижнюю – на основе всеобщего избирательного права. Кроме того, либералы требовали реформирования местного самоуправления и суда. Кроме того выдвигались требования в области культуры, в аграрном вопросе и рабочем движении.

    После поражения Декабрьского вооруженного восстания 1905 года кадеты действительно встали на путь "контрреволюции" в глазах левых движений. П.Н. Милюков в те дни разъяснил, что главный смысл кадетской тактики заключается в том, чтобы "направить само революционное движение в русло парламентской борьбы. Для нас укрепление – привычка свободной политической жизни есть способ не продолжить революцию, а прекратить ее".

    Мамин-Сибиряк, похоже, разделял эти взгляды.

    "Избирательный поход" кадетов для Дмитрия Наркисовича – не иллюзия, а необходимость, но эйфории он не испытывает, а потому в письме матери он резюмирует: "Наступивший год даст нам Государственную Думу и кое-какие свободишки" (обратите внимание, как издевательски-пренебрежительно Мамин-Сибиряк пишет об этом. – Прим. авт.). Далее он осторожно замечает: "Много ожидать не будем, ибо и "конституция – есть нож, медом намазанный", как писал раскольничий писатель Павел Любопытный своей раскольничьей братии, когда в Германии происходила революция, и, как говорил Гейне, "пенилось немецкое пиво".

    А далее иносказание и, как мне кажется, самое "страшное" контрреволюционное высказывание Мамина-Сибиряка: "Как будет пениться наше русское пиво, "будем посмотреть", как говорят "кровавые" (вместо "кровные") русские немцы". Конечно, революционеры всех мастей наверняка не приняли бы это определение – "кровавые", а тем более его бы не приняли большевики, и, думаю, не поздоровилось бы Мамину-Сибиряку от коммунистов, знай они, что он был членом партии кадетов, которую они называли одним из оплотов царской власти. И, как знать, сложилась бы сравнительно успешно издательская судьба произведений писателя в советский период или нет.

    А Дмитрий Наркисович, объясняя матери свою осторожность в перспективности конституционных реформ, написал: "На склоне своих дней поневоле начинаешь относиться со старческим скептицизмом даже к самому хорошему и желательному". Эти слова еще раз подтверждают, что идеи конституционно-демократической партии привлекли уральского писателя, но "на веру" он уже не может ничего принимать, нужно время, которого у него нет – ему 54 года, через шесть лет его не станет. Но даже само вступление в партию было поступком, а в наших глазах поступком неординарным.

Александр СМИРНОВ, старший научный сотрудник музея-заповедника.

Литература: Газета "Горный край" от 22.01.2004.

Жизненные роли Мамина-Сибиряка

 

"Если разобрать – вся наша жизнь – театральная пьеса, притом очень скучная,и мы тоже обманываем и себя,и других своими костюмами".

Д.Н. МАМИН-СИБИРЯК.

Интересное выражение… Действительно, каждый из нас в течение своей жизни играет множество ролей, и от того, насколько мы искусны в создании сюжета своей судьбы, зависит, как успешно сыграем интереснейшую пьесу, именуемую жизнью.

Первую свою роль – благодарного и любящего сына – Д.Н. Мамин-Сибиряк сыграл "на бис"! По воспоминаниям Е.Н. Удинцевой, сестры писателя, мать Дмитрий Наркисович боготворил, каждое ее слово было для него законом. Взрослый мужчина, известный писатель, он подчинялся ей, как мальчик. Двух дней не мог прожить без того, чтобы с матерью не повидаться… Лучшего сына Анна Семеновна не могла и представить. Сейчас в архивах хранятся около 450 писем, написанных им матери в разные годы. Конверты подписаны: "Екатеринбург (Пермской губернии), Ее Высокоблагородию Анне Семеновне Маминой". Всю жизнь он писал слово "Мама" только с заглавной буквы. Писатель еженедельно выделял Анне Семеновне на содержание от 50 рублей и выше, сверх того, заботливый сын давал деньги на непредвиденные расходы.

Дмитрий Мамин-Сибиряк с мамой

Дмитрий Мамин-Сибиряк с мамой

Своим отцом Дмитрий восхищался, гордился и всю жизнь старался быть на него похожим в делах и поступках.

Дмитрий Наркисович был не только сыном своих родителей, но и сыном могучего и прекрасного Урала. Эта роль ему тоже удалась на "5 с плюсом" – романы, повести, рассказы, очерки о родном крае, восторг и восхищение Уралом, его природой, людьми. "Родина – наша вторая мать, а такая, как Урал, – тем паче. Нужно быть просто человеком, который не забывает своей семьи, любит свою родину и работает для своего Отечества".

Наркис Мамин с сыновьями Дмитрием (справа) и Владимиром, 1868 год.

Наркис Мамин с сыновьями Дмитрием (справа) и Владимиром, 1868 год

Третья роль писателя – заботливый и любящий брат, который после смерти отца взвалил на себя бремя ответственности за свою семью и всю жизнь достойно его нес. "…Меня так заботит здоровье Лизы, Мама, что я как-то начинаю теряться при одной мысли о возможности ее потерять… Поздравляю Володю с днем его ангела, которому могу подарить только мой труд, мои заботы – все, чем был покойный папа для нас всех…" (Из письма матери 3 июля 1878 г. )

Дмитрий старался финансово помочь своим братьям и сестре. В книге расходов А.С. Маминой, хранящейся в фондах Литературного музея Мамина-Сибиряка в Екатеринбурге, написано: "Володику от Мити за обучение переслала в Москву 25 рублей…, 50 рублей…, 100 рублей" или " За скрипку Лизе Митя выслал 15 рублей, а Володе на костюм – 80 рублей".

Четвертой ролью Мамина-Сибиряка можно назвать роль друга. Своей искренностью, живым умом, "замечательно нежной душой" (по выражению Бунина) он, как магнит, притягивал к себе людей. Дружбе он отдавался всей душой, не принимая в отношениях никакой практической выгоды. Например, о Михайловском он говорил: "Я его страшно люблю… Да и он меня, кажется, любит". В большой многолетней дружбе был Мамин-Сибииряк с переводчиком Ф.Ф. Фидлером. В письмах он постоянно обращался к нему: "Дорогой друг", "Друг Федор", а в одном из писем – "Дорогой друг, ангел души моей Федя!"

Самой сложной ролью для Дмитрия Наркисовича стала роль любимого мужчины. Три женщины искренне его любили и были с ним счастливы. И он платил им взаимностью.

Марии Якимовне – признательностью и талантом, говоря, что добрая половина им написанного принадлежит ей. М.Я. Алексеева была незаурядным человеком. Об этом свидетельствовали многие, знавшие ее. Н. Сергеев из Нижнего Тагила в своих мемуарах пишет: "Мария Якимовна была одна из образованнейших по тогдашнему времени женщин на Урале. Она играла на рояле, пела, знала иностранные языки, имела крепкую редакторскую руку, обладала тонким литературным вкусом, являлась знатоком уральского быта. Она щедро делилась своими знаниями с начинающим писателем".

Дмитрий Мамин-Сибиряк с дочерью Аленушкой, 1892 год

Дмитрий Мамин-Сибиряк с дочерью Аленушкой, 1892 год

Марии Якимовне, жене, советчику и первому редактору, близкому другу, дарил Дмитрий Наркисович свежие типографские оттиски своих произведений, первые экземпляры с автографом: "В водовороте страстей", "Золотопромышленники". Роман "Приваловские миллионы" закончен в доме Алексеевой, на последней странице автограф писателя: "Кончена эта рукопись в г. Екатеринбурге, Колобовской улице; в доме Алексеевой в 1883 г. 2 сентября в 1 час 30 мин по полудни". Самые крупные романы: "Приваловские миллионы", "Горное гнездо", "Три конца" посвящены Марии Якимовне. Любовь к талантливой женщине, обладавшей незаурядной культурой, вдохновила Мамина на роман "Омут". Это роман-биография.

С Марией Морицевной Абрамовой – известной актрисой, Мамин познакомился в Екатеринбурге осенью 1890 года. 38-летний писатель влюбился, как мальчишка. Весной 1891 года Дмитрий Наркисович переехал на жительство в Петербург по желанию любимой женщины. Приехав в Северную столицу, он так писал сестре Лизе в Чердынь: "Маруся – молодец и прелесть, я с каждым днем открываю в ней новые достоинства, наши взаимные чувства в лучшем виде, так что я себя чувствую счастливым до несправедливости".

А Мария Морицевна? Она тоже счастлива! Хлопочет "по домашности", пишет стихи, посещает с мужем литературные салоны и вдохновенно играет и в Петербурге, и на летних театральных подмостках в Павловске, Лесном и Озерках. Актриса была счастлива еще и своим женским счастьем: она собиралась стать матерью. В три часа утра 21 марта 1892 года у нее родилась дочь Елена, а в восьмом часу вечера 22 марта Мария Морицевна умерла.

