Новое о "Тагильской находке"
Письма больше, чем воспоминания: на них запеклась кровь событий, это - само прошедшее, как оно было задержанное и нетленное. А.И. Герцен.
40 лет спустя
В апреле 1954 года в
литературном мире произошла сенсация. В газете
“Тагильский рабочий” появилась статья инженера
Новотагильского завода Н.С. Боташева под
названием “Ценная находка”. В своей публикации
Николай Сергеевич рассказывал, что в
Нижнетагильском краеведческом музее находятся
подлинники писем семьи Карамзиных к Андрею
Николаевичу Карамзину за границу, написанные в
1836-1837 годах. Материалы Боташева вскоре
перепечатали многие газеты Российской
Федерации. Литературный мир с нетерпением ожидал
подробную публикацию этих писем. И она появилась
- в первом номере журнала “Новый мир” за 1956 год:
“Из писем Карамзиных. Публикация Н. Боташева.
Пояснительный текст И. Андроникова.”
Но прочитать письма полностью литературоведы и почитатели таланта великого поэта смогли только в 1960 году, когда Академией наук СССР была выпущена книга “Пушкин в письмах Карамзиных 1836-1837 годов”. Тираж этой замечательной книги ничтожно мал, всего 5000 экземпляров. Но, несмотря на это, Н.С. Боташеву она была послана с надписью: “Глубокоуважаемому Николаю Сергеевичу Боташеву, первому публикатору этих писем от Пушкинского дома и от участников этой книги. 30/ХII-1960 г.”
Со времени “Тагильской находки” прошло 40 лет. И вот однажды И.Т. Коверда, фотограф и краевед, рассказал мне, что знаком с женщиной, в доме которой хранились письма семьи Карамзиных. Эта новость ошеломила меня. Оказывается, и сегодня живет в Нижнем Тагиле человек, который не только видел подлинники писем, но держал их в руках! Было от чего потерять покой. Очень захотелось встретиться с этой тагильчанкой, и я попросила Ивана Трофимовича представить меня ей. Так я познакомилась с Кирой Семеновной Касьяновой. Она - дочь Ольги Федоровны Поляковой, передавшей безвозмездно в Нижнетагильский краеведческий музей в августе 1939 года ценнейшие документы о последних месяцах жизни А.С. Пушкина, о дуэли его с Дантесом и о гибели великого поэта.
Кира Семеновна рассказала о своих предках (по материнской линии) Богатыревых, показала документы и фотографии из семейного архива. Большое впечатление на меня произвела семейная реликвия - небольшая книжечка в потертом кожаном переплете - Месяцеслов на 1840 год, где были дневниковые записи ее прадеда, прабабушки и других родственников. Когда я полистала пожелтевшие и хрупкие от времени листки Месяцеслова и прочитала сведения о роде Богатыревых почти полуторастолетней давности, показалось, что я очутилась в XIX веке, и жизнь этих людей мне стала близкой и почти понятной. Тогда и захотелось написать этот очерк.
Богатыревы
Предки Богатыревых жили в Невьянске и по семейным преданиям занимались иконописью. По документам из семейного архива этот род прослеживается почти с начала прошлого века.
Накануне 1840 года глава рода Никанор Кондратьевич приобрел Месяцеслов на 1840-й високосный год с изображением двуглавого орла, “с портретами их Императорских Высочеств Государыни Великой Княгини Марии Николаевны и супруга Ея, Герцога Максимилиана Лейхтенбергского”. Эта книжка-календарь небольшого формата в кожаном переплете сохранилась до настоящего времени. В календаре было несколько чистых листов, они предназначались для различных заметок. И вот на чистых листках Месяцеслова ведутся дневниковые записи Богатыревых. Отмечаются дни рождения и смерти членов семьи и близких им людей, поездки в другие города и за границу, различные приобретения и иные события. Вначале записи ведет Михаил Никанорович Богатырев. После его смерти, наступившей в 1893 году, записи делаются попеременно его женой Марией Николаевной и дочерью Марией Михайловной.
Михаил Никанорович был
образованным и знающим горняцкое дело человеком.
Он работал смотрителем Невьянского железного
рудника, затем - золотых приисков, а с 1872 года
-смотрителем Высокогорского железного рудника.
Записи, сделанные им в Месяцеслове, отличаются от
записей других лиц. Они сделаны каллиграфическим
почерком, с соблюдением правил орфографии.
Вероятно, Михаил Никанорович получил
систематическое образование. Скорее всего он
закончил Выйское горнозаводское училище. Вот две
первые записи: 1. “1858 года 14 июля Михаил Богатырев
обвенчался с Марией Николаевной, урожденной
Бирюковой, в заводе Невьянском. Венчание
происходило в 6 часов вечера”. 2. “ 1859 года, 30 мая,
в субботу, родился Федор, 8 июня День ангела,
крестный Бирюков”.
Это и будут отправные точки повествования, так как Федор Михайлович - его главное действующее лицо.
Семья Богатыревых растет. Они покупают дом у крестьянина Нижнетагильской волости, Входо-Иерусалимского сельского общества, Андрея Васильевича Ткачева. Это не только дом, но и большая усадьба, и все вместе называется имением. Покупку делают на имя Марии Николаевны. В семейных архивах Поляковых-Касьяновых сохранилась “Запродажная запись” на дом, заверенная 10 июня 1870 года чиновником В. Холодковским.
Дом был каменный, двухэтажный, имел по десяти окон на каждом этаже, по пяти, выходивших на улицу, да по пяти - на запад. В усадьбе имелись службы: “деревянный сарай, два анбара, один каретник, два клева, каменный ледник и деревянная баня с передбанником, да земля, составляющая в “квадрате 464 сажени” (0,2 гектара). Усадьба располагалась по Нижнеманчуровской улице. В настоящее время это улица Газетная, а на месте дома Богатыревых, снесенного в 1970-х годах, построена столовая.
Семья Богатыревых в полном составе переехала в купленный дом только в 1872 году, когда Михаил Никанорович приступил к должности смотрителя Высокогорского рудника. Отчасти переезд был вызван и тем, что в Нижнетагильском заводе было реальное училище, в котором учился Федор.
После окончания училища младшего Богатырева берут на работу в заводоуправление. Молодой человек хорошо показывает себя на службе. Это подтверждается записью в семейном дневнике, сделанной Михаилом Никаноровичем: “1881 года 10 февраля отправился на учебу в Санкт-Петербургскую контору Павла Павловича Демидова сын наш Федор Михайлович Богатырев”. Этой чести мог удостоиться лишь тот, кто обладал хорошими деловыми качествами и имел соответствующую подготовку. Возможно, Федор Михайлович продолжает образование в каком-то высшем учебном заведении Петербурга, чтобы потом работать в Главной демидовской конторе.
А в Нижнетагильском заводе продолжается своя жизнь. Последняя отметка в семейном дневнике, сделанная Михаилом Никаноровичем: “1883 г. 20 июня свадьба Павла Павловича Шамарина и Анны Михайловны Богатыревой”.
Далее дневник заполняется рукой Марии Николаевны. Первая ее запись: “1893 г. 2 июня умер от рака Михаил Никанорович тихо и спокойно”.
Так Федор Михайлович стал главой большой семьи, ее опорой. Дела по службе у него идут хорошо. Вероятно, он занимается финансовой деятельностью. Компетентный и надежный специалист пользуется большим доверием со стороны наследников Павла Павловича Демидова. Это подтверждается тем, что его в 1895 году посылают за границу как представителя петербургской конторы. Он пребывает там с 18 марта по 15 июня, о чем есть запись в семейном дневнике. Возможно, Федор Михайлович бывал за границей по поручению конторы не раз.
Вскоре в семье Богатыревых случилось радостное событие. Вот что пишет об этом Мария Николаевна: “1896 года 17 января мой сын вступил в брак с девицею Екатериной. Венчание происходило в Петербурге в 9 часов вечера”. Вероятно, кто-то из родных присутствовал на свадьбе 36-летнего преуспевающего служащего Демидовской конторы Федора Михайловича Богатырева и молодой дворянки, воспитанницы Смольного института и выпускницы Бестужевских курсов Екатерины Николаевны Бакулиной.
...После двухнедельного пребывания у родных молодые Богатыревы вернулись в Петербург. По семейным преданиям, они снимали на Васильевском острове большую и удобную квартиру, богато и красиво обставленную, с прекрасной библиотекой. На каждой книге было золотое тиснение “ФБ” - Федор Богатырев.
Осенью 1897 года у детей гостила Мария Николаевна. А в 1898 году молодые Богатыревы становятся родителями: в сентябре у них родился сын Николай, а через два года дочь Ольга. В многочисленной семье Богатыревых Коля и Оля единственные продолжатели рода, долгожданные дети, внуки, племянники.
Весной 1906 года в Тагил приходит горькая весть. В курортном городе Сан-Ремо скоропостижно скончался Федор Михайлович. Там же его и похоронили. Мария Николаевна едет в Петербург, в дом на Васильевском острове, где совсем недавно жиле счастливая семья Федора. Вскоре она привозит в Нижний Тагил внучат Колю и Олю, а также вещи, мебель, библиотеку и архив Федора Михайловича.
Ольга Федоровна
После приезда из Петербурга слегла и вскоре умерла Мария Николаевна. От заводовладельцев Демидовых детям Федора Богатырева была назначена пенсия. Опекуном их стал Павел Павлович Шамарин - по праву близкого родственника и крестного отца обоих ребят. Вообще Шамарины заменили детям родителей. (Кира Семеновна хорошо помнит деда и бабушку, так она и ее брат Владимир называли Шамариных, и вспоминает о них как об очень добрых и интеллигентных людях).
На семейном совете было решено: дети должны получить хорошее образование. В 1907 году Ольга стала учиться в подготовительном женском Анатольевском училище, чтобы поступить в Павло-Анатольевскую гимназию. Николай готовился в реальное училище, преобразованное из горнозаводского. В свое время это учебное заведение окончили его дед и отец.
И вот Оленька Богатырева стала гимназисткой. Случилось это в 1911 году. В том же году в гимназию поступила и Лиза Шорина - внучка Дмитрия Петровича Шорина, известного в Нижнетагильском заводе человека, очень уважаемого, друга Д.Н. Мамина-Сибиряка. Елизавета Васильевна, в замужестве Боташева, и Ольга Федоровна дружили всю жизнь. “Тетя Лиза, - так называет Кира Семеновна Елизавету Васильевну, - была родным человеком в нашей семье”.
Несмотря на то, что младшие Богатыревы получают пенсию от Елима Павловича Демидова, учение их также оплачивается, и живут они в большом каменном доме, наследниками которого являются, все-таки дети еще очень малы и нуждаются в повседневной заботе. Домашним хозяйством управляет Мария Михайловна (тетя Маня), сестра отца. Шамарины, по долгу службы, живут в Егоршино, где Павел Павлович работает ведущим маркшейдером угольных шахт.
Эти годы являются кризисными для демидовских заводов. Чтобы поднять производительность предприятий, в Нижнетагильский завод приезжает Елим Павлович Демидов с супругой Софией Илларионовной, урожденной княжной Воронцовой-Дашковой. Жена Елима Павловича слыла женщиной умной, интересующейся заводской деятельностью. Она заложила в казну фамильные бриллианты, чтобы помочь заводам выйти из кризиса. В 1910 году Демидовы посетили Егоршино. Встречались они и с Шамариным. Речь шла о построении угольной шахты. В память об этой встрече Демидовы вместе с Шамариным сфотографировались. Впоследствии для заводов Демидова у крестьянской общины села Егоршино был приобретен участок земли. На этой площади построена и сдана в эксплуатацию в феврале 1913 года крупнейшая и самая оборудованная в бассейне шахта “София”, названная в честь С.И. Демидовой. В подготовке к пуску этой шахты принимал большое участие П.П. Шамарин.
Но вернемся к жизни гимназистки Оленьки Богатыревой. В эти годы Ольга пристрастилась к чтению и открыла для себя новый мир. Книги деда, отца, дяди Павла составили прекрасную библиотеку. В доме была специальная комната, где они находились. В гостиной стоял большой дубовый шкаф, в котором лежали альбомы с фотографиями, связки старых писем, дневники отца, написанные по-французски. Ольга часами могла перебирать эти вещи, принадлежавшие ее родителям. Не раз она брала в руки и альбом в красном сафьяновом переплете. Листки в этом альбоме были аккуратно вырезаны, и к узким полоскам бумаги у корешков подклеены письма, написанные разными почерками, большей частью на французском языке. То, что было написано по-русски, она прочитала сразу. Французские же письма разбирала с трудом, заглядывая в словарь и вспоминая разговорную речь маминых сестер. Понимала ли гимназистка Оленька Богатырева ценность этих писем? Вероятно, нет. Она это поняла потом, много позже.
В 1918 году Ольга окончила седьмой, выпускной класс. В восьмой - дополнительный, закончившие который имели право на преподавание, шли не все. Ольга поступила и успешно окончила его в 1919 году.
После гимназии Ольга Федоровна живет у Шамариных в Егоршино. В двадцатые годы возвращается в Нижний Тагил. Работает на канцелярской должности, по-прежнему дружит с Лизой Боташевой. Елизавета Васильевна работает в краеведческом музее и растит сына.
В 1926 году Ольга Богатырева вышла замуж за Полякова Семена Семеновича. Он в разное время работал управляющим рудниками имени III Интернационала и Алапаевского. В 1927 году Поляковы живут в Свердловске, где Семен Семенович учится в Промакадемии. В том же году у них родился сын Владимир. Обратите вынимание на эту фотографию: счастливая семья. Похорошевшая Ольга Федоровна, годовалый Владимир, глава семьи обнимает их, как будто ограждает от всяких невзгод. “Как за каменной стеной”, можно сделать подпись под этим снимком. Через несколько лет в семье Поляковых еще прибавление - девочка Кира.
После окончания Промакадемии Полякова направляют в Омскую область, где он - на партийной и хозяйственной работе.
Наступает 1937 год, год жесточайших репрессий. Каждую ночь “черный ворон” увозит кого-нибудь из сослуживцев или просто знакомых. Не исключая того, что и его могут репрессировать, Поляков отправляет семью в Нижний Тагил: им там будет спокойнее. Он не ошибся. Вскоре его арестовали, судили по статье 58-й и сослали на Колыму.
А Ольга Федоровна с детьми вернулась в родной дом. И хотя сарай и баня полуразрушены, покосился забор, завалился колодец, да и сам дом изрядно постарел, она все равно дома.
На втором этаже, в гостиной, все тот же мягкий бабушкин гарнитур, в простенках блестят австрийские зеркала, на стенах старинные картины на библейские темы в дорогих позолоченных рамах, много цветов, подцветочники накрыты салфетками, вышитыми бисером, - работа тети Мани. На столе белоснежная скатерть. Вкусно пахнет пирогами, испеченными тетей Аней. Как будто она никуда и не уезжала отсюда. А вот и крестный, дядя Павел, все такой же красивый, но седой. На нем, как всегда, белоснежная рубашка и галстук. Из-под очков в золотой оправе глядят умные и добрые глаза. “Добро пожаловать, дочка”, -говорит он и прижимает Ольгу к груди.
Но Ольга Федоровна понимает, в какое время ей пришлось вернуться в родной город, да еще с клеймом жены врага народа. Она боится за детей, дядю, теток. Ведь могут в любое время прийти с обыском, и если найдут какое-нибудь письмо из-за границы (а их в семейном архиве немало) или какой-то другой документ, ее тоже могут арестовать и выслать. Что же тогда будет с малолетними детьми, с Владимиром и Кирой? Нельзя, чтобы они повторили ее судьбу и стали сиротами. Она этого не допустит. Нужно уничтожить из архива отца все, что способно накликать беду на семью.
И вот сжигаются дневники Федора Михайловича, написанные по-французски, его переписка с родными, ведь он, будучи служащим Петербургской конторы Демидовых, выезжал по поручению заводовладельцев за границу и оттуда писал письма родителям, сестрам, невесте. Она сама бросает в огонь записные книжки отца, в которых упоминались его знакомые и их адреса, а также события повседневной жизни, и служебные заметки. Летят в печь фотографии, и среди них памятник на могиле Федора Михайловича в Сан-Ремо и снимок Демидовых Елима Павловича и Софии Илларионовны вместе с Шамариным Павлом Павловичем.
Сжигаются старые, почти столетней давности книги, где была учтена финансовая деятельность Демидовых. Мало что осталось от некогда богатого архива семьи Богатыревых. Только разве что некоторые семейные фотографии да альбом в красном сафьяновом переплете, где хранились письма Карамзиных. Это Ольга Федоровна сжечь не смогла. Теперь-то она понимала истинную ценность писем и считала, что им место в музее. Но отдать их решилась не сразу.
Однажды осенним вечером 1939 года она попросила зайти в дом Богатыревых свою задушевную подругу Елизавету Васильевну Боташеву. Вот что рассказывает об этой встрече Кира Семеновна, ей тогда было восемь лет. “Тетя Лиза поднялась на второй этаж, в гостиную, где были мы с мамой. Одета была мамина подруга в темный бархатный жакет и белую блузку, ее волосы поддерживал модный в то время ободок. Тетя Лиза всегда была очень скромной и одевалась неброско. По внешнему виду она была похожа на учительницу. Мама достала с нижней полки большого дубового книжного шкафа альбом в красном сафьяновом переплете и протянула его тете Лизе со словами: “Пусть, Лиза, это теперь будет в музее”. Так письма Карамзиных попали в Нижнетагильский краеведческий музей.
Тогда же Ольга Федоровне взяла с подруги слово, что имя ее не будет упомянуто в связи с этими письмами. Шел 1939 год и она все еще боялась за свою семью.
Незадолго перед этим событием умер Павел Павлович Шамарин, и составляется легенда, что альбом находился в архиве старого маркшейдера. А так как Шамарин бездетен и родственников у него не было, то в случае репрессий никто и не пострадает. Вот почему Н.С. Боташев писал в редколлегию журнала “Новый мир”: “Установить точно... (у кого взяты письма -М.Р.)... не представляется возможным, так как эти люди уже умерли”.
И все-таки есть доказательство, что именно Ольга Федоровна Полякова передала письма Карамзина в Нижнетагильский краеведческий музей.
Однажды вечером, 2 июня 1954 года, когда в палисадниках и городском парке перед гостиницей “Северный Урал” расцвела сирень, к Ольге Федоровне, несшей воду на коромысле, подошли Елизавета Васильевна и небольшого роста полноватый мужчина.
- Позвольте вам помочь, - обратился он к Ольге Федоровне.
- Да вы не сможете, этому нужно учиться - носить воду на коромысле, - ответила она.
Так они познакомились. Известный писатель и литературовед Ираклий Луарсабович Андроников и тагильчанка, сохранившая и отдавшая безвозмездно ценнейшие исторические документы о последних днях жизни и трагической гибели поэта Александра Сергеевича Пушкина. Ольга Федоровна пригласила гостей в дом. И долго из раскрытых окон гостиной были слышны голоса и взрывы смеха, вызванные рассказами и каламбурами блестящего импровизатора Ираклия Андроникова. На прощание хозяйка подарила писателю кусок малахита изумрудно-зеленого цвета с причудливым рисунком.
Через два года ей вручили ценную бандероль. Распечатав ее, Ольга Федоровна увидела маленькую книжечку библиотечки “Огонька” под названием “Тагильская находка” с посвящением автора: “Ольге Федоровне Поляковой. Дорогая Ольга Федоровна, спасибо за радушие и за доброе отношение. Не теряю надежды, что Вы еще обнаружите новую Тагильскую находку, а я приеду в Тагил и буду славить Вас потом на весь мир покуда сил моих хватит. Ираклий Андроников”. Так закончилась эта история.
Что стало в дальнейшем с письмами Карамзиных, известно. А как оказались эти ценнейшие исторические документы в архиве служащего Петербургской конторы Демидовых Федора Михайловича Богатырева? Точного ответа на этот вопрос все еще нет. Но есть факты, предположения, версии. О них - речь в следующей главе.
Путешествие писем Карамзиных
Как же попали письма Карамзиных в Нижний Тагил?
Николай Сергеевич Боташев предполагал, что они были привезены сюда самим Андреем Николаевичем Карамзиным. На правах опекуна своего пасынка, малолетнего Павла Демидова, он участвовал в управлении демидовскими заводами на Урале и не раз приезжал в Нижний Тагил. “Очевидно, - писал Н.С. Боташев, -в один из приездов А.Н. Карамзина в Нижний Тагил и попали туда эти письма, которые он хранил как реликвию. После его смерти они остались в Нижнем Тагиле”.
“Возможно, однако, - написано в предисловии к книге “Пушкин в письмах Карамзиных 1836-1837 годов”, - что письма попали в Нижнетагильский демидовский архив и позднее: после смерти (в 1854 г.) Андрея Карамзина они могли остаться в руках его вдовы, Авроры Карловны, свято чтившей память мужа и все, что связывало ее с семейством Карамзиных. Она умерла в глубокой старости в 1903 году, надолго пережив и сына, умершего в 1885-м, и только тогда, может быть, письма Карамзиных к ее мужу поступили в Нижнетагильский личный архив Демидовых, а затем в фонды заводоуправления. Эти предположения требуют еще дополнительных разысканий”.
Итак, в литературе
существуют две версии о том, как письма
Карамзиных попали в Нижний Тагил. При работе над
биографиями А.К. Демидовой-Карамзиной и ее
второго мужа А. Н. Карамзина, чем больше я
узнавала об этих людях, тем сильнее сомневалась в
обоснованности этих предположений.
Судя по письмам и воспоминаниям разных лиц, между супругами царили любовь, согласие и доверие. Вероятно, архив Андрея Николаевича находился в доме, где постоянно жили Карамзины. Кроме писем, адресованных Андрею Николаевичу в 1836-1837 годах, были и другие, так как он не один раз уезжал из Петербурга. Почему же ему понадобилось увозить именно эти дорогие сердцу письма в чужой город, где он был всего - то два раза (первый раз вместе с женой) и где у него не было ни близких друзей, ни родственников?
Предположение, что письма Карамзиных попали в Нижний Тагил после смерти Авроры Карловны, еще более сомнительно. Вдова Карамзина после 1875 года уехала из Петербурга в Финляндию. Она завещала свое имущество музею города Хельсинки. Таким образом письма остались бы в Финляндии и, вероятно, никогда бы не попали в Россию, тем более - в Нижний Тагил.
Знакомство с Кирой Семеновной Касьяновой и историей семьи Богатыревых мои сомнения усилило. И возникла новая версия, которая, как мне кажется, ближе к истине.
В июне 1853 года началась русско-турецкая война. В марте 1854-го А.Н. Карамзин вступил в гусарский полк. Переживший кавказскую войну и тяжело раненный там, он опять ушел на фронт. Это была его последняя война. В мае того же года Андрей Николаевич погиб в Малой Валахии, близ местечка Каракала.
Сохранилось письмо близкого
друга Карамзиных поэта Ф.И. Тютчева от 9 июня 1854
года, где он пишет своей жене: “... Я полагаю, что
теперь вы уже узнали... все подробности несчастья,
постигшего бедную госпожу Аврору и остальных
членов семьи, когда мне передали эту ужасную
новость, я был совершенно ошеломлен ею. Бедная
Софи (сестра А.Н. Карамзина. -Ред.) “пала в
состояние полнейшего идиотизма, без слез, без
воли - она как бы не понимает того, что с ней
случилось. Ах, вот кому Бог послал непосильное
испытание! И все-таки как далеко ее несчастье от
той бездны горя, невосполнимого и
бесповоротного, которая вдруг разверзлась перед
бедной госпожой Авророй...”
После гибели Андрея Николаевича Аврора Карловна больше замуж не выходила. Она посвятила свою жизнь воспитанию сына и племянниц, а затем - внуков. В 1875 году она продала свой дворец на Большой Морской улице в Петербурге и навсегда поселилась в Финляндии.
Часть имущества госпожа Карамзина увезла с собой, часть - распродала через Демидовскую контору. Архив, касающийся ее личной жизни, был перевезен в Финляндию. Там, в музее города Хельсинки, он в настоящее время находится. Но куда же Аврора Карловна поместила письма Карамзиных 1836-1837 годов?
В архивы при государственных учреждениях их отдавать было нельзя, так как письма большей частью носили личный, интимный характер. В них говорилось о лицах из высшего аристократического общества и говорилось не всегда хорошо. Это могло скомпрометировать авторов.
Вернуть письма родственникам Андрея? Но семья Карамзиных к тому времени почти распалась. Вскоре после гибели брата умерла Софья, в 1867 году - Екатерина. Александр хозяйничал в Макателемах, в Нижегородской губернии. Владимир, у которого был желчный характер, болел. Кроме того, братья были бездетны. Оставалась только младшая сестра Лиза - фрейлина, жившая, вероятно, при дворе.
Отправить эти ценнейшие документы в издательство какого-либо журнала? Аврора вряд ли бы решилась на это, даже если бы такая мысль возникла. И вдова передала исторические письма в петербургскую Демидовскую контору, где находился архив когда-то состоявшего здесь на службе Андрея Николаевича.
С тех пор прошло много лет. Приближался XX век, в начале его Демидовы должны были отметить двухсотлетие своей фирмы. К событию готовились тщательно. Одним из разделов, который нужно было привести в порядок к этой дате, был архив могучего рода Демидовых.
Вероятно, в главной Демидовской петербургской конторе, в Нижнетагильском и Невьянском заводах, в Туле и других городах готовили документы к юбилею. Служащие, несомненно, должны были разбираться в производственной и финансовой стороне демидовских предприятий. В архивах двухсотлетней давности находилось множество дел, нужно к каждому составить грамотную аннотацию, а если есть дубликат, то решить, оставить его или уничтожить.
Кроме документов, касающихся производственной деятельности, в архивах находилась мемуарная и эпистолярная часть, написанная на французском языке. И, возможно, в Главной Демидовской конторе одним из служащих, занимавшихся архивами, был Федор Михайлович Богатырев как специалист, знающий заводское и финансовое дело Демидовых и владеющий иностранными языками. И могло случиться так, что именно к Федору Михайловичу принесли пачку старых писем, пожелтевших от времени, написанных в основном по-французски. Их обнаружили среди документов, принадлежавших Андрею Николаевичу Карамзину. Некоторые письма были надорваны. Они заинтересовали Федора Михайловича, но чернила кое-где выцвели, почерки не всегда разборчивы, и он решил их взять домой, чтобы изучить более тщательно. Тем более что его жена Екатерина Николаевна отлично знала французский язык.
Вечером, после того, как в детской засыпали Коля и Оля, Федор с Катенькой принимались разбирать эти письма. Несколько вечеров Богатыревы читали послания Карамзиных, полные таких подробностей о последних месяцах жизни великого поэта, что жена, в семье которой боготворили поэзию Пушкина, плакала.
Возник вопрос: куда же девать эти ценнейшие документы? Оставить в архивах Демидовых? Но там они, как не имеющие никакого отношения к производственной деятельности, затеряются. Отдать кому-то из Карамзиных? Но никого в живых не осталось. Последняя из этой семьи - фрейлина Елизавета Николаевна скончалась в 1881 году. Литературного архива в Петербурге в то время еще не было. Отдать письма в какой-нибудь журнал для публикации? Но прежде всего, чтобы не потерялась ни одна страница, их необходимо переплести. И, возможно, Федор Михайлович, заходит в книжную лавку Смирдина, что на Невском проспекте, и покупает там альбом в красном сафьяновом переплете. А дома они с Катенькой аккуратно по линейке вырезают листки из альбома, оставляя лишь узкие полоски. К этим полоскам ловкие руки Екатерины Николаевны приклеивают разглаженные письма, написанные на тонкой бумаге.
А дальше случилась беда. Тяжело и неизлечимо заболевает Екатерина Николаевна, через несколько лет в 1906 году умирает в Сан-Ремо Федор Михайлович. Письма же Карамзиных вместе с архивом Ф. М. Богатырева, с детьми и вещами отправляются из Петербурга на Урал, в Нижний Тагил, где им суждено пробыть неизвестными еще почти полвека, чтобы в середине XX столетия приобрести мировую известность.
* * *
Находка века - письма Карамзиных имеют огромное значение, их невозможно переоценить, все послания замечательны, но есть среди них жемчужина русского эпистолярного стиля - письмо Екатерины Андреевны Карамзиной от 30 января 1837-го года. Вот оно:
“Милый Андрюша, пишу тебе с глазами, наполненными слез, а сердце и душа тоскою и горестью: закатилась звезда светлая, Россия потеряла Пушкина. Он дрался в середу на дуэли с Дантезом и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дни, а вчерась, в пятницу отлетел от нас; я имела горькую сладость проститься с ним в четверьг; он сам этого пожелал. Ты можешь вообразить мои чувства в эту минуту, особливо, когда узнаешь, что Арнд с первой минуты сказал, что никакой надежды нет. Он протянул мне руку и я ее пожала, и он мне также, и потом махнул, чтобы я вышла. Я уходя осенила его издали крестом, он опять протянул мне руку, и сказал тихо: “перекрестите еще”, тогда я опять пожавши еще раз его руку, я уже его перекрестила, прикладывая пальцы на лоб и приложила руку к щеке: он ее тихонько поцеловал и опять махнул. Он был бледен как полотно, но очень хорош: спокойствие выражалось на его прекрасном лице. Других подробностей не хочу писать, отчего и почему это великое несчастие случилось: они мне противны; Сонюшка тебе их опишет. А мне жаль тебя; я знаю и чувствую, сколько тебя эта весть огорчит; потеря для России, но еще особенно наша; он был жаркий почитатель твоего отца и наш неизменный друг двадцать лет...”
Более полувека письма Карамзиных хранились в Нижнем Тагиле, в глубокой российской провинции, за тысячи километров от Санкт-Петербурга. Всех, кто их бережно сохранил, уже нет в живых. Спасибо им и вечная память.
Майя РЫЖОВА.
На снимках: Федор Михайлович Богатырев. Фото 1881 года; Ольга Федоровна и Семен Семенович Поляковы с сыном Владимиром, 1928 год; письмо Е.А. Карамзиной сыну Андрею. 30 января 1837 г.; Андрей Карамзин. Литография Л. Вагнера.
Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 23.08.1994; 24.08.1994; 26.08.1994.
Письма оставались в Тагиле В роли главного администратора Нижнетагильского горного округа А.Н. Карамзин оказался не случайно. В 1846 году он женился на вдове заводчика П.Н. Демидова – Авроре Карловне, урожденной Шернваль, которая после смерти мужа с малолетним сыном Павлом получила в наследство ряд заводов, рудников, золотых и платиновых приисков. Спустя три года супруги Карамзины посетили Нижний Тагил, где знакомились с обстановкой на заводах и рудниках, провели некоторые благотворительные мероприятия.
В управлении производством Андрей Николаевич сразу же обнаружил массу недостатков, для устранения которых разработал “Особое положение”. Он увидел, что многие служащие выполняют не свойственные им обязанности, а некоторые используют их в личных интересах заводские приказчики. Это заставило Карамзина по-новому расставить кадры в заводоуправлении, объединить заводское и хозяйственное отделения в одно под названием “распорядительное”, что позволило значительно сократить штаты и уволить служащих “для разных поручений”, годовое жалованье которых равнялось 12 тысячам рублей ассигнациями. Для производства химических анализов при заводоуправлении он создал центральную лабораторию, заменившую ряд мастных. Отныне по его указанию заведующий лабораторией И. Белов обязан был регулярно читать своим сотрудникам лекции по химии. Разработал правила для составления ежемесячных производственных отчетов, куда помимо основных данных требовал включать сведения о разных происшествиях на заводах, числе посетителей библиотеки, им основанной, количестве прочитанных книг и т.п.
За время пребывания в Нижнем Тагиле Карамзин рассмотрел ряд дел, касающихся судебной части. Лично провел следствие по делу смотрителя заводоуправления И. Серебрякова, кассира Т. Моисеева, помощника кассира П. Образцова и бухгалтера А. Соловьева, обвинявшихся в воровстве, приписках и фальсификациях денежных документов, связанных с ремонтом дорог и мостов. С провинившихся взыскал незаконно присвоенные средства и каждому определил наказание в виде выговоров и перевода из служащих в рабочие. В то же время реабилитировал группу служащих, наказанных за разные проступки его предшественником А.И. Кожуховским. Крестьянина Ивана Евстигнеева, отданного в горные работы за “расстройство крестьян”, простил и от работы в медном руднике освободил. Однако наградил деньгами смотрителей лесов А. Шадрина, П. Жукова, М. Соловьева за поимку беглого крестьянина Беланова и дезертира Рябинина. Увеличил жалованье протоиерею И. Пырьеву за его усердие “по преподаванию закона божьего и наставление детей вверенной ему богом паствы”.
Важной частью мероприятий Карамзиных явилось учреждение в горном округе училищ и детских приютов. В Нижнем Тагиле при Свято-Троицкой единоверческой церкви открылось училище для девочек – Авроринское, в Нижней Салде единоверческое училище для мальчиков – Павловское, в Верхней Салде и Висимошайтанске – училища для мальчиков и девочек. По их воле для детей от одного года до восьми были созданы приюты в Нижнем Тагиле, селе Воскресенском и деревне Никольской, устроена богадельня для престарелых.
Сохранился любопытный архивный документ, в котором сообщается, что при посещении заводов Карамзины “особенное внимание обратили на необходимость воспитания детей в духе христианского благочестия”, значит, в строгом соответствии с их морально - этическими установками. Удивляться этому не приходится, т.к. у обоих супругов были сильно развиты религиозные чувства. В своих воспоминаниях М.П. Погодин припоминает, что Н.М. Карамзин для десятилетнего Андрея написал наставление, по которому сын должен был начинать каждый день “молитвой к богу о родителях, сестрах, братьях... прося, чтобы он даровал... силу исполнять свои должности... Начав, кончи день сердечною молитвою, - поучал отец, - благодари бога, если ты хорошо провел день, кайся, если худо...”. После смерти отца религиозность в детях всемерно поддерживалась матерью Екатериной Андреевной, женщиной умной и образованной, но находившей в соблюдении религиозных обычаев залог счастья детей. Так, в одном из писем за границу она наставляла Андрея быть очень верующим, т. к. вера в бога, по ее мнению, возвышала его отца над другими людьми. В то же время жаловалась сыну, что никак не может справиться с бунтовавшими в ее имении крестьянами, хотя самых активных бунтарей сдала в солдаты.
Воспитанный на принципах приверженности к монархии, А.Н. Карамзин в молодости вряд ли догадывался о том, что крепостное право в России было величайшим социальным злом. Однако, как человек, получивший юридическое образование в Дерптском университете, он мог знать точку зрения французских просветителей на крепостное право, высказывания того же Д. Дидро, заявившего, что раз люди пошли “против религиозного рожна, самого ужасного, тогда остановить их невозможно. Если один раз гордо взглянули в лицо небесного величества, вероятно, скоро встанут и против земного”. И. видел, конечно, что Россия, по меткому замечанию В.Г. Белинского, “представляла собой ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служеб воров и грабителей”.
Распространявшиеся в России идеи свободы, безусловно, беспокоили молодого Карамзина и, может быть, даже пугали своими последствиями. Недаром, отвечая матери, он одобрил предпринимавшиеся ею суровые меры против крестьян и советовал найти в управляющие имением такого человека, “который внушил бы страх крестьянам и истребил бы среди них этот революционный дух, который как холера, без чьей-либо помощи передается из Мадрида в Макателемы...” (имение Карамзиных - С. Г.) и заключал, что в делах управления ей “нужен Луи Филипп”, т.е. человек, который мог бы действовать так же решительно, как этот апологет французской буржуазии. Спустя 12 лет, наблюдая в Париже развитие революционных событий в марте 1848 года, он снова об этом напишет родным в Петербург.
И все же было бы ошибочным судить о Карамзине только как о крепостнике и консерваторе. Понять душу Андрея Николаевича нелегко, ведь он был разный и противоречивый. Из писем, составляющих “тагильскую находку”, мы узнаем, с каким гневом он обрушивался на аристократическое общество, погубившее Пушкина. Графу Палену, брату русского посла в Париже, он так и заявил, что петербургское общество Пушкину “всегда было враждебно и в час его смерти изменило народной славе и народным чувствам и стало достойно презрения”. А матери писал: “Поздравьте от меня петербургское обществе – оно сработало славное дело: пошлыми сплетнями, низкою завистью к гению и в красоте око довело драму, им сочиненную, к развязке...”. “Хвала царю, что он не отстал от своих; он показал себя молодцом — нечего сказать”, - иронизировал Карамзин. В развитие мысли о враждебности аристократического общества к Пушкину литературовед Т.Г. Цявловская пишет, что даже Е.М. Хитрово, супруги Вяземские и те же Карамзины, считавшиеся друзьями поэта, в трудное для него время остались к нему безучастными, и он “пришел к смерти в совершеннейшем одиночестве”.
В 1846—1847 годах А.Н. Карамзин служил адъютантом шефа жандармов А.Ф. Орлова, но именно в это время, как отмечает доцент из Алма-Аты Ф.И. Стеклова, он дружил с поляками-революционерами, его личным секретарем был активный деятель польского революционного движения Иосафат Огрызко. Андрей Николаевич покровительствовал ссыльному революционеру А. М. Янушкевичу, которому доверил работу в заводской библиотеке Нижнего Тагила.
“Неужели полковник был так близорук, что не видел, кем себя окружает?”, — спрашивает Стеклова. Конечно, видел, но делал это скорее всего не на идейной основе, а в силу свойственных ему черт характера, таких, как смелость и независимость суждений, прямота и резкость”
Более точное определение гражданственности А.Н. Карамзина находим у писателя И.Л. Андроникова, который сказал, что Андрей Николаевич, хотя и “проявил понимание общих и личных причин гибели Пушкина, но с предрассудками аристократии порвать не мог – он всецело принадлежал свету”.
С. ГАНЬЖА.