Интервью в кочегарке
Более полувека длилась моя жизнь в газете. Самое интересное в профессии журналиста – многообразное, непрерывное общение. Каждая история жизни, каждое событие несут в себе приметы времени. Иные человеческие судьбы удивительны – ни один романист такого не сочинит. Да вот хотя бы эта...
Шло лето 1993 года. Редакционная машина неслась по широкой лесной дороге в сторону следственного изолятора, что за рудником имени III Интернационала. Мне предстояло встретиться с необычным зеком – бывшим первым заместителем министра внутренних дел бывшего СССР, бывшим генерал-полковником. С зятем Брежнева.
По двору, безупречно чистому, но абсолютно лишенному зелени, в полном молчании проходят бритоголовые люди – руки назад – в сопровождении охранников. Не среди них ли ОН? Но охраняющий меня высокий чин, начальник изолятора, словно угадав немой вопрос, говорит: "Чурбанова тут нет. Он работает в кочегарке. Пройдемте туда". По дороге начальник изолятора, между прочим, рассказал, что Чурбанов вместе с тремя другими осужденными в короткий срок полностью отремонтировал котельную. Дескать, хоть в министрах походил, но не белоручка....
Навстречу нам шагнул высокий широкоплечий человек. Чист, подтянут, и легко в нем угадать бывшего красавца.
Но вот на контакт шел плохо.
За меня, однако, просил начальник изолятора, и он в конце концов сдался.
– Надеюсь, – криво усмехнувшись, сказал он, – вы не сообщите своим читателям, что я намерен кончить жизнь самоубийством?
Я с молчаливым удивлением взглянула на него.
– Да-да, в петлю меня толкали. Некий журналист Д. в газете "Совершенно секретно" опубликовал свой опус "Тысяча дней с Гдляном", где открытым текстом писал об этом. Следователи откровенно намекали, что это для меня был бы лучший выход из положения.
– Могли бы вы высказаться более откровенно?
– Хорошо, но не все, что я скажу, следует публиковать, еще не время. Так называемое "кремлевско-узбекское дело", по которому я прохожу, превращено следователями – конечно же, по указке Политбюро ЦК – в грандиозный политический спектакль, долженствующий показать, как плоха была прежняя власть и какие идеальные государственные люди взяли ее ныне. Между прочим, я обратился с устной просьбой о встрече с председателем КГБ СССР генералом В.М. Чебриковым. До сих пор удивляюсь, что моя просьба была исполнена. Чебрикову я ни на что не жаловался, только спросил: "Виктор Михайлович, вы меня знаете, я вас знаю, скажите честно – кому и зачем понадобился весь этот спектакль? Что происходит?" Чебриков, глядя мне прямо в глаза, спокойно ответил: "Ваш арест обсуждался на Политбюро". И эдак выразительно на меня посмотрел. Тут я все понял. Вовсе не прокуратура СССР, а Политбюро во главе с Горбачевым решило, быть мне заключенным или не быть.
Уже после вынесения приговора, когда я находился в ИТК-13 в Нижнем Тагиле, мне стало известно, что и оба варианта судебного решения подсказаны сверху. По первому – меня должны были расстрелять, а по второму, на котором настаивал государственный обвинитель, – посадить на 15 лет. Каким-то образом "вытанцевался" третий вариант – двенадцать лет заключения. Взятки я не брал, на суде эти обвинения были подчистую разбиты, ничем и никем не подтвердились. Но все же было ясно, что любое сопротивление с моей стороны не имеет смысла, ибо мой арест – заранее спланированная политическая акция. Судить собирались меня. Это был суд над периодом правления Брежнева, над ним самим. Такими действиями начиналась перестройка. Как многое тогда провозглашалось!
– Но почему вы, Юрий Михайлович, попали в такое положение?
– Благодаря вашим коллегам. Чего только не плели столичные газетчики, чего только не выдумывали. Обо мне так и писали: неграмотный мужик, пролез в родню генсека.
– А все-таки, как получилось, что вы оказались в ближайших родственниках Брежнева? Я не из женского любопытства...
– Ох, господи. Да очень просто. Я был молодым, как все мужики, неравнодушным к прекрасному полу. В один из январских вечеров в 1972 году зашел с товарищем в ресторан поужинать. Там в глубине зала увидели знакомых. Подошли, присели, и нас познакомили с теми, кого мы до сих пор не знали, в том числе – с интересной молодой женщиной, простой и веселой, которая представилась весьма скромно: "Галина". Я и понятия не имел, что это дочь Брежнева. Она много позже сказала мне об этом, когда мы уже решили пожениться.
Юрий Михайлович Чурбанов с женой Галиной Леонидовной
Кстати, не был я неграмотным, к тому времени окончил философский факультет МГУ и находился на довольно высокой должности. Возможности свои знал, был честолюбив и, конечно же, хотел чего-то в жизни добиться. Звание генерала я получил не сразу, как расписался с Галиной, а года через три, уже по результатам работы. Не скрою, вились вокруг меня люди, которые из холуйских соображений обращались не только к министру внутренних дел Щелокову, но и к самому Брежневу с просьбой присвоить звание. Как-то на даче Леонид Ильич сердито взглянул на меня из-под своих знаменитых бровей и буркнул: "Тебе что, генерала приспичило?"
Я опешил и поинтересовался, в чем дело. Оказывается, опять ходоки допекли. Брежнев, однако, в том разговоре дал мне понять, что генеральские погоны надо заслужить – заработать.
Заместителем министра внутренних дел меня назначили в 1976 году, а первым заместителем я стал лишь в 1979-м. Хочу заметить, что органы внутренних дел в те годы имели очень высокую раскрываемость преступлений по линии уголовного розыска.