Мамин был на грани помешательства. В одночасье он стал и отцом, и вдовцом. Телом он был жив, а душа – мертва. И время не действовало успокаивающе, не врачевало истерзанную душу. О будущем он не думал: "Да и нет его, будущего, потому что и жизнь одна, и сердце тоже одно". Квартира, в которой он был так счастлив, напоминала теперь склеп. Везде: на стенах, диване, на столе – фотографии любимой женщины от миниатюрных до огромных, в человеческий рост. В письме сестре Лизе Мамин писал: "Благословляю имя той, которая принесла мне счастье, короткое, мимолетное, но настоящее".

Еще одна женщина присутствовала в жизни писателя – Ольга Францевна Гувале, она занималась воспитанием и обучением Аленушки. Дмитрий Наркисович не знал, как и благодарить "тетю Олю" за ее хлопоты и заботы. Они оба привыкли с уважением и любовью уже немолодых людей относиться друг к другу. В 1900 году решено было соединиться браком, создать Аленушке настоящую и полноценную семью.

Три женщины, три судьбы. Каждая любила Мамина, и он к каждой относился с благодарностью, с любовью, с чистыми помыслами. С каждой из них он был по-своему счастлив.

Шестая и, наверное, главная в жизни роль, была для Дмитрия Наркисовича счастливая и несчастная одновременно – это роль отца самой родной и единственной в мире дочери Аленушки. С первых дней отцовства он утонул в хлопотах "по самые усы": пеленки, распашонки, няньки, бессонные ночи. "Мамочкой" стали называть между собой друзья Мамина. Аленушка росла и хорошела "не по дням". Уже в 8 месяцев малышка сидела, привставала на ножки и все порывалась ходить.

Мамин-отец все больше стал писать для детей и о детях, а его Аленка служила для него "живой моделью". Именно она потянула за собой детскую литературу, стала героиней многих произведений.

С возрастом Аленушка несколько окрепла, но здоровье ее продолжало тревожить Мамина. Он следил за воспитанием дочери, поощрил ее, когда она захотела заниматься на курсах истории и философии. Дмитрия Наркисовича радовало, что Алена много читает, не по годам серьезная, наблюдал за ее литературными опытами. Она писала стихи, многие отцу нравились, но он боялся переоценить ее литературные способности. Алена Мамина пережила отца только на два года, она умерла в возрасте 22 лет в 1914 году.

Перед нами, читателями, Мамин-Сибиряк предстал в роли талантливого самобытного писателя, книги которого мы читаем и любим. Эта роль самая длинная в его жизни, записанная, по собственному признанию, в ста томах и не оборвавшаяся даже в ночь на 2 ноября 1912 года, ибо Мамин, по высказыванию Чехова, принадлежит к тем писателям, которых по-настоящему начинают читать и ценить после их смерти.

На памятнике, установленном на могиле писателя в Петербурге, высечены слова: "Жить – тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец – вот настоящая жизнь и настоящее счастье". И писатель продолжает жить в миллионах сердец своих читателей. Его книги издаются и переведены на многие языки.

Современным писателям есть чему учиться у Мамина-Сибиряка: правдивости и широте охвата действительности, разнообразию тем произведений, художественности изложения, непринужденной живости диалога, знанию народной жизни, народного языка, глубокому пониманию светской психологии, умению передавать в доступной для ребенка форме серьезные социальные и моральные идеи.

Жизнь Дмитрия Наркисовича была трудовая: вначале – газетный репортер, потом – известный писатель, прокладывающий путь своим талантом. И только одна роль – роль бездарного, неумного и бессердечного человека – никогда так и не была сыграна писателем.

Валентина ПЕТРОВА, заведующая музеем Д.Н. Мамина-Сибиряка в поселке Висим.

ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 03.11.2015.

Архитектурная жемчужина в Нижней Салде

Никольский храм, в котором служил Наркис Матвеевич Мамин, восстает из руин

Все в мире связано. Вот и на этот раз задумка тагильского скульптора А. Г. Неверова привела группу краеведов в Нижнюю Салду.

Анатолий Глебович давно и плодотворно работает над образом нашего земляка – писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка.

В Нижнем Тагиле нет ни одного бюста, памятника знаменитому писателю. Ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге нет ни улицы, ни переулка имени Мамина-Сибиряка. А в Нижнем Тагиле? Девять человек из десяти даже не скажут, где такая улица. Подсказка: там же, где и улица Пушкина – на окраине поселка Рудника III Интернационала. Но это к слову…

Храм в Нижней Салде

Храм в Нижней Салде

Итак, почти расставшись с мечтой установки монумента Дмитрию Наркисовичу в Нижнем Тагиле, группа краеведов во главе с Анатолием Глебовичем устремилась в легендарную "металлургическую и техническую лабораторию XIX века" - Нижнюю Салду, в одном из храмов которой служил отец Дмитрия, священник Наркис Матвеевич Мамин.

Семья Маминых переехала из Висима в Нижнюю Салду в 1876 году. Немногие знают, что в этом уральском городе раньше, чем в столицах, было организовано электрическое освещение, именно здесь на металлургическом заводе установлен первый российский бессемер – сталеплавильный агрегат, прообраз современного конвертера. В Нижней Салде организовано одно из первых производств рельсов, давшее название заводу. Заслуга технических новаций во многом зависела от управляющего Нижнесалдинским рельсопрокатным заводом К.П. Поленова и инженера-металлурга В.Е. Грум-Гржимайло.

Еще со времен службы Константина Павловича в Нижнетагильске и Висимо-Шайтанском заводе с ним был знаком и дружил Наркис Матвеевич. Поленов и поспособствовал тому, чтобы в Нижнесалдинском храме Святителя Николая Чудотворца он служил священником. К сожалению, не проработав в храме в Нижней Салде и двух лет, Наркис Матвеевич Мамин скончался и похоронен, как и положено по сану, на прицерковной территории.

Архитектура и строительство Никольского храма (построен в 1829 году) – отдельный рассказ. Приведу лишь немного сведений. Бравший уроки у самого О. Монферрана, крепостной Демидовых архитектор А.П. Чеботарев создал шедевр, который мог бы украсить и столицу. Такого выгодного расположения на местности, гармоничных очертаний здания, лепного декора в интерьере способен достичь только очень талантливый художник. Тагильчане могут оценить классические приоритеты Александра Петровича на примере сохранившегося здания заводского госпиталя – Демидовской больницы сегодня.

Экскурсию по реконструируемому храму провел староста Леонид Чукин. В планах людей, восстанавливающих церковь Николая Чудотворца, – приведение в порядок захоронений у стен храма. Как будет выглядеть надгробие Наркису Матвеевичу? Есть проект, включающий в себя массивный постамент с раскрытой книгой. В одном из писем матери Анне Семеновне Дмитрий писал, что видит памятник отцу в виде раскрытого Евангелия из белого мрамора. Каким будет реальное воплощение – покажет время, но уже то, что сделано, достойно искреннего уважения.

Неравнодушные люди делают все для увековечивания памяти замечательного человека, гражданина, патриота, вложившего в сына такую силу мысли и чувств! И, безусловно, логичной будет установка вблизи церкви Святителя Николая Чудотворца монумента, посвященного Дмитрию Наркисовичу Мамину-Сибиряку. Возможно, изготовленного по одному из эскизов Анатолия Глебовича Неверова.

Юрий ИСУПОВ, краевед.

ФОТО ВАДИМА ОСИПОВА.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 03.11.2015.

"Навсегда твой Дмитрий"

6 ноября – День рождения Д.Н. Мамина-Сибиряка

В конце 80-х – начале 90-х годов XIX века в Екатеринбурге гастролировал провинциальный театр П.П. Медведева, известного на Урале и в столице антрепренера, который начал свою сценическую деятельность в конце 1870-х гг., играя в труппе отца – антрепренера и артиста Петра Михайловича Медведева. В 1885-1918 гг. Петр Петрович держал антрепризы в Омске, Ирбите, Екатеринбурге, Перми, Саратове и других городах России.

Д.Н. Мамин-Сибиряк

Д.Н. Мамин-Сибиряк

Петр Медведев перед началом нового сезона 1890 года в Екатеринбурге устроил в Харитоновском саду застолье, на которое пригласил известных в городе людей: редактора газеты "Екатеринбургская неделя" Петра Николаевича Галина и рецензента Надежду Васильевну Остроумову, полицмейстера фон Таубе (известного любителя хорошеньких актрис). От труппы присутствовали Вера Ивановна Морева, Мария Морицовна Абрамова и Николай Аркадьевич Самойлов-Мичурин. На этой встрече была и Мария Якимовна Алексеева, первая гражданская жена Д.Н. Мамина-Сибиряка, которая в 1889 году "личными усилиями и на свои средства" открыла первую профессиональную женскую школу в Екатеринбурге.

