Из рода Хлопотовых

С основания Тагила

    Хлопотовы - одна из распространенных уральских фамилий, чье 400-летие можно было бы отметить в 2000 году вместе с Верхотурьем. Может быть, люди, о которых пойдет речь, ничем не знамениты в государственном значении, но они жили радостями и бедами своего времени, и их труд вложен в становление "опорного края державы".

    Самые ранние из найденных в архивных документах сведения о Хлопотовых относятся к московским землям. Поколенная роспись раскрыла, что родоначальником нашим был Иван Хлопотов, 1600 года рождения, крестьянин Московской губернии, Верзинской волости, деревни Ермолинской. А вот его сын Григорий (1628-1722 гг.) уже состоял при Нижнетагильском заводе, о чем свидетельствует "Переписная книга" 1722 года. Таким образом, с основания Нижнего Тагила предки мои пустили корни в уральскую землю.

    Внук первого Хлопотова Иван Григорьевич (1687 года рождения) становится квалифицированным рабочим на тагильском заводе Демидовых, являясь кучеотсыпщиком на углежжении. Именно о нем упоминается в историческом альманахе "Демидовский временник" (выпуск 1, стр. 53) в статье Н.Г. Павловского "Демидовы и старообрядчество в XVIII в." Здесь рассказывается о том, как Иван Хлопотов, Бобров и Рукавишников организовали побег арестованного столетнего старообрядца в 1753 году. Этот Хлопотов уже совсем отошел от крестьянской жизни, связав свою судьбу с металлургией Урала, как и все последующие поколения нашей ветви рода. А идет она от одного из его сыновей - Стефана (1730 г.р.) через сына последнего - Василия Стефановича, внука - Игнатия Васильевича и правнука - Филиппа Игнатьевича.

    Собирая по веточкам генеалогическое древо Хлопотовых, я обнаружила интересные факты их родственных связей. Например, со знаменитыми Худояровыми, Исааком и Иваном Федоровичами: оказалось, что их дочери вышли замуж за четвероюродных братьев моего деда.

    Родственником ему приходился и известный в истории нашего города Викул Карпович Хлопотов - основатель синематографа "Иллюзия", принадлежавший к купеческому сословию.

    Филипп Игнатьевич Хлопотов (1822-1916 гг.), прожил 94 года и тоже был купеческого звания. Он занимался разработкой месторождений цветных металлов и активно участвовал в местной политической и экономической жизни, не раз избирался гласным (депутатом с правом голоса) земства. В сохранившемся в архивах журнале Верхотурского земского собрания в списке гласных, присутствовавших на заседаниях XI очередной сессии с 12 по 27 октября 1880 года, упоминается Филипп Игнатьевич Хлопотов. То же самое и в документах о сессиях земского собрания 1899 и 1901 годов.

В дедовском доме

    Киприян Филиппович (1845-1898 гг.), "верхотурский купеческий сын", тоже занимался разработкой месторождений цветных металлов. Работал единолично, не создавая предприятия. В журналах с отчетами о заседаниях II съезда уральских золотопромышленников в Екатеринбурге за 1898 год в главе "Раскладка уездного и губернского земского сбора с золотоприисковых земель по Екатеринбургскому уезду за 1897 год" среди других фамилий называется и Киприян Хлопотов - в графе "Разные лица" по Невьянской волости.

    О Киприяне Филипповиче есть еще сведения в Государственном архиве Свердловской области (ГАСО): это дело от 12.09.1878 г. по обвинению им управляющего заводом Колногорова в самоуправстве. Речь там идет о купленной К.Ф. Хлопотовым у мещанина Ивана Бердникова усадьбе, землю которой Колногоров считал собственностью заводовладельцев.

    Вдовец, имевший двух взрослых детей, в 1884 году Киприян Филиппович женился вторично, взяв в жены молодую учительницу Екатерину Демидовну Климову. Она родила ему двух сыновей, Ивана и Михаила. Старший стал впоследствии моим отцом.

    Но прежде чем перейти к рассказу о родителях, своем детстве и нашей семье, жизнь которой пришлась на трудный и сложный XX век, хочу войти в дом деда, в атмосферу дореволюционного прошлого.