– Значит не таким уж плохим министром был Щелоков, покончивший жизнь самоубийством на первых шагах перестройки?
– Это действительно был министр! Человек самостоятельный, очень энергичный, умный, он много работал, желая глубоко изучить корни преступности в стране. При нем органы внутренних дел довольно прочно встали на ноги. Люди, пришедшие на смену Щелокову, оказались гораздо ниже его в профессиональном отношении. Федорчук, сидевший в министерском кресле года три... После Федорчука в кресло министра сел тот самый Власов, который впоследствии "руководил" Россией. Затем один за другим на этот пост поднимались Бакатин, Пуго. Что они сделали конкретного для развития службы? Увы, об этом свидетельствовала ухудшающаяся криминогенная обстановка в стране. Скажу о Леониде Ильиче. Он прилетал на отдых вначале в Симферополь, а затем, когда позволяло здоровье, сам садился за руль автомашины – к неудовольствию охраны – и ехал на государственную дачу в район Ялты, что рядом с домом отдыха "Пограничник". На втором этаже была столовая, рабочий кабинет и спальня, да еще две-три комнаты и маленький кинозал. На первом этаже тоже несколько небольших спальных комнат для гостей и семьи. К морю добирались пешком, никаких лифтов для этих целей не было. О строительстве новой дачи Брежнев и слушать не хотел – жалел государственные деньги. А в Москве Брежневы имели квартиру на Кутузовском проспекте – это пять-шесть комнат с обычной планировкой, за окнами шумит московская жизнь. Леонид Ильич имел хорошо обставленный, но совсем крошечный кабинет на даче. Можно ли это сравнивать с горбачевскими апартаментами в Форосе, где имела место роскошь в императорском духе?
– А сколько анекдотов ходит о Леониде Ильиче, о негодном стиле брежневского руководства...
– До своей серьезной болезни Брежнев работал продуктивно. Домой приезжал не раньше 10-11 часов вечера, прочитывал и просматривал все газеты. Между дачей и Кремлем регулярно работала фельдсвязь. Важные деловые бумаги поступали на подпись Леониду Ильичу и поздно вечером, и рано утром. Его работоспособность понизилась в последние годы – это верно. Тогда Леонид Ильич был уже серьезно болен. И награды он любил, радовался им, но тут уж работало окружение, оно и ставило стареющего генсека в двусмысленное положение. А по характеру он был очень живым и эмоциональным человеком, мягким, щедрым, с чувством юмора. Кстати, Галина унаследовала не только внешность отца, но и его характер.
– Но, судя по всему, вы в известной степени остаетесь политической фигурой. Следователь Гдлян в телевизионном выступлении ссылался на "узбекское" дело...
– Оба они с Ивановым теперь кумиры толпы. Как они оба желали доказать свою верность делу перестройки и лично Горбачеву. Гдлян хвалился, что его инструктирует чуть ли не сам Михаил Сергеевич, и все время ссылался на "Большой дом", куда они вхожи в любое время суток и в любой кабинет. Честно говоря, я думаю, что когда Гдлян и Иванов только начинали знакомиться с положением дел в Узбекистане, они работали достаточно добросовестно и действительно что-то находили, раскрывали преступления. Ни в одной цивилизованной стране мира даже с обычным человеком не делают того, что они творили со мной, генерал-полковником, в то время еще не лишенным высокого звания. Кстати, Гдлян не скрывал, что судить будут не столько меня, сколько память бывшего генсека. Этому было все подчинено. Как-то он разоткровенничался: "Если бы вы не были зятем, вы бы нас ничуть не интересовали".
– Юрий Михайлович, вы испытали на себе и клевету, и предательство. Что думаете о людях вообще?
– Отвернулись от меня многие, в том числе и те, кто клялись в вечной дружбе и преданности. Остались самые верные, например, мои бывшие водители Сергей Белов и Николай Каплун. Никогда не подозревал, что в лице этих скромных людей найду такую преданность. И в заключении я встречал разных людей, как и на воле. Видел и добрые порывы у несчастных зеков... Все эти годы я получал много писем от совершенно мне незнакомых людей – разных профессий, разного социального положения. Они верили в мою невиновность. Некоторые приглашали после освобождения приехать к ним в гости, подлечиться. Как грели меня эти письма. Сидеть мне еще семь лет. Когда выйду на волю, буду уже пожилым человеком – 62-летним. Думаю, что сумею себя прокормить.
...Он вышел гораздо раньше, в конце того самого лета, когда я брала у него интервью в тюремной кочегарке. И сразу же очутился в центре внимания столичных журналистов. Лавина звонков обрушилась на пресс-службу МВД России в связи с досрочным освобождением из мест лишения свободы бывшего первого заместителя министра внутренних дел СССР Юрия Чурбанова, осужденного в 1987 году. Электронная версия historyntagil.ru. Он был помилован указом президента России. Все жаждали его видеть, взять у него интервью. От коммерческих фирм последовала масса предложений по устройству на работу. Начальник центра общественных связей МВД России Владимир Ворожцов отбивался от всех и в конце концов устроил брифинг, на котором заявил: "Обращайтесь не ко мне, а лично к Чурбанову, ведь он уже является свободным гражданином".
Мне рассказал об этом начальник изолятора, следивший за судьбой бывшего знаменитого зека. Потом была почти десятилетняя тишина вокруг этого имени. Видимо, Чурбанов сдержал свое слово – быть подальше от прессы. Я тоже хочу сдержать свое слово: предала гласности то из нашей давней беседы, что тогда осталось за кадром.
Тамара БАГАУТДИНОВА, ветеран тагильской журналистики.
Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 13.05.2011.