Однако Дмитрия Наркисовича на том застолье не было. Первая встреча его и Абрамовой произошла в сентябре 1890 года в маленьких меблированных комнатках второго этажа дома Клушиной на Главном проспекте Екатеринбурга, где проживала Мария Морицовна. Она должна была передать Д.Н. Мамину-Сибиряку подарок от В.Г. Короленко – портрет писателя. Мария Морицовна при встрече вручила этот портрет, и Дмитрий Наркисович был очень рад подарку. Мария сказала тогда: "Я вас давно знаю, конечно, по вашим произведениям". В письме В.Г. Короленко от 13 сентября 1890 года она сообщает о первом свидании с писателем – "очень понравился – такой симпатичный, простой".

Алёнушка

Алёнушка

Накануне встречи с Марией Морицовной Мамин-Сибиряк переживал глубокий душевный кризис. Ему шел 38-й год, а личная жизнь как-то не складывалась. Писатель переживал свою неустроенность и одиночество. Мария Якимовна стала замечать, что Дмитрий Наркисович стал чаще оставаться в доме на Соборной улице, купленном в апреле 1885 года для матери – Анны Семеновны, за 2 тысячи 500 рублей. (Сейчас в этом доме № 27 по улице Пушкина располагается музей Д. Н. Мамина-Сибиряка, открытый в мае 1946 года). Потом он и вовсе перебрался туда жить. А Мария Яковлевна Алексеева молчала…

В это время Мамин-Сибиряк пишет очерк "Поправка доктора Осокина", который был напечатана в № 12 журнала "Русская мысль" за 1885 год, и повесть "Нужно поощрять искусство", опубликованную в "Северном вестнике" в № 10-12 за 1887 год. На страницах этих произведений появляются образы холостяков. В частности, доктор Осокин, который осознает себя как человека, не осуществившего своих возможностей, данных ему природой.

А как прозорливо предсказаны обстоятельства будущей петербургской жизни писателя в повести "Нужно поощрять искусство"! Сюжет её следующий. В номере гостиницы маленького городка умирает молодая актриса Елена Михайловна Вьюшина-Запольская. Она просит доктора Куваева взять на воспитание ее незаконнорожденного сына Маляйку. Ребенок преображает жизнь старого холостяка, наполняет ее счастьем. Потом появляется дочь Вьюшиной-Запольской Варенька – провинциальная актриса. Мечтая покончить навсегда с "холостяцким свинством", доктор представил Вареньку своей женой, окруженной детьми. Вареньку, конечно, влечет новая жизнь. Ей ненавистен "этот театр проклятый и шатанье по сезонам… это ужасная жизнь – не знать сегодня, что будет завтра".

Театральную жизнь России того времени Д.Н. Мамин-Сибиряк знал достаточно хорошо, и встреча с актрисой, с которой некоторым образом воплотится сценарий этой повести, была уже совсем близко…

Хочется задать вопрос: "Кто вы – артистка Абрамова, перевернувшая всю жизнь писателя Мамина?"

Мария Морицовна Гейнрих родилась в 1865 году в Перми. Она была первым ребенком в семье (потом появятся еще 8 братьев и сестренка Лиза). Еще в годы учебы в гимназии ее увлек театр. Он скрашивал провинциальные будни, рождал мечту о какой-то иной жизни, кипучей, захватывающей, полной успехов.

16 сентября 1880 года жандармы доставили в Пермь "государственного преступника", бывшего студента, начинающего писателя Владимира Галактионовича Короленко. К нему потянулись пермские политические ссыльные и передовая молодежь. Маруся Гейнрих, которой шел тогда пятнадцатый год, попросила Короленко, чтобы он репетировал её по русской литературе. Тот согласился. Мария стала посещать пермский нелегальный кружок, во главе которого стоял Короленко, познакомилась с его участниками и всё больше проникалась идеями писателя-демократа. Он укрепил и её веру в своё призвание. Маруся пригласила Короленко в Мулы (окрестность Перми), чтобы он посмотрел её в любительском спектакле и сказал, стоит ли ей посвящать себя театру. 7 марта 1888 года Мария Морицовна писала Короленко об этом из Петербурга: "Никогда не забуду, как я начинала, разыгрывала в Мулах, помните? И просила Вас смотреть и сказать мне по совести, есть ли у меня талант? И Вы сказали мне "да"! И я была ужасно счастлива!"

В 1883 году родители отправили Марусю Гейнрих пополнить образование в Казань – учиться на фельдшерских курсах, но вопреки их воле она поступила на сцену. Разгневанный отец послал за ней жену. Девушку вернули в Пермь. Но выбор был уже сделан. Теперь она знала, за что ей предстоит бороться на сцене. Театр должен стать народным. Так её учил понимать значение театра Короленко.

В 1884 году Мария повенчалась с секретарем воинского присутствия П.Г. Абрамовым, как и она, заядлым театралом. Они вместе играли ещё в любительских спектаклях. Через несколько лет супруги разъехались в разные города с разными театральными труппами. До самой смерти она не получила от него развода. Это в дальнейшем принесло немало страданий Мамину-Сибиряку.

Начались бесчисленные гастрольные поездки Марии Морицовны по России. Она играла в Рыбинске, Нижнем Новгороде, Казани, Симбирске, Саратове, Царицыне, Оренбурге, Новочеркасске, Мариуполе, Таганроге, Минске и других городах. Через несколько лет Абрамова стала одной из самых популярных провинциальных актрис. Её имя хорошо знакомо и столичным зрителям. Она уже играет не наивных, простоватых девушек, как в начале своего артистического пути, а сильные драматические роли – Татьяну Репину, Василису Мелентьеву, Медею, Маргариту Готье, Адриенну Лекуврер.

Но именно в эти годы личного успеха и начинается духовная драма актрисы, которая начинает понимать, что в условиях реальной действительности неосуществима ее мечта о народном театре. Но в 1888 году ее пригласили в Петербургский народный театр, а весной следующего года окрыленная успехом Абрамова уже покорила Москву и задумала открыть собственный театр.

В Москве середины 80-х – начала 90-х годов XIX века существовало немало частных театров: Ф.А. Корша, "Парадиз" госпожи Горевой и другие. Самым крупным театральным монополистом в Москве был Федор Адамович Корш. Мария решила составить ему конкуренцию: заняла 9000 рублей под свое предприятие у купца Серебренникова, арендовала московский дом Шелапутина, пригласила в свой театр лучших столичных актеров. К ней стали переходить и артисты из театра Корша.

На сцене театра госпожи Абрамовой шли спектакли по произведениям А.П. Чехова – "Медведь" и "Леший" (1000 рублей заплатила М. Абрамова автору пьесы). 27 декабря 1889 года на премьере спектакля "Леший" в театре Абрамовой сидело много сторонников Ф. Корша. На вызовы артистов они отвечали шиканьем, а когда некоторые зрители попробовали вызвать автора, раздался страшный рев. Получился грандиозный скандал. Все газетчики ругали пьесу. "Чехов бежал из Москвы, его не было дома несколько дней даже для близких друзей", – вспоминал один из друзей Антона Павловича писатель Лазарев-Грузинский.

Театр Абрамовой, "претерпевши несколько внутренних переворотов, под конец театрального сезона 1890 года совершенно зачах и умер естественной смертью", не выдержав конкуренции.

Из писем А.П. Чехова к А. Суворину, Н. Щеглову, Н. Лейкину предстает удручающая картина театральной жизни того времени, хотя с ней и связала свою жизнь блистательная плеяда актеров – Савина, Ермолова, Далматов, Давыдов, Ленский. Чехов писал, что "зритель выше и умнее современного театра. А тут ещё половодье худосочных пьес, что "пишутся сплеча… людьми без определенных занятий". Провинциальный театр прибавил к этому произвол невежественных антрепренеров, подчинивших его откровенно торгашеским целям, неустроенность быта вечно странствующих актеров и их изнурительный труд.

Без всяких надежд на будущее, с колоссальным долгом Абрамова уехала в Екатеринбург.

В воспоминаниях "Мария Морицовна Абрамова", опубликованных под псевдонимом "Друг", Мамин-Сибиряк писал: "Работать Марии Морицовне приходилось ужасно много: шесть спектаклей в неделю. Из них иногда две новые пьесы подряд. Конечно, все шло с одной репетиции. Артисты едва-едва успевали запомнить свои "места" и "выходы". Разве при таких условиях могла идти речь об искусстве, о художественном исполнении, об артистических тонкостях? Отдыхом служили для Марии Морицовны ее любимые роли, но их приходилось играть сравнительно редко". Мамин, познакомившись с театральной работой, считал, что "так можно с ума сойти". На что был дан ответ: "Привычка… является привычка почтовой лошади. Скверно одно, что превращаешься в ремесленника, усваиваешь шаблонные приемы и начинаешь повторять самое себя..., убивается оригинальность".