    В Нижнем Тагиле Киприян Филиппович имел усадьбу ("усад" по-тагильски) на улице Больше-Рудянской (затем она носила имя Мамина-Сибиряка, ныне - улица Кирова). Усадьба состояла из двух домов - двухэтажного и - через общий двор - одноэтажного флигеля с надворными постройками (сарай, амбары, конюшни) и земельным участком. Семья жила по общим законам того времени: имелась прислуга, конюх, няня для детей. В доме была небольшая библиотека, книги для чтения, газеты и различные журналы.

    Семья была знакома с прототипами романа "Горное гнездо" Мамина-Сибиряка, особенно с "Раисой Павловной", а также и с самим писателем, который, наезжая в Нижний Тагил, останавливался в доме на той же улице. Екатерина Демидовна в своих записках вспоминала о нем и, в частности, о том, как она танцевала на балу с Дмитрием Наркисовичем. Эти воспоминания были напечатаны в газете "Тагильский рабочий" в 1932 или 1934 году - точно не помню, но скорее всего к какой-то юбилейной дате Мамина-Сибиряка.

    Мой двоюродный дядя Александр Павлович Климов рассказывал: "Когда приезжал дядя Киприян, ворота моментально открывались, тройка влетала во двор, а вся челядь разбегалась по углам". Грозен бывал Киприян Филиппович. Но... богатства-то не было, были долги. И, вконец разорившись, он умер от апоплексического удара, оставив вдову с двумя малолетними детьми.

Бабушка

    Екатерина Демидовна, продав усадьбу и все, что можно продать, отдала долги и купила небольшой дом на четыре окна на улице Ново-Тагильской под номером 23 (потом она называлась Новой, затем Кооперативной, а ныне это улица Семенова). Интерьер в доме резко отличался от прежнего. Бархатная мебель, зеркала и т.п. исчезли из обихода вместе с прислугой и всем остальным. Здесь уже мебель состояла из деревянных, покрашенных черным лаком гардероба, небогатого буфета, жесткого дивана, стульев (кстати сказать, очень удобных), двух больших окованных полосовым железом сундуков, зеркала в деревянной раме, кресла, угловых столиков, железных кроватей, письменного и обеденных столов. В красном углу на угловой полочке стояли иконы, перед ними - лампада. Над кухонным столом висела большая керосиновая лампа. Но от прежней безбедной жизни сохранились серебряные столовые и чайные ложки, кое-что из чайного сервиза знаменитой фирмы Кузнецова. Дом, внутренняя обстановка и столовые принадлежности достались по наследству моему отцу, Ивану Киприяновичу, и потом долго еще служили нам, его детям.

    А тогда Екатерина Демидовна (1860-1935 гг.), оставив светскую жизнь, снова пошла учительствовать, чтобы поставить на ноги и вывести в люди двух сыновей.

    Она стала начальницей церковно-приходской школы при Свято-Троицкой церкви, была строга и религиозна. За свой труд еще до революции награждена медалью Министерства просвещения. Многие тагильчане, особенно жители Выйской части города, знали, уважали Екатерину Демидовну и долго ее помнили.

    Фельдшер Павел Иванович Малков, живший до Великой Отечественной войны на улице Кооперативной, то есть там же, где бабушка и мы, встречая нас, всегда останавливался, приветливо здоровался и вспоминал о том, как он учился у Екатерины Демидовны Хлопотовой: "Очень, очень строгая Екатерина Демидовна Хлопотова была, боялись ее, слушались. Ходила всегда в черном, в длинной юбке, на голове черная кружевная накидка. Но строгость ее была справедливой, за что мы, повзрослев, благодарны ей на всю жизнь".

    Другой сосед, из дома №31, Георгий Федорович Колесников, тоже вспоминал: "Уважали ее не только ученики, но и родители". Георгий Федорович, 1915 года рождения, высок ростом (более 190 см), широк в плечах, бывший моряк, затем всю трудовую жизнь работал на заводе имени Куйбышева сталеваром у мартеновских печей. А его отец Федор в германскую войну 1914 года был прапорщиком, полным Георгиевским кавалером. Убит на фронте, но похоронен земляками в родном городе на погосте Свято-Троицкой церкви. Похороны были торжественными и запечатлены на фотографии, хранящейся в фондах музея-заповедника.

С Поволжья на Урал

    Учителя окружали меня с рождения. Так случилось, что и другая моя бабушка тоже была учительницей.