20 сентября 1890 года Дмитрий Наркисович впервые увидел Абрамову на сцене Екатеринбурга. Она играла Кондорову в спектакле "Нищие духом". Мамин-Сибиряк сразу влюбился в актрису. Ведь каждое движение, каждый жест, взгляд Абрамовой выражали красоту, уверенность, спокойствие. Через день после драмы Потемкина – новая премьера, "Расточитель" Стебницкого…

Газета "Екатеринбургская неделя" за 25 сентября 1890 года писала, что "госпожа Абрамова была недурной в роли Кондоровой". Позднее, 14 октября – "мы в долгу перед госпожой Абрамовой, о таланте которой до сих пор сказали несколько слов… В комедии Островского "Без вины виноватые" госпожа Абрамова была в роли Отрадиной-Кручининой, и должны сказать, что она провела эту роль правдиво…" Автор этих статей – "гроза" местных артистов Петр Николаевич Галин, 55-летний редактор "Екатеринбургской недели", похоже, имевший виды на "столичную штучку", в двух последующих номерах газеты даже напечатал ее стихи, несовершенные, в которых звучит предчувствие скорой смерти. Например:

Я видела печальный сон,

И сердце мне встревожил он.

Меня позвал из молчаливой дали

Тот, о котором с грустью вспоминали,

Но кто ушёл туда, откуда нет возврата,

Во сне увидела я умершего брата.

Он звал меня на поезд голубой,

Хотел забрать в далекий край с собой…

В письме Короленко от 16 декабря 1890 года Абрамова пишет: "Работы у меня в Екатеринбурге гибель, и приходиться играть почти каждый день и часто все новые роли… Публика принимает хорошо… Очень хороший человек Мамин – умница и добрый – ужасно его люблю. Хочет он здесь газету издавать – хлопочет, только вряд ли удастся. "Властьимущие" не могут позабыть какой-то инцидент в прошлом…"

Дмитрий Наркисович не пропускал ни одного спектакля с участием Марии Абрамовой, а когда опускался занавес, с волнением в голосе обращался к соседям: "Хороша?" О совершившемся в Мамине после встречи с Абрамовой переломе рассказывала секретарь местной газеты Н. В. Остроумова-Сигова: "Мамин в это время… был пессимистом в отношении своей личности, так и в отношении своих литературных работ. Этот пессимизм навевал на него тоску… Но неожиданно пришло исцеление…На моих глазах происходило перерождение Мамина в другого человека… Куда девался его желчно-насмешливый вид, печальное выражение глаз и манера цедить сквозь зубы слова, когда он хотел выразить свое пренебрежение к собеседнику? Глаза блестели, отражая полноту внутренней жизни, рот приветливо улыбался. Он на моих глазах помолодел. Когда на сцене появлялась Абрамова, он весь превращался в слух и зрение, не замечая ничего окружающего. В сильных местах роли Абрамова обращалась к нему. Глаза их встречались, и Мамин как-то подавался вперед, загораясь внутренним огнем, и даже румянец выступал на его лице. Затем он… погружался в мечты".

В городе поползли слухи: "Мамин-Сибиряк увлечен актеркой. Ей 25, ему – 38". А Мамин не скрывал, что страстно влюблен в артистку. Чувства стали достоянием всего уездного города. В "Екатеринбургской неделе" всё чаще стали появляться статьи, которые сталкивали двух ведущих артисток: Абрамову и Мореву. В местной газете, в рубрике "Смесь" (от 3 февраля 1891 года), появилась басня "Ворона и Галка" с подзаголовком: "Посвящается двум прогоревшим антрепренершам". В ней речь идет о ней и Горевой, которая "попала", как и Мария Морицовна, в "коршовские жернова".

Из письма Абрамовой писателю Короленко: "С прессой местной не лажу…"

Мамин написал статью о екатеринбургской труппе в столичный журнал "Артист". Правда, подписал литерой "Ъ". В февральском выпуске за 1891 год написано, что "первое место, без сомнения, принадлежит в труппе М. М. Абрамовой… К особенностям ее таланта нужно отнести то, что она не копирует столичные знаменитости, а вырабатывает собственные типы". В ответ на эту статью на Марию Морицовну посыпались обвинения, главное из которых – "госпожа Абрамова – видная представительница ложноклассицизма на сцене" ("Екатеринбургская неделя". 1891. 24 марта).

8 марта 1891 года Дмитрий и Мария навсегда покинули Екатеринбург и 21 марта прибыли на жительство в Петербург, потому что так захотела любимая женщина Мамина-Сибиряка. Вместе с ними едет сестра Марии – десятилетняя Лиза Гейнрих, осиротевшая после смерти матери. Он – знаменитый писатель, она – известная актриса. Приехав в северную столицу, Мамин писал сестре Лизе в Чердынь: "Маруся – молодец и прелесть, я с каждым днем открываю в ней новые достоинства… Я себя чувствую счастливым до несправедливости".

Дмитрий Наркисович рад столичной жизни и работает успешно и вдохновенно над "Золотом" и "Хлебом", обдумывает историческую повесть "Охонины брови". Писателя волнует и современный Петербург. Только с июля по сентябрь 1891 года ему удалось написать о жизни столицы около 30 очерков, рассказов и фельетонов для газеты "Русская жизнь".

А Мария Морицовна? Она играет в лучших загородных театрах – в Озерках, Павловске и других. Порой зритель вызывает ее до десяти раз.

Актриса счастлива: она собиралась стать матерью. Но… Марию одолевают мучительные предчувствия: "умру от родов". В сентябре 1891 года на похоронах И.А. Гончарова в Александро-Невской лавре она сказала Дмитрию Наркисовичу: "Вот здесь меня похорони, когда умру". Писатель сообщал родным на Урал: "Ожидаемые события сильно волнуют нас".

21 марта 1892 года в семье Мамина-Сибиряка родилась дочь Елена, а на другой день Марии Абрамовой не стало… В журнале "Дневник артиста" за апрель 1892 года появилась информация из двух строк: "22 марта сего года в Петербурге скончалась М. М. Абрамова, бывшая антрепренерша театра в доме Шелапутина в Москве".

Мамин был на грани помешательства. Смерть Марии Морицовны была самым большим потрясением в жизни писателя. Дмитрия Наркисовича охватывает религиозное чувство, но молитва не приносит облегчения. Так и не поносила "горлинка Маруся" обручального золотого кольца с гравировкой: "Навсегда твой Дмитрий. 1891 год"…

Письма Д.Н. Мамина-Сибиряка этого времени ярче и сильнее всех свидетельств современников рассказывают о том, как любил писатель, и чем для него была любовь к молодой актрисе. "Голубка моя, мое счастье, мой свет, прости, прости…"

Аленушка – дочь Мамина, сероглазая, темноволосая девочка, похожая на мать, стала той нитью, которая связывала писателя с жизнью и обязывала его жить.

Наступил новый период в жизни Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Без Марии Морицовны Абрамовой… Писатель дает клятву – писать детям. Так появились знаменитые "Аленушкины сказки", над которыми он работал с 1894 по 1897 годы. Из письма Д. Н. Мамина-Сибиряка матери: "…Это моя любимая книжка – её писала сама любовь, поэтому она переживет все остальное…" Ведь именно Алена приоткрыла Мамину мир детства, его психологию.

Борис Дмитриевич Удинцев, племянник и биограф писателя, констатировал, что "мы во многом обязаны Аленушке: появлением сказок и его рассказов и повестей для взрослых о семейной жизни разных слоев общества…"

В книге "Театр в моей жизни" (1948 г.) Татьяна Львовна Щепкина-Коперник писала: "Наезжал и Д. Н. Мамин-Сибиряк… Крупный, плечистый, с лицом сибирского купчика, он был совсем не похож на писателя, как их себе представляют, а скорее на прасола, с вечной трубкой и в большой дохе…В семейной жизни был несчастлив. Он очень любил выпить, и, когда выпивал, становился очень чувствителен…"

Именно Марии Морицовне Абрамовой Дмитрий Наркисович посвятил такие строки: "Тише, сердце! С опущенными глазами, с неизъяснимым чувством в душе подхожу я к тебе, милочка моего сердца. Я чувствую, как с каждым шагом моим вперед в мире делается светлей, и недавние печали, как дым, тают под лучами нового солнца. Тихо-тихо беру я тебя за руку и благовейным поцелуем прикасаюсь к ней. И земля в этот миг делается незримо маленькой, ничтожной планетой, которая самым глупым образом вертится около солнца, унося с собою эту странную смесь зла и глупости, которая называется человеческой жизнью …"

Валентина ДАЦКЕВИЧ, главный библиограф краеведческой библиотеки Нижнетагильского музея-заповедника.

Литература: Газета "Тагильский вариант" №39(222) от 05.11.2015.

"Золотопромышленники", пережившие время

(Д.Н. Мамин-Сибиряк и театр)

    Для людей, которые знакомы с творчеством Д. Н. Мамина-Сибиряка, не будет неожиданным утверждение, что писатель любил театр и был заядлым театралом. Когда же произошла первая встреча Мамина с театром?

Д.Н. Мамин-Сибиряк

Д.Н. Мамин-Сибиряк

    Осенью 1868 года Дмитрий Мамин поступает в 1-й класс Пермской духовной семинарии, а в июне 1872 года, по окончании 4-го класса, уходит из нее. Именно в этот губернский период молодой семинарист посещал театр, хотя постановлением правления Пермской духовной семинарии ее ученикам было запрещено это делать.

    В Перми театр существует давно. Сначала это было деревянное здание по Обвинской улице, которое сгорело в 1863 году. Тогда вновь построили деревянное сооружение, но впоследствии его разобрали и возвели каменное. В 1868 году в Перми было создано отделение Русского музыкального общества. Оно объединяло музыкантов и вокалистов любительских кружков, которые устраивали благотворительные вечера и концерты. Общество быстро росло и стало осуществлять постановки отрывков из различных опер. Семинарист Митя Мамин стал свидетелем становления театральной жизни города, видел и понимал, что театр в дореволюционной Перми был своеобразным фокусом общественной жизни. Так как события, связанные с ним, волновали горожан не меньше, чем вопросы благоустройства, образования и здравоохранения.

    Скорее всего, Дмитрий присутствовал на первом представлении оперы М.И. Глинки "Жизнь за царя" ("Иван Сусанин"), которое состоялось 24 ноября 1870 года. Эта дата считается датой основания Пермского государственного академического театра оперы и балета. Возможно, Мамин бывал и на других спектаклях. В то время у труппы был разнообразный репертуар: драмы, комедии, трагедии, водевили. Значительное место в нем занимали оперные спектакли: "Аскольдова могила" А.Н. Верстовского, "Соммнамбула" В. Беллини, "Семирамида" Д. Россини, "Роберт-Дьявол" Д. Мейербера.

Артисты Д. Черкасов в роли Ширинкина и В. Гришин в роли Белоносова. Спектакль "Золотая пыль", декабрь 1985 г.

Артисты Д. Черкасов в роли Ширинкина и В. Гришин в роли Белоносова. Спектакль "Золотая пыль", декабрь 1985 г.

    В сентябре 1872 года Дмитрий Мамин был принят на ветеринарное отделение Петербургской медико-хирургической академии. Студентом он часто бывал в столичных театрах, совсем неплохо разбирался в их репутациях, был снисходителен к слабостям великих актеров и актрис, а некоторых просто не признавал, повторяя модные мнения, гулявшие по Петербургу. В ту пору он писал: "В Александринском театре мне приходится бывать очень редко, потому что там Марья Гавриловна (знаменитая Савина. – Авт.), которую я, грешный человек, и не люблю и не понимаю как артистку… Там как-то холодно и неуютно, и веет чем-то казенно-мертвым – особенно, если сравнить с московским Малым театром. Но что дело Савиной до публики, до общественного мнения, до рецензий, когда весь Александринский театр представляет собой только раковину для этой жемчужины?"

    Переломным в судьбе Д.Н. Мамина-Сибиряка стал 1877 год. Так сложилось, что по разным обстоятельствам, главным из которых была обострившаяся болезнь, этот год подвел черту, отделившую пору студенчества от последующего периода жизни писателя.

    Летом того же года в Нижней Салде Дмитрий познакомился с Марией Якимовной Алексеевой (1847-1921), ставшей через несколько месяцев его гражданской женой. Возле Д. Н. Мамина-Сибиряка и М. Я. Алексеевой, перебравшихся в 1878 году в Екатеринбург, образовался круг близких друзей – так называемый "маминский кружок". В него входили писатель Н.В. Казанцев, юристы И.Н. Климшин, М.К. Кетов, Н.Ф. Магницкий, податный инспектор А.А. Фолькман, земский служащий Д.А. Удинцев, ставший позже мужем Елизаветы, младшей сестры писателя. Помимо политических, научных или литературных разговоров, там звучала музыка, обсуждались театральные постановки. Говорили о хорошем спектакле труппы Петра Петровича Медведева, об игре известного трагика Митрофана Трофимовича Иванова-Козельского, который в мочаловских традициях исполнил ряд классических ролей и тем поправил финансовые дела театра.

    Совместное участие в деятельности Екатеринбургского музыкального кружка и творческие интересы писателя связывали его с легендарной фигурой в истории культуры Урала, "бабушкой уральского театра" Евдокией Алексеевной Ивановой (1810-е-1904).

    Бывшая крепостная актриса, игравшая на сцене с 1843 года и в опере, и в водевилях, и в драме, была представительницей той театральной старины, о которой современники Дмитрия Наркисовича имели весьма смутное представление. Писатель внимательно слушал рассказы Евдокии Алексеевны о внутренней жизни театра в 1840-1850-е годы и о том, что происходило вокруг него.

    Как предполагал автор книги о старейшей актрисе Ю.М. Курочкин, знакомство Д.Н. Мамина-Сибиряка с Е.А. Ивановой могло произойти в 1884 или в 1885 году. Скорее всего, на каком-нибудь мероприятии драматического отделения Екатеринбургского музыкального кружка. В 1885 году в журнале "Русская мысль" появился очерк "Поправка доктора Осокина", а 1889 году, там же, повесть "Доброе старое время". Прототипом героинь в том и в другом случаях была Е.А. Иванова, печальный конец которой автор предугадал в своих произведениях.

    В Екатеринбурге Мамин посещал театр. Но… Труппы подбирались не всегда удачно. Чаще оставалось невыгодное впечатление от репертуара и актерской игры.

А.А. Дейн-Скворцова в роли Мосевны. Спектакль "Золотая пыль" по пьесе Д.Н. Мамина-Сибиряка "Золотопромышленники". 1950-е гг.

А.А. Дейн-Скворцова в роли Мосевны. Спектакль "Золотая пыль" по пьесе Д.Н. Мамина-Сибиряка "Золотопромышленники". 1950-е гг.

Артист В.М. Кайгородов в роли Гордея Брагина. Спектакль "Дикое счастье ", 1965 г.

Артист В.М. Кайгородов в роли Гордея Брагина. Спектакль "Дикое счастье ", 1965 г.

    Самому написать для театра – стало заветной мечтой писателя. К сочинению своей первой пьесы "Золотопромышленники" ("На золотом дне") Д.Н. Мамин-Сибиряк приступил уже зрелым художником. "Одиннадцатая заповедь" – так сначала он хотел назвать ее. Дмитрий Наркисович работал над пьесой целых пять лет – с 1882 по 1887 годы. Начинающий драматург приложил тогда много усилий к тому, чтобы увидеть свое произведение в печати и на сцене. Он обращался к редактору "Вестника Европы" М.М. Стасюлевичу, вел переписку с редактировавшим тогда "Русскую мысль" В.А. Гольцевым. Но и там радушия не встретил. Мамин обозлился, в письме Гольцеву он с большой досадой говорит о трудностях сотрудничества с редакцией: "…силой милому не быть".

    Брата Владимира Дмитрий попросил отнести пьесу в московский театр Корша. Пьесу взяли, но с ответом тянули долго.

    Только в октябре 1877 года "Золотопромышленники" были опубликованы в журнале "Наблюдатель" А. Пятковского. В Свердловском областном краеведческом музее имеется оттиск из этого журнала, переплетенный в синий атлас. На первом листе автограф Д.Н. Мамина-Сибиряка: "Моему лучшему другу Марии Якимовне, советами и указаниями которой я пользовался, когда писал пьесу. Автор. 30.11.1887 года". Пьеса эта также была напечатана литографией Московской театральной библиотеки Е. Россохиной. В это произведение начинающий драматург вложил постоянную свою мысль: золото – это падение, гибель, разложение.

    10 ноября 1887 года "Золотопромышленники" были поставлены в Екатеринбурге. На театральной афише пьеса имела подзаголовок: "Бытовая хроника". Это послужило причиной повышенного интереса местной публики к спектаклю. Не списал ли автор свою хронику с натуры? Дмитрий Наркисович не хотел идти на премьеру и сделал это только по настоянию Марии Якимовны.

Артист В.П. Барков в роли Владимира Петровича Головинского. Спектакль "Дикое счастье", 1965 г

Артист В.П. Барков в роли Владимира Петровича Головинского. Спектакль "Дикое счастье", 1965 г

Артистка Н.И. Смирнова в роли Татьяны Власьевны Брагиной. Спектакль "Дикое счастье", 1965 г

Артистка Н.И. Смирнова в роли Татьяны Власьевны Брагиной. Спектакль "Дикое счастье", 1965 г

    После постановки этой пьесы в Екатеринбургском городском театре местная газета писала: "В бенефис Великанова шла пьеса "Золотопромышленники", сочинение нашего известного беллетриста Д.Н. Мамина (Сибиряка). Театр был переполнен; публика много раз вызывала автора и награждала аплодисментами. Отчет об этой пьесе, названной бытовой хроникой, мы дадим в следующем номере "Екатеринбургской недели" ("Екатеринбургская неделя". 1887. № 45). А дома его ожидал праздничный стол. Были – сестра Лиза, Магницкий, Великанов, артисты, приглашенные в благодарность за успех. В своем письме брату Владимиру, написанному через день после премьеры, Дмитрий Наркисович сообщает, что "труппа у нас плохонькая, и дело сошло плохонько, но не без некоторого успеха… Но из театра я возвращался домой в грустном настроении: мне самому не понравилась пьеса. Прихожу домой и нахожу телеграмму И. А. Пономарева из Москвы: "Корш в восторге… Предлагает 2 % с акта и требует исключительного права предоставления только для Москвы до 1 мая 1890 г. Одним словом, это такой успех, о каком я и не мечтал. Я немедленно телеграммой изъявил свое полное согласие на все условия, и 4 декабря пьеса пойдет в театре Корша. Ты сходи посмотреть спектакль и вышли мне афишку". "Екатеринбургская неделя" через несколько дней после первого спектакля дала на него рецензию – сдержанную, но во многом справедливую. "Опытность и практичность режиссера труппы здешнего театра г-на Великанова выразилась в выборе пьесы… В своей бытовой хронике "Золотопромышленники" Д.Н. Мамин выводит несколько довольно рельефно обрисованных характеров, впрочем, более сильной и сочной кистью написанных им гораздо прежде, в его прекрасных повестях и рассказах… Несмотря на несомненное достоинство отдельных сцен, нужно заметить, что в пьесе Д.Н. Мамина нет связи: каждое действие стоит особняком, одно событие не вытекает из другого, и потому цельного впечатления пьеса не даёт. Многие лица являются на сцену без всякого повода и основания и выходят бледны и безжизненны… Автор сам, вероятно, чувствуя отсутствие связи и законченности в пьесе, не дал ей точно определенного названия драмы или комедии". Актерская игра оценивалась резче – "не более как сносная".

    В Москве на премьеру "Золотопромышленников" в театре Ф.А. Корша собрался полный зрительный зал. Но уже второй спектакль, 21 декабря 1887 года, не сделал полного сбора, и Владимир Мамин, присутствовавший на этом спектакле, в письме от 22 декабря давал брату такой отчет: "Сначала я думал, что, говоря философским языком, мне, пожалуй, придётся предаться самосозерцанию, за отсутствием других зрителей. Но потом публики набралось всё-таки порядочно". Владимир Наркисович объяснил малое количество зрителей близостью рождественских праздников, но и последующие спектакли не увеличили количества посетителей. Пьеса в Москве прошла менее десяти раз, а затем была снята с репертуара, хотя в спектакле были заняты такие талантливые актеры, как Давыдов, Глама-Мещерская, Градов-Соколов, Красовская.

    Владимир Мамин писал брату в Москву: "Успех был средний. "Московские ведомости" разругали пьесу, "Новости дня" сказали, что пьеса и имела успех, но она не сценична, а "Русские ведомости" три дня молчали и, наконец, сегодня передали содержание "Золотопромышленников" с одним только замечанием, что не мешает сократить некоторые длиноты, и тогда дело будет лучше. Очевидно, господа из "Русских ведомостей" с внимательной предупредительностью ждут, что будет дальше…"

    В "Книге учёта гонораров членов Общества русских драматических писателей и оперных композиторов" зафиксировано, что пьесу ставили: в Смоленском театре (12 ноября 1887 г.), в Бийске (8 января 1888 г.), в Иркутске (10 января 1888 г.), в Симбирске (14 февраля 1888 г.), в Пензе (20 октября 1888 г.), в Казани (?).

    На этом и закончилась сценическая история "Золотопромышленников" до революции 1917 года.

    В конце 1880-90 гг. в Екатеринбурге гастролировал провинциальный театр П.М. Медведева, известного на Урале и в столицах антрепренера. Постоянным посетителем его спектаклей был Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.

    Еще в октябре 1877 г. он опубликовал свою пьесу "Золотопромышленники", спектакли по которой поставили несколько театров России. Писатель подружился с артистами, в числе которых была его будущая жена и мать Аленушки Мария Морицевна Абрамова, урожденная Гейнрих.

    Как известно, Дмитрий Наркисович больше пьес не писал, но любовь и интерес к театру он пронес через всю жизнь. Воспоминания о встречах в Екатеринбурге и об общении с артистами столичных театров нашли свое отражение в ряде беллетристических произведений писателя.

Ф.Г. Штоббе в роли Ивана Засыпкина в спектакле "Золотопромышленники", 1962 г.

Ф.Г. Штоббе в роли Ивана Засыпкина в спектакле "Золотопромышленники", 1962 г.

М.П. Полетаева, в роли Анисьи Тихоновны в спектакле "Золотопромышленники", 1962 г.

М.П. Полетаева, в роли Анисьи Тихоновны в спектакле "Золотопромышленники", 1962 г.

    В конце 1950-х гг. на Свердловской киностудии режиссером И. Правовым был снят фильм "Во власти золота" по произведениям Д. Мамина-Сибиряка, где главные роли исполнили И. Кмит, И. Переверзев, В. Чекмарев. Построение сцен, статичность антуража больше напоминают экранизированную версию спектакля. Опять же театр! А в основу сюжета авторами сценария Ю. Хазановичем и И. Правовым были взяты пьеса "Золотопромышленники", роман "Дикое счастье", рассказ "Золотуха".

    Долгие годы произведения Д.Н. Мамина-Сибиряка не ставились на русской и советской сцене. И только в связи с подготовкой к празднованию 100-летия со дня рождения писателя Свердловский театр драмы осуществил в 1951 году постановку инсценировки романа "Приваловские миллионы", написанной режиссером спектакля Е. Брилем. А в 1954 году были показаны "Золотопромышленники" в постановке Б.В. Эрина и оформлении художника М.С. Улановского. Это был дебют пьесы в советское время! Спектакль заслуженно пользовался успехом у свердловского зрителя. Успешно прошла эта пьеса и в других театрах Урала: Серовском (1956 г., режиссеры А.Н. Мершиц и Г.В. Рохгендлер), Курганском (1957 г., режиссер В.В. Истомин-Костровский), в Нижнетагильском драматическом театре (1962 г.)

    13 мая 1962 года в газете "Тагильский рабочий" была напечатана статья Н. Медведевой "Золотопромышленники", в которой подробно анализировался спектакль режиссера, заслуженного деятеля искусств РСФСР Б. Г. Гронского. "Общество, в котором главная ценность – деньги, золото, никогда не считалось с человеком. Женщины в этом обществе – предмет купли и продажи… Персональную революцию свершает Анисья Тихоновна – главная героиня драмы. Она в какой-то степени сродни Катерине ("Гроза" А. Н. Островского)".

    31 июля 1963 года Постановлением Совета Министров РСФСР № 937 Нижнетагильскому драматическому театру было присвоено имя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Десять спектаклей по произведениям уральского писателя поставлено на тагильской сцене за эти годы.

    В 2012-м, в год 160-летия со дня рождения Д.Н. Мамина-Сибиряка, в его афише появилось название "Дикое счастье" – пьеса по мотивам произведений Д.Н. Мамина-Сибиряка, которую создал по заказу театра современный драматург Олег Богаев. Авторский коллектив спектакля – режиссер Валерий Пашнин, исполнитель главной роли Игорь Булыгин, сценограф Александр Кузнецов и композитор Вадим Шосман – был удостоен премии губернатора Свердловской области.

    Произведения Д.Н. Мамина-Сибиряка звучат актуально и сегодня. Социальные проблемы, злободневные в позапрошлом веке, волей-неволей вызывают ассоциации с нашим временем.

Д.Н. Мамин-Сибиряк, 1880-е годы

Д.Н. Мамин-Сибиряк, 1880-е годы

    В журнале "Урал" (№ 2, 2006 год) опубликована статья доктора исторических наук Ларисы Владимировны Сапоговской "Золотопромышленники Мамина Сибиряка: литературные персонажи и исторические типы". Автор пишет, что "образы, выведенные в произведениях Д.Н. Мамина-Сибиряка, представляются правдивыми и репрезентативными в силу глубокого проникновения – знакомства и изучения, публицистического освоения и художественного осмысления современных писателю реалий. Произведения Д.Н. Мамина-Сибиряка для изучающих историю золотопромышленности Урала являются ценнейшим источником. В них воистину можно найти небывалые "самородки" образов и символов, "россыпи" поразительных, не просто точных, но эвристичных деталей и фактов, богатые "жилки" сюжетов и заветные глубинные "пласты" смыслов".

В. Дацкевич, главный библиограф краеведческой библиотеки Нижнетагильского музея-заповедника "Горнозаводской Урал"

    Фото из фондов Нижнетагильского музея-заповедника.

    Спектакль Дикое счастье. Татьяна Власьевна Брагина – артистка Н.И. Смирнова. 1965 г

    Литература: Газета "Тагильский вариант" №34(217) от 01.10.2015; №41(224) от 19.11.2015.

Минералы – увлечение навсегда

Минералы заинтересовали Д.Н. Мамина-Сибиряка, когда он, еще мальчишкой, гулял в Висиме на шихане, ходил в тайгу со своим наставником Матвеичем. Уже тогда, по воспоминаниям матери писателя Анны Семеновны Маминой, он приносил домой полные карманы различных камней. Красивые, различных расцветок – от темно-зеленых до янтарных, голубые, розовые, дымчатые и черные, притягивали Митю своей таинственностью.

С возрастом увлечение камнями не прошло, а стало серьезным занятием. Мамин-Сибиряк писал: "... Коллекционерство – страсть, доходящая до слабости, как всякая страсть. Иногда два-три камня, подаренных совершенно невинному человеку каким-нибудь знакомым, служат началом каменной болезни". Дмитрий Наркисович был уверен: "...коллекционерство со стороны кажется немного смешным, но жить на Урале и не любить уральских самоцветов еще смешнее".

Долгие годы дружбы с земляком А.К. Денисовым-Уральским, художником и камнерезом, стали для Мамина-Сибиряка еще одним источником знаний о самоцветах Урала. Потомственный горщик, Денисов-Уральский обладал богатейшей коллекцией минералов. Узнав об интересе писателя к камням, он принес ему свою коллекцию, и Мамин с живейшим любопытством рассматривал образцы камней. И оценивал каждый с профессиональным мастерством: по чистоте, плотности окраски, глубине искры и, что Денисову особенно понравилось и показалось удивительным, любой камень называл книжным и народным именем: горный хрусталь и тумпаз, кварц и скварец, топаз и тяжеловес, полевой шпат и мыляк.

Любимым камнем писателя, по собственному его признанию, был хризолит: "Я питаю маленькую слабость к хризолитам... Изумруд имеет слишком резкий цвет, отдающий мещанской пестротой, да притом этот камень уже надоел порядком: его вы увидите везде. Хризолит – другое дело, это новинка. Главное достоинство этого камня заключается в жирном маслянистом блеске, который особенно эффектен при огне, а затем самые разнообразные переходы окрашивания, начиная с темно-зеленого и кончая цветом поблекшей травы. По моему мнению, особенно хороши те, которые, выражаясь техническим языком, отдают зеленой искрой".

Коллекционирование для Мамина-Сибиряка было не просто хобби. Домашний минералогический музей был для писателя одним из способов ежедневной научной работы, которая создавала благоприятную атмосферу для творческого размышления, приносила дыхание Родины, свежие впечатления и знания об Урале.

Судя по документам, переданным после смерти писателя его вдовой О.Ф. Гувале-Маминой в дар музею Уральского общества любителей естествознания, Мамин-Сибиряк обладал ценной коллекцией, включающей изумруды, турмалины, рубины, осмистый иридий, платину и многие другие редкие уральские минералы и металлы. К сожалению, коллекция эта не сохранилась до наших дней.

Интерес писателя к камням был не случаен. Самоцветы являлись частью его родины, и он почитал их как нечто живое, одаренное живыми свойствами, душой. И всегда лучшим подарком для Мамина-Сибиряка был минерал с далекого Урала.

Наталья АСТАХОВА, научный сотрудник литературно-мемориального музея Д.Н. Мамина-Сибиряка.

Литература: Газета "Тагильский вариант" №20(250) от 26.05.2016.

Мамин учитель

    Каждый из нас в течение своей жизни играет множество ролей, и от того, насколько мы искусны в создании сюжета своей судьбы, зависит, как успешно мы сыграем пьесу под названием жизнь.

    Не одна интереснейшая роль на счету нашего земляка, писателя Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Любящий сын, заботливый брат, друг, любимый мужчина, самая главная, наверное, – роль отца.

    Удачной можно назвать и роль педагога. На ней я хочу остановиться подробнее не только потому, что эта тема мало раскрыта, а потому, что в 2014 году исполнилось 175 лет висимскому образованию в Висиме. Отца писателя, Наркиса Матвеевича, чтят как одного из первых здешних учителей... Оказывается, и Дмитрий Наркисович обладал педагогическим талантом.

    В январе 1878 года после смерти отца забота о "хлебе насущном" легла на плечи Дмитрия, ему было 26 лет. Он волновался о будущем образовании сестры Лизы, о возможности продолжения обучения в гимназии брата Владимира. О своей учёбе в Санкт-Петербургском университете речи не шло – нужно срочно искать работу. Семья в то время жила в Нижней Салде, где спрос на интеллигентский труд был невелик. Дмитрий поехал в Нижнетагильский завод. Из письма матери: "...читаю много школьных учебников и руководства, нужные для учительской и репетиторской работы."

    "Неокончивший студент" (так он сам себя называл) в Нижнем Тагиле начал заниматься педагогической деятельностью. В апреле 1878 года Мамин переехал в Екатеринбург. Здесь благодаря помощи знакомых отца он находит себе учеников, среди которых "...были дети из семей крупных инженеров, промышленников, вроде владельца Успенской писчебумажной фабрики Большакова, купцов, даже редких на Урале помещиков, как Ковшев-Матусевич" (И. Дергачёв).

    Дмитрий очень серьёзно относился к своей работе и быстро приобрёл репутацию хорошего домашнего учителя. "Педагог я выхожу хоть куда, – писал он матери в июле 1878 года, – мои ученики ходят за мной, как за кладом".

    Родители мечтали иметь такого учителя для своих детей. Известный нижнетагильский врач П.В. Рудановский приглашал Мамина для занятий со своим сыном. "Рудановский, между прочим, предлагал мне 100 рублей за лето, – не без гордости пишет Дмитрий Нар-кисович своим близким, – чтобы я готовил в Тагиле его сына Толю в реальную гимназию, но я отказал, потому что мне нельзя оставить здешних уроков...".

    Дмитрий все эти четыре года учительской деятельности занимался литературным творчеством. Работу "для души" совмещал с работой педагогической, необходимой "для куска хлеба". Как только представилась материальная возможность, педагогическую практику оставил.

    В 1882 году на литературном небосклоне взошла новая звезда – "Д. Сибиряк". В автобиографической повести "Из далёкого прошлого" Мамин написал, что с этого года он "исключительно отдался литературе".

В. ПЕТРОВА, заведующая музеем Д.Н. Мамина-Сибиряка, п. Висим.

    Литература: Газета "Пригородная газета" от 07.11.2014.

Писатели ценили Мамина-Сибиряка

    В 2015 году исполнилось 145 лет со дня рождения известных русских писателей Ивана Алексеевича Бунина и Александра Ивановича Куприна. Они были современниками Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка, хотя и значительно моложе его. У каждого своё направление в творчестве, но жизненные параллели трёх писателей прослеживаются отчётливо.

    Весной 1891 года Мамин переехал из Екатеринбурга в Санкт-Петербург. Вместе с Марией Морицевной Абрамовой он поселился на съёмной квартире на Миллионной улице. Первое время о его приезде в Петербург не было широко известно. Когда издательница журнала "Мир Божий" Александра Аркадьевна Давыдова узнала, что известный писатель Мамин-Сибиряк уже несколько месяцев живёт в Петербурге, она захотела лично познакомиться с ним. В литературном салоне Давыдовой на Лиговке встречались толстовцы, либеральные профессора, первые марксисты, народники, представители литературной и студенческой молодёжи. Мамин заводил знакомства с издателями литературных журналов, писателями и поэтами, музыкантами и художниками. Он легко сходился с людьми. Долгие годы крепкая дружба связывала его с писателями Н.Д. Телешовым и И.Н. Потапенко, литературным критиком Михайловским и переводчиком, страстным коллекционером Ф.Ф. Фидлером. С большим уважением отзывались о творчестве Д.Н. Мамина A.П. Чехов, А.М. Горький, М.Е. Салтыков-Щедрин, B.Г. Короленко.

А.М. Горький, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Н.Д. Телешов, И.А. Бунин в Ялте, 1900 год.

А.М. Горький, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Н.Д. Телешов, И.А. Бунин в Ялте, 1900 год.

    В литературных кругах высоко ценили талантливого бытописателя с Урала. Его любили за то, что он всегда, в любой компании оставался самим собой, за изумительные по своей меткости шутки, лишённые дипломатичности эпитеты, которые он с лицом невинного младенца преподносил приятелям.

    В доме А.А. Давыдовой наш земляк познакомился с Иваном Алексеевичем Буниным и Александром Ивановичем Куприным, которые появились в Петербурге хотя и молодыми, но уже известными и печатавшимися в толстых журналах писателями.

    С Буниным Мамин-Сибиряк впервые встретился в 1895 году. Тогда они вместе выступали на литературном вечере в пользу "переселенческого фонда". В 1897 году Дмитрий Наркисович написал матери, что на именинах у него был "начинающий беллетрист Бунин". В книге "Жизнь Бунина" В.Н. Муромцева-Бунина так рассказала о встречах Бунина и Мамина-Сибиряка:

    "Не знаю наверное, когда он попал впервые на именины Мамина-Сибиряка, который жил в Царском Селе. Иван Алексеевич поехал раньше, чтобы хоть поверхностно осмотреть пушкинский городок, который его очаровал, и он с хорошим аппетитом сел за именинный пирог. Бунин любил Мамина за его ум, за остроумие..."

    После смерти нашего земляка в 1912 году Бунин написал:

    "Д.Н. Мамин-Сибиряк, оригинальный, самобытный талант, чрезвычайно умный, с оттенком скептицизма. В то же время замечательно нежной души человек...

    Он отличался удивительно красивой внешностью, здоровый, крепкий, так что теперь – то было не так давно – мне странно читать, что у него "седая голова на исхудавшей шее". Настолько это описание не вяжется с сохранившимся в моей памяти образом покойного.

    Крупный талант, не использовавший до конца своих сил, не сказавший своего последнего слова!".

    С Александром Ивановичем Куприным Дмитрий Наркисович встречался на редакционных собраниях "Русского богатства", у А.А. Давыдовой. Куприн собирался жениться на приёмной дочери А.А. Давыдовой и часто бывал в их доме. Мария Карловна Куприна-Иорданская в своих воспоминаниях писала:

    "Став невестой Куприна, я поспешила сообщить об этом Маминым – самой близкой мне семье. Узнав новость, с которой я к ним пришла, Ольга Францевна и Дмитрий Наркисович сердечно меня поздравили.

    – Да, время идёт, – вздохнул он, – ты уже невеста и скоро станешь женой писателя... Я читал в "Русском богатстве" повесть Куприна "Молох". Она мне понравилась: написано просто, без ломотья... У Александра Ивановича хороший, искренний смех, – такой бывает часто у добродушных людей..." Куприн же всегда восторгался маминскими "Бойцами".

    Особенно много Куприн и Мамин общались летом в Крыму. В Ялте каждое лето собиралось огромное количество писателей, артистов, художников, музыкантов. Со многими из них Дмитрий Наркисович был знаком, но большое количество людей его утомляло. Поэтому он вслед за Куприными приехал с Алёнушкой и Ольгой Францевной в Балаклаву. Поселились на одной даче, но каждый жил своей обособленной жизнью. То, что увлекало Куприна, было недоступно Мамину, поэтому общались они только за завтраком, обедом или ужином. Но рыбная ловля была их общей страстью. Когда вечером Куприн с рыбаками уходил далеко в море, наш земляк с грустью вспоминал свой Урал, свою молодость, как любил ночью бить рыбу острогой, а утром усталый и счастливый варил уху на костре. В очень жаркие дни Мамин и Куприн подолгу сидели на веранде и говорили о рыбалке, литературе, современных писателях и своих творческих планах.

    Когда Куприну и Бунину исполнилось по 30 лет, Мамин был уже на пороге 50-летия. Но это не стало препятствием для тёплых, дружеских отношений на долгие годы. Дмитрий Наркисович высоко ценил творчество молодых писателей, а они уважали его самобытный талант.

    Свидетельством их дружбы стали фотографии, на которых они вместе на отдыхе, в кругу друзей.

Н. АСХАТОВА, п. Висим.

    Литература: Газета "Пригородная газета" от 20.11.2015.

Хороший повод сходить в библиотеку

    В 2017 году исполнилось 165 лет со дня рождения знаменитого уральского писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка (1852-1912). Произведения для детей занимают в его творчестве особое место, раскрывают качества замечательного мастера-классика детской литературы. Наиболее популярны и любимы сказки Дмитрия Наркисовича. Но есть в его творчестве и рассказы, главными героями которых стали дети. Сейчас, в XXI веке, они являются не только художественными произведениями, но и обладают качествами источника исторических знаний, настолько достоверно в них передается горнозаводской мир – труд на заводах, бытовые детали и разговорная речь.

    Писатель работал над созданием произведений для детей в течение почти всей своей литературной деятельности. В 1881 году в "Иллюстрированном журнале для детей" были напечатаны первые его рассказы для маленьких читателей. С этого времени он начал систематически печататься в детских журналах и написал свыше 150 рассказов и очерков для детей. В своих произведениях Мамин-Сибиряк стремился сообщить юным читателям ясные, отчетливые, реальные, нужные знания, хотел расширить их представления о мире и жизни.

    Внимание писателя-реалиста, вдумчивого наблюдателя жизни, выросшего среди рудников, шахт и фабрик горнозаводского Урала, привлекало положение детей, участвующих в заводских работах. Автор ярко показал их нелегкий труд. Так, в рассказе "Под домной" так описана работа детей на дроблении руды для доменной печи: "Их было человек 15, от десяти до четырнадцати лет, за поденщину – гривенник в день, – маленькие рудобойцы должны были на дворе, во всякую погоду, и в дождь и мороз, крошить руду – "крупу на кашу старухе" – как говаривал мастер Лукич". Дети страшно уставали, так как их рабочий день равнялся двенадцати с половиной часам.

Книга Д.Н. Мамина-Сибиряка "Для детей".

Книга Д.Н. Мамина-Сибиряка "Для детей".

    Герой рассказа "Кормилец" двенадцатилетний Прошка является единственной опорой своей старухи-матери, кормильцем семьи. Он работает подручным в машинном отделении.

    Полуребенок, похожий на выпавшего из гнезда воробья, Прошка должен был разбивать в щебенку железную руду, а зимняя стужа выматывала последние силенки. Тяжелая работа, раннее вставание непосильны для ребенка, с большим трудом удается матери разбудить его на рассвете и отправить на работу. Усталость и непреодолимая сонливость, овладевшие Прошкой, мастерски переданы автором. Сломленный усталостью Прошка засыпает, свернувшись на полу возле машины, а вырвавшаяся струя горячего пара обваривает его.

    Рассказ "Слава богу" посвящен работе маленьких подручных у доменной печи. Автор показывает, как запуганные и забитые заводские "мальчики на побегушках" испытывают непреодолимый страх перед начальством – иностранцами-управляющими и мастерами. Девятилетние дети вынуждены работать в ночную смену. Так же, как и "кормилец" Прошка, изнывая от усталости, они засыпают на ходу, в любом положении и месте, рискуя быть обожженными расплавленным металлом или упасть в печь.

    Крестьянский мальчик Пимка из рассказа "В глуши" слышит еще на одиннадцатом году жизни предложение своего отца: "Ну, Пимка, собирайся в курень... Пора, брат, и тебе мужиком быть". И через несколько дней он действительно включается в тяжелую работу "жигаленка" (то есть углежога), после которой люди обычно возвращались в курные балаганы, словно пьяные. И включается уже на всю жизнь. Подобная участь у сотен и тысяч других детей крестьян и рабочих – Михалки из рассказа "Под землей", Кирюшки из "Белого золота", Сережки из рассказа "В ученьи".

    Многие из маленьких тружеников гибнут от непосильной работы, от голода, в результате несчастных случаев. Все это жертвы того социального строя, обличению которого Д. Н. Мамин-Сибиряк посвятил свое творчество.

    В мае 1913 года в "Екатеринбургских епархиальных ведомостях" была опубликована статья учителя словесности П.П. Бажова под названием "Д.Н. Мамин-Сибиряк как писатель для детей". В ней автор рассматривает вопросы, "каким должно быть соотношение между светлыми и темными сторонами жизни в литературе, адресованной читателю-ребенку? Допустимы ли здесь мрачные краски? Не натолкнут ли они "юную душу на безотрадные мысли?"

    Автор статьи убежден, что все решает талант и присущее писателю чувство меры, что необходимым эстетическим чутьем в высшей степени был наделен Д.Н. Мамин-Сибиряк. Поэтому, какие бы темные стороны жизни он ни воспроизводил, в его произведениях, по словам Бажова, "всегда чуется яркое солнце, вольная ширь, радость бытия, вера в человека и его будущее".

    Увы, сейчас из творчества Д.Н. Мамина-Сибиряка издаются чаще всего "Аленушкины сказки". А яркие, интересные рассказы остаются не известными большинству юных читателей.

И. ГУЛЯКИНА, заведующая краеведческой библиотекой музея-заповедника "Горнозаводской Урал".

    Литература: Газета "Тагильский вариант" №22(299) от 15.06.2017.

Главная страница