    Родители моей матери, Надежда Владимировна и Сергей Николаевич Савины, по происхождению принадлежали к дворянскому сословию, хотя по образу жизни относились к трудовой интеллигенции. Дед до революции 1917 года был банковским счетным работником - бухгалтером третьего разряда, бабушка учительствовала. Доходов, кроме как от своей работы, они не имели, а детей в семье четверо, и всем хотелось дать образование.

    До 1909 года Савины жили в Самаре, снимали квартиру из пяти комнат. Сергей Николаевич одно время избирался предводителем дворянства, в другие годы был земским начальником. По воспоминаниям его дочерей (мамы и двух ее сестер), когда он приезжал на заводы, то от экипажа до управления расстилались красные дорожки. А однажды рабочие преподнесли ему письменный прибор из черного мрамора - он до сих пор хранится в нашей семье.

    В 1909 году Сергея Николаевича переводят по службе в слободу Покровскую (после революции город Энгельс). Там Савины познакомились с семьей известного писателя Гарина-Михайловского, имение которого находилось поблизости.

    Надежда Владимировна преподавала русский язык в немецкой школе. До замужества она окончила в Петербурге Бестужевские курсы. Я помню, бабушка говорила, что все курсистки, даже из богатых семей, одевались очень скромно - черные юбки и белые блузки.

    Сестра Надежды Владимировны - Елена Владимировна, тоже окончившая Бестужевские курсы, работала в Самаре, в народной библиотеке, где часто бывал Ленин (тогда еще Владимир Ульянов), и она выдавала ему книги.

    Среди интеллигенции были модны народнические настроения, и дамы, в том числе Надежда Владимировна, "ходили в народ", учили и лечили бедных. А в доме в ходу были французские словечки, немецкие поговорки и строго соблюдались правила хорошего тона. Уже из своего детства помню, как бабушка часто делала замечания, чтобы мы не кричали, не говорили громко в общественном месте, не бегали, не махали руками. Поясняла, как мы должны сидеть за столом, не расставляя локтей и не опираясь ими на стол, и так далее...

    В 1913 году Сергея Николаевича переводят по службе в город Кунгур, на Урал. Во время гражданской войны, в голод и разруху судьба забросила его с Тамарой и Никой на Алтай, а Надежда Владимировна с двумя другими детьми, Кирой и Галиной, оказались в селе Серебрянка, недалеко от Нижнего Тагила. Почему семья разделилась и поехали в разные стороны - не знаю. На Алтае случилось что-то ужасное, Сергей Николаевич погиб, а дети, пройдя через мытарства, в конце-концов приехали к матери в Серебрянку, где Надежда Владимировна, а затем и ее дочери Тамара и Кира Сергеевны учительствовали. В 1923 году семья переезжает в Нижний Тагил. Здесь спустя два года Кира Сергеевна, моя будущая мама, вышла замуж за Ивана Киприяновича Хлопотова.

Осталась добрая память

    Мой отец, Хлопотов Иван Киприянович (1889-1937 гг.), родился в Нижнем Тагиле. 11 августа 1903 года он поступил в екатеринбургское Алексеевское реальное училище и в 1907 году окончил полный курс по основному отделению. Еще год учился в дополнительном классе, дающем право поступления в высшие учебные заведения, а потом уехал в Москву. С сентября 1909-го до 1 января 1916 года он студент сельскохозяйственного института при Петровско-Разумовской академии, которой позднее присвоили имя Тимирязева. Сохранился целый альбом почтовых открыток с видами Петровско-Разумовского - их отец отправлял в Тагил матери, Екатерине Демидовне, извещая ее о своих делах.

    За учение надо было платить. 24 ноября 1913 года он писал домой: "Комитет общественности от ссуды отказал, таким образом, деньги за нравоучение пришлось внести. На жизнь денег не осталось. В пятницу, 22 ноября, была пермская вечеринка - с пельменями. Настряпали их так много, что остались непроданные, их доедали уже бесплатно". Пельмени студенты делали сами и продавали, чтобы заработать себе на жизнь. Жили трудно, но весело, распевая песенку, которая, по рассказам отца, запомнилась и мне:

    Я кончил университет, диплом имею,

    Познаний мало, денег нет, но не робею.

    Я в артиллерии служил, в запас уволен,

    В Петровку тотчас поступил и тем доволен

    Ведь там из пушек не палят и шпор не носят.

    Студенты там коров доят и сено косят.

    1 января 1916 года, в связи с тяжелым положением на фронтах первой империалистической войны, всех выпускников академии срочно мобилизовали и отправили на фронт младшими офицерами. Революционные настроения в войсках повлияли на Ивана Киприяновича, а в гражданскую войну он стал красным командиром. Вернулся в Нижний Тагил с Дальнего Востока после Волочаевских дней в 1921 или 1922 году. Все последующие годы он почти каждое лето призывался на переподготовку командиров запаса, которая проходила то в Харькове, то в Поволжье... У нас в Тагиле, по тракту на Евстюниху, не доезжая ее, слева, где сейчас коллективные сады, тоже в те времена был разбит палаточный городок, где обучались будущие красноармейцы, допризывники. Называлось это место: ОСОВИАХИМовские лагеря.

    Вернувшись к мирной жизни, отец сразу же поступает работать в Нижнетагильский горно-металлургический техникум. Здесь он преподавал химию и заведовал химической лабораторией, много сделал для оснащения ее новым оборудованием и реактивами, впервые внедрил хозрасчет.

    В 20-30-е годы, вероятно, не хватало учителей для средних школ, и туда приглашали квалифицированных педагогов работать по совместительству. Так, в школе №1 химию преподавал Иван Киприянович Хлопотов, физику - Александр Иванович Иванов, литературу - Александр Павлович Виноградов, русский язык - Александр Николаевич Словцов, немецкий - Иосиф Иванович Штерба. Все они - преподаватели техникума.

    Отец оставил о себе добрую память, которая жила и живет в его учениках. Это был прекрасной души человек, интеллигентный в подлинном смысле слова, высокой культуры, квалифицированный и требовательный педагог, с любовью и уважением относившийся к тем, кого учил. А работать приходилось не только со своими студентами. На первых областных курсах по обучению рабочих основных профессий: газовщиков, сварщиков, шуровщиков - он вел занятия с курсантами и получил на память от них групповой фотоснимок с такой надписью: "Мы, курсанты Нижнетагильских курсов Г.У.В. выносим благодарность преподавателю по физике и химии Хлопотову Ивану Киприяновичу и преподносим эту фотокарточку".

    С душевной теплотой и благодарностью отзывались об отце все, кто его знал и с кем нам, его детям, довелось встречаться уже будучи взрослыми людьми. Так, Александра Павловна Горновая, жена бывшего директора техникума и папиного ученика, узнав, что выпускник 1930 года Николай Петрович Оносов в свой приезд с Украины в Тагил летом 1988 года идет к нам, сказала ему: "Передайте детям Ивана Киприяновича, что мы его не забыли. Помним как хорошего человека и прекрасного педагога и с глубоким уважением относимся к его памяти".

    В послевоенные годы отчим моей подруги Веры Савватиной Борис Павлович Шептаев и ее дядя Константин Михайлович Шляпников, встречаясь с нами, разговоры сводили к своей учебе в техникуме, который закончили в начале 30-х годов, и при этом всегда с любовью и уважением вспоминали Ивана Киприяновича, рассказывали о различных случаях из студенческой жизни. И наши соседи по даче на Чауже братья Кравченко, Василий и Алексей Михайловичи, тоже бывшие студенты того времени, говорили о том же. А Алексей Михайлович добавлял: "Когда узнали об аресте Ивана Киприяновича, тотчас всей группой хотели идти в НКВД..."

    В 1932 году Иван Киприянович был награжден Почетной грамотой ударника-строителя социализма. В 1934-м его имя занесено на районную Красную доску и об этом напечатано в газете "Тагильский рабочий" (за 21 января 1934 г.). В 1936-м большой портрет отца как лучшего педагога был помещен на Доску почета в техникуме с соответствующим текстом.

    А потом его вычеркнули из жизни.

Арест

    23 сентября 1937 года рано утром пришли двое - один высокий и вежливый, другой ниже среднего роста, грубый. Начали обыск. Папа сидел в белой рубашке, пиджак надеть не успел. Все молчали.

    В восемь часов мы с сестрой отправились в школу. Была золотая осень, цвели георгины во дворе. Уходя, я увидела на столе бумагу - ордер на арест. Но ничего не поняла. Накануне в доме готовились к встрече гостей, чтобы отмечать 12-ю годовщину свадьбы родителей. Ждали маминого брата, дядю Нику, мы его так звали, из Ташкента. В 1925 году он был на свадьбе родителей. И вот приехал теперь. Но уже не к празднику, а к трагедии.

    Моему младшему брату было тогда семь лет. Он помнит, как, проснувшись, увидел, что в доме никого нет, и вышел во двор. Там в сарае, в дверях холодного хлева (скотину давно уже не держали) стояли мама и папа, а двое чужих людей рылись в книгах - их было очень много - в сундуках, чемоданах. Чувствуя неладное, Сережа молча встал рядом с родителями.

    Вскоре один из чужих сказал: "Ничего нет. Одевайтесь, пошли". Чужие, и среди них папа, вышли на улицу. Немного пройдя, отец обернулся, как бы прощаясь с мамой и сыном. С тех пор мы папу своего не видели.

    Когда я вернулась из школы, в доме все уже было прибрано. Потом соседи рассказывали, что Иван Киприянович шел по улице стройный, подтянутый, заложив руки за спину, а по бокам - те двое.

    Через несколько дней мама ходила в тюрьму за вокзалом, вместе с Верой Васильевной Шалаевой - она врач, а ее муж Миронов, главный инженер металлургического завода имени Куйбышева, был арестован тоже. Но ни свиданий, ни записок им не разрешили. Только через месяц, в 20-х числах октября, свидание разрешили, но когда мама пришла к назначенному часу, ей сказали: Хлопотова нет, он отправлен, куда и почему - не объяснили. А дальше полнейшая неизвестность на многие годы.

    В 1947 году я послала запрос в Свердловск. Через некоторое время меня вызвали в НКВД (Народный комиссариат внутренних дел - так назывались органы безопасности), что находился на углу улиц Попова и Вайнера (я тогда училась в УПИ в Свердловске) и сказали: "Осужден на 10 лет без права переписки, если жив - вернется". А еще через 10 лет, в 1957-м, когда началась реабилитация невинно осужденных, мы получили справку, подтверждающую невиновность отца, и свидетельство о смерти, где значилось: "Умер 19 декабря 1941 года, крупозное воспаление легких". В остальных же графах и строках прочерк.

    Прошло еще 30 лет. И только в 1987 году мы узнали всю правду, а в 1991-м в ответ на мой запрос получили и соответствующий документ: "Обвинен в контрреволюционном заговоре.., по постановлению "тройки" при УНКВД по Свердловской области был расстрелян 20 ноября 1937 года" (через два месяца после ареста!). "Место захоронения: 12 км автодороги Свердловск-Первоуральск, по правой стороне по ходу движения". Получили и новое свидетельство о смерти, где записано: "Причина смерти - расстрел". В 1996 году брат Сергей Иванович побывал на этом месте и привез фотографии.

Надежда ХЛОПОТОВА.

Литература: Газета "Горный край" от 17.08.2001; 24.08.2001; 07.09.2001; 05.10.2001.

Семья

    Из неотправленного письма в редакцию: "Много лет назад в газете "Тагильский рабочий" (06.12.1978) была напечатана статья "В честь учительской династии". Речь шла о семье учителей Маркиных. И невольно вспомнилось, что такой же большой путь пройден и учительской династией Хлопотовых. Хотелось бы, чтобы и она не была в забвении, так как очень много металлургов, машиностроителей, педагогов, врачей начинали свою жизненную школу в классах, где преподавали представители этой династии, и бывшие ученики с большой теплотой и благодарностью вспоминают своих первых учителей".

    Будь это письмо отправлено, наверное, мы бы встретились раньше. Но черновик так и остался у Надежды Ивановны. А встреча все-таки состоялась. Правда, по другому поводу.

    На выставке городского общества "Мемориал" среди фотографий и документов, связанных с жертвами сталинских репрессий печально знаменитого 1937 года, оказались материалы об Иване Киприяновиче Хлопотове. Есть они теперь и в музее горно-металлургического техникума: до 23 сентября 1937 года Хлопотов преподавал здесь химию. А потом имя его вычеркнули из жизни. Тогда это было просто - для тех, кто вычеркивал. А каково тем, кого?..

    - Помню, рано утром часов в шесть нас разбудил настойчивый стук в дверь, -рассказывает Надежда Ивановна Хлопотова. - Пришли двое: один вежливый, другой грубый. Начали обыск. Папа сидел на кровати в белой рубашке, без пиджака и молчал. Мама тоже молчала. Напряженная, гнетущая тишина в доме. Мы, дети, не понимали, что происходит, и, как обычно, собирались в школу. Мне, старшей, тогда было десять лет. Уходя, заметила на белой скатерти обеденного стола бумагу. На ходу прочла: ордер на арест... Почему-то запомнилось: утро солнечное, теплое, во дворе георгины цветут. Был канун выходного дня. Вечером ожидали гостей на семейный праздник - отмечать 12-ю годовщину свадьбы родителей. Потому и дядя Ника, мамин брат, приехал из Средней Азии, он там на селекционной станции работал... Когда я вернулась из школы, папы уже не было. Потом люди рассказывали, как он шел по улице, стройный, подтянутый, заложив по привычке руки за спину, а по бокам те двое. Больше мы его никогда не видели. Примерно через месяц маме разрешили свидание с ним. Но вернулась она оттуда не с доброй вестью: свидания не дали, отца из Тагила увезли. Куда, почему, на сколько? Ответов на эти вопросы мы ждали многие годы. А тогда узнали лишь одно: отныне мы - семья врага народа.

    О людях, как проказой отмеченных этим пугающим клеймом, написано немало. Об их женах и детях теперь тоже многое известно. И вообще, стоит ли ворошить прошлое, ведь безвинно пострадавшие реабилитированы, справедливость восстановлена. Об этом говорил мае читатель по телефону, выражая недоумение публикацией материалов под рубрикой "История в фактах и лицах". Наверное, так думает не он один.

    Может быть, действительно хватит про это? Но вспоминая людей, пришедших на выставку "Мемориала", разговаривая с активистами общества, ведущими поиск бывших репрессированных, встречаясь с детьми и внуками "врагов народа", понимаешь: молчать нельзя.

    Да, многое уже написано и опубликовано. Но одно дело, когда в книге читаешь о них - далеких, лично тебе незнакомых, воспринимаются они несколько отстраненно, больше как литературные герои. Но совсем по-иному представляешь этих людей, когда вот они, рядом, живые и мертвые, когда можно прочесть их письма - не копии, а подлинники, взять в руки вещи, которыми они пользовались, увидеть истертый на сгибах ветхий бланк протокола обыска с небрежной записью карандашом и неразборчивыми подписями исполнителей. Те, кто обыскивал и арестовывал, может быть, и сейчас еще живут среди нас, на заслуженном отдыхе. Как все читают газеты, следят по телевизору за парламентскими дебатами, обсуждают позиции противоборствующих сторон и заметно оживляются, услышав сегодня вскормившие их с юности слова-ярлыки: враг, приспешник, наймит и тому подобные. Неужели снова вернется их время? Неужто опять заработает "вместо сердца пламенный мотор" и пустит в ход гигантскую мясорубку, в которую с миллионами других людей попал и тагильский учитель Иван Киприянович Хлопотов?

Мать Ивана Киприяновича Хлопотова Екатерина Демидовна с учителями и учениками Свято-Троицкой церковно-приходской школы в 1912 году

    Больше полувека прошло. Ученики его успели состариться. Иных уж нет. Но учителя своего помнили всегда - вероятно, яркая была личность, неординарная.

    Н.П. ОНОСОВ: "Иван Киприянович преподавал химию. На первом уроке он несколько глуховатым голосом назвал себя. Худощавый, высокий мужчина лет сорока, одет в военный френч. Человек серьезный. Всегда ровный, спокойный даже в экстремальных ситуациях. Его серьезное отношение и ровная к каждому учащемуся, без панибратства, справедливость при оценке знаний снискали ему уважение всей "паствы". Если большинство преподавателей имели у студентов безобидные клички, то И.К. Хлопотов такой участи избежал".

    Н.И. СУЛИМОВА (ТИТОТВА): "Это был прекрасный человек, высокой культуры. Очень честный и скромный. Все студенты любили Ивана Киприяновича. И он любил своих студентов, мы отвечали ему глубоким уважением. Никогда ни на кого он не повышал голоса. Но знаний требовал. От него мы унаследовали любовь к химии на всю жизнь".

    Е.Ф. СИДОРОВ: "Те, кто учился у Ивана Киприяновича, с благодарностью помнят о нем. Говорю искренне и не потому, что сейчас настало время восстановления добрых имен безвинно уничтоженных, а потому, что Иван Киприянович заслужил добрых слов и уважения при жизни. Когда стало известно о том, что репрессирован И К. Хлопотов, это отозвалось величайшей болью. Все знали, что он честнейший человек, что никакой он не враг народа, что кроме блага для народа он ничего не делал".

    Добрый свет отцова имени согревал и Надежду Ивановну, когда в начале 50-х, окончив политехнический институт в Свердловске, она вернулась в Тагил и пришла работать на Уралвагонзавод. Среди технологов были ученики Хлопотова, и к дочке Ивана Киприяновича относились они с особой сердечностью.

    Надежда с братом Сергеем, пожалуй, единственные в семье, кто изменил фамильному делу. Но гены просветительства проявились и у них. За четверть века работы начальником центральной заводской лаборатории ВМЗ немало молодых металловедов научила Надежда Ивановна тонкостям структурного анализа. Так что по существу и она стала для них учителем. Сергей Иванович, инженер - металлург, всю жизнь отдавший заводу имени Куйбышева, сейчас превращает его в музей, и если ведет экскурсию по заводу - заслушаешься...

    Крепки, видно, учительские корни в этой семье. А уходят они в последние десятилетия прошлого века.

    Люблю смотреть старинные фотографии, вглядываться в лица людей другой эпохи. Они заметно отличаются от нас, сегодняшних. На них какая-то особая печать - времени ли, воспитания, индивидуальности, еще не стертой могучим катком социалистического коллективизма. Но главное, пожалуй, - одухотворенность. Эти лица действительно зеркало души, и по ним можно читать ее прекрасные порывы. А они у российской интеллигенции издавна были обращены к служению добру, к благу народному.

    Не потому ли и Наденька Савина, увлеченная идеями народничества, окончив в Петербурге Высшие женские курсы (знаменитые Бестужевские!), вернулась в родную Самару учительствовать. А за тысячи верст от волжского города молодая тагильчанка Екатерина Хлопотова, оставшись с двумя малыми детьми вдовой разорившегося купца, не пошла по торговой части, а выбрала ту же учительскую стезю. Не раз встречавшаяся с Маминым-Сибиряком, вхожая в круг людей, ставших прототипами литературных героев его романа "Горное гнездо", она балам и развлечениям предпочла жизнь трудовую и трудную. К 1912 году ее знали в Тагиле как начальницу Свято-Троицкой церковно-приходской школы.

    А сошлись судьбы этих двух учительниц уже после революции и гражданской войны, когда встретились и полюбили друг друга их дети, Иван Киприянович и Кира. Сергеевна.

    Он к тому времени успел побыть студентом Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии в Москве, пройти боевое крещение на фронтах первой мировой воины, стать "красным командиром на гражданской, а вернувшись в родной Тагил, пошел учить детей сначала в школе, потом в техникуме. Она, приехав на Урал с матерью в 1918-м, начинала сельской учительницей в Серебрянке. Дальше - школа-коммуна в Тагиле, курсы ликбеза на заводе "Механик"... С 1938 года работала в средней школе № 23. И так тридцать с лишним лет без перерыва - с учительским портфелем и ученическими тетрадями. Даже в самые страшные, горькие дни, когда муж был объявлен "врагом народа".

    - Жили мы бедно и трудно. Но мама держалась мужественно, с достоинством. В школе ее любили и уважали. Это был очень интересный человек и прекрасный собеседник. Хорошо знала литературу, музыку - сама пела и играла на фортепьяно. Весь облик интеллигентного человека привлекал к ней и взрослых, и детей. А детей она очень любила. Помню, привела как-то в дом трех беспризорных мальчишек лет десяти - одиннадцати. Их накормили, обогрели у печки, оставили ночевать. Она часто давала открытые уроки для учителей. Ее даже к ордену Ленина представили. Но так и не получила его - дали медаль. Начальство, видимо, рассудило, что такой чести не может быть удостоена жена "врага народа".

    Пытаюсь представить, как, обучая малышей грамоте, Кира Сергеевна писала на классной доске общепринятое: "Товарищ Сталин - наш вождь и учитель". Может быть, не писала? Дома, во всяком случае, об этом не говорилось. Не разговаривала с детьми и об Отце. А вот фотографии, документы его хранила, даже тот недоброй памяти протокол обыска, предшествовавший аресту. Детей же учила верить в добро. Наверное, знала: придет когда-нибудь светлый день, и дети - свои и чужие - должны войти в него с чистой душой и открытым сердцем, не держа зла за прошлое... Она была учителем не только по записи в анкетной графе.

    Возможно, потому и выросла со временем семья Хлопотовых в учительскую династию, общий стаж которой больше 150 лет. Не одна дочь Людмила, но и жена сына, внуки пошли той же дорогой. Сейчас уже правнучка - студентка пединститута.

    У Надежды Ивановны в ее домашнем архиве есть "досье" на каждого из них. Теперь она старшая в семье, и кому как не ей быть главным хранителем фамильных ценностей. Только в каратах, в рублях, иностранной валюте их не измеришь. Тут другое богатство и другой счет.

    - Будь отец сейчас с нами, порадовался бы. Улыбнулся бы, как обычно, сдержанно и сказал: "Вы у меня молодцы".

    Но не улыбнется и не скажет. Мертвые не возвращаются. Хотя с того сентябрьского утра 1937 года семья в тайне надеялась на чудо.

    Десять лет спустя Надежда предприняла рискованную по тем временам попытку: послала письмо-запрос о судьбе отца в Свердловское управление НКВД. В ответ получила повестку: явиться в такой-то день и час в указанный кабинет. Явилась. Но информацию получила туманную: "Если жив, то вернется".

    Ждали еще десять лет. В 1957-м, когда и культ личности уже был разоблачен публично, и реабилитация шла полным ходом, Кира Сергеевна увидела наконец-то свидетельство о смерти мужа. Первый официальный документ, он приоткрыл многолетний заговор молчания: "Умер 19 декабря 1941 года, причина смерти - крупозное воспаление легких". А еще через полгода появилась и справка за подписью председателя Военного трибунала Уральского военного округа полковника юстиции М. Вербовика. Горько было читать сухие казенные строки: "Постановление от 16 ноября 1937 года в отношении Хлопотова И.К. отменено и дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления".

    Так через 20 лет Хлопотовы все же узнали правду. Впрочем, нет. До полной правды надо было прожить еще долгих 33 года. Жена не дожила. Так и ушла из жизни Кира Сергеевна, не зная, в чем обвиняли мужа, как кончил он свои дни, где похоронен. Последняя точка в этой истории была поставлена всего лишь четыре месяца назад, в январе нынешнего года.

    "В ходе следствия Ваш отец был обвинен в том, что он являлся участником повстанческой организации и по постановлению Тройки при УНКВД по Свердловской области был расстрелян 20 ноября 1937 в городе Свердловске. Свидетельство о смерти будет Вам выдано Нижнетагильским горзагсом, куда нами направлено соответствующее извещение. Место захоронения жертв репрессий находится на 12 км автодороги Свердловск - Первоуральск с правой стороны по ходу движения.." Такой ответ от зам. начальника подразделения УКГБ Л.А. Плотникова, получила на свой новый запрос старшая дочь Ивана Киприяновича. А следом - и новое свидетельство о смерти отца. Уже второе. В отличие от первого оно хоть и поздно, но открыло истину.

    Сейчас они оба передо мной. При сравнении вывод напрашивается неутешительный: оказывается, безнаказанно лгать можно было даже в документе о посмертной реабилитации

    Мертвые сраму не имут. А живые?.. Те, кто составлял задним числом "липовое" утешение родственникам в 1957-м или сочинял донос с клеветой на честного человека в 1937-м, вершил скорый неправедный суд, отправляя безвинного на расстрел. Хотя живы ли они еще? Ведь их время кончилось, хочется думать, навсегда. А новое - расчищает дорогу совсем другим людям.

    ...Я шла к Хлопотовым. На лестнице меня обогнала стройная девушка, по виду подросток, в джинсах и спортивной куртке. Потом выяснилось: это внучка Надежды Ивановны, Кира Бараева. Ей восемнадцать лет. Она студентка худграфа. Любит живопись, играет на фортепьяно. Общительна, доброжелательна и открыта. Названная в честь прабабушки, она чем-то неуловимо похожа на молодую Киру Сергеевну с любительских фотоснимков в семейном альбоме. Иные прическа, одежда, черты лица, но та же в нем одухотворенность и глаза - как зеркало души.

А. ЕГОРОВА.

    На снимках: Иван Киприянович Хлопотов. Его мать Екатерина Демидовна с учителями и учениками Свято-Троицкой церковно-приходской школы в 1912 году.

    Фото из семейного архива.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 03.05.1991.

Главная